- Не так уж много, Борис Алексеевич!

Финны, чувствуя свою обречённость, цеплялись за каждый камень. Отступая, они, как бешеные волки, метались по окопам, ища места, где можно было бы понадёжнее укрыться от «бешеного огня русских», но их настигали меткие пули наших бойцов. Наконец рано утром 21 июля командарм 32-й генерал Гореленко вышел на связь раньше других.

   - Товарищ командующий, мои войска на государственной границе СССР! - доложил он Мерецкову.

Слышимость была хорошей, несмотря на плохую погоду, и голос у командарма был звонкий, даже не верилось, что он устал за дни напряжённых боев.

   - Филипп Данилович, я рад тебя слышать, - громко отозвался Кирилл Афанасьевич. - На границе стой, понял? Я сейчас дам знать в Ставку. Потери у тебя большие?

   - Нет, раненые, правда, есть, но мы их сразу отправляем в глубокий тыл, в госпиталь. А как же без потерь, товарищ генерал армии? Финны не хуже немцев сражаются, как кроты зарылись в землю, и попробуй с ходу выкури их. Потому без потерь тут не обойтись, как ни старайся...

Мерецков присел к столу, взял ручку и написал короткий текст: «Верховному Главнокомандующему. Войска 32-й армии генерала Гореленко вышли к государственной границе СССР. Прошу ваших указаний». Кирилл Афанасьевич подозвал к себе начальника штаба.

   - Срочно передать по «бодо» в Ставку!

«Кажется, теперь финны попросят у нас перемирия! - подумал Мерецков, - иначе и быть не может. Карельский перешеек они потеряли, и войска Ленинградского фронта вплотную угрожают району за Выборгом. Да и Карельский фронт вышел к государственной границе СССР. До Хельсинки рукой подать». Позже стало известно, что и в самой Финляндии произошёл политический «взрыв» - президент Финляндии Рюти ушёл в отставку, - и 25 августа финны запросили советское правительство об условиях перемирия. В это время Мерецков получил ответ на свой запрос. Ставка приказала: «Войскам стоять на границе и ждать дальнейших указаний». Депешу подписал начальник Генштаба маршал Василевский. 5 сентября боевые действия на южном фланге Карельского фронта были прекращены.

Мерецков проводил в штабе совещание, когда вручили ему телеграмму. Кирилл Афанасьевич вслух прочёл:

   - «Вам немедленно прибыть в Ставку. Сталин».

Лететь пришлось недолго, хотя всё небо заволокли дождевые тучи. «Дуглас» командующего легко приземлился на Центральном московском аэродроме. «Коль депешу подписал Сталин, сразу же поеду в Кремль», - рассудил Кирилл Афанасьевич.

Сталин встретил его возгласом:

   - Уже прибыли? Быстро вы, однако. Проходите к столу и садитесь. - Он кивнул на кресло. - Как там у вас, финны не бряцают оружием?

   - Пока перемирие они соблюдают, - ответил Мерецков. - А смогут ли они разоружить немецкие дивизии, я сомневаюсь.

   - Потому-то вам надлежит держать палец на крючке, - предупредил Верховный. - Ну а вызвал я вас вот зачем. Операцию в Южной Карелии вы завершили, теперь же без раскачки готовьте войска, чтобы разгромить гитлеровцев на Крайнем Севере. Поскорее перебрасывайте временное полевое управление в Кандалакшу. Туда же направьте некоторые соединения 7-й армии. - Верховный с минуту помолчал. В это время зазвонил телефон ВЧ. Это был маршал Жуков. - Как развиваются события в Болгарии? - спросил у него Сталин. - Маршал Толбухин начал боевые действия?.. Говорите, идёт братание наших бойцов и командиров с болгарами? Так это замечательно!.. Нет-нет, разоружать болгарские войска не надо, всё оружие оставьте при них, так и скажите маршалу Толбухину. Как видите, - продолжил Сталин, - Георгий Димитров был прав, когда уверял вас, что болгарские солдаты и офицеры не поднимут оружие против Красной Армии, а встретят советских бойцов хлебом-солью, по старому славянскому обычаю... Да-да, вы правы, товарищ Жуков, теперь в Болгарии созданы все условия, чтобы свергнуть царское правительство Багрянова и установить власть Народно-освободительного фронта... Хорошо, товарищ Жуков, действуйте так, как мы с вами условились. Нет, пока оставайтесь у маршала Толбухина, а в конце сентября вернётесь в Ставку. До свидания!

Мерецков понял, что доклад Жукова обрадовал Сталина.

   - Так на чём мы с вами остановились? - спросил он Кирилла Афанасьевича.

   - О задачах Карельского фронта по разгрому врага в Заполярье.

   - Вот-вот, разгромить немцев на мурманском направлении. Как, по-вашему, операция будет трудной?

Оба некоторое время обсуждали проблему подготовки операции на Крайнем Севере. Судя по тому, что Верховный то и дело бросал реплики по ходу беседы, приводил на память изречения Суворова и Наполеона, он был доволен и все предложения Кирилла Афанасьевича одобрил. Теперь ему следовало всё обобщить и свой вариант прислать в Ставку.

   - Беритесь за это дело серьёзно, с учётом политического фактора, - подчеркнул Сталин. - Знаете, я очень устал, - неожиданно сказал он. - Приглашаю вас отобедать со мной, там мы продолжим нашу беседу. Не возражаете?

   - Я согласен.

Улетал Мерецков в Беломорск, где всё ещё находился штаб фронта, поздним вечером. Осенний день угасал, солнце убежало за горизонт, чтобы хоть немного отдохнуть, а наутро снова взойти на небосклон и всех одарить своими живительными лучами. У Кирилла Афанасьевича было хорошее настроение. Впервые ему довелось так долго, с глазу на глаз, беседовать с вождём по многим военным проблемам, и отрадно, что ни один из его тезисов по стратегии и тактике нынешней войны тот не только не опроверг, но даже не поставил под сомнение. Казалось, что наконец-то он нашёл общий язык с Верховным. Но его ждало разочарование.

7 сентября на КП фронта позвонил командарм 26-й генерал Сквирский и сообщил, что 18-й горнострелковый корпус немцев начал отходить с ухтимского направления.

   - Немедленно преследуйте врага! - приказал генералу Мерецков, выслушав его.

Днём раньше командарму 19-й генералу Козлову был отдан приказ: «Приступить к выдвижению основных сил обходящей группировки в тыл З6-го вражеского армейского корпуса». За это время войска генерала Козлова совершили почти стокилометровый марш-бросок на пересечённой местности, и в ночь на 12 сентября 19-я армия внезапно для противника, далеко обойдя его укреплённые позиции, перерезала его коммуникации. В пять утра на рассвете генерал Козлов доложил об этом Мерецкову.

   - Мои войска оседлали дорогу в районе Кайралы и вышли в тыл немецкому корпусу! - весело прозвучал в трубке голос генерала.

Не теряя времени, Мерецков тут же сообщил об этом в Генштаб генералу Антонову. Тот, уточнив некоторые детали окружения немецкого 36-го корпуса, сказал:

   - Вас понял, ждите распоряжения.

Мерецков стоял растерянный. Ему было непонятно, почему Антонов не отдал приказ уничтожить окружённого противника? Что его смутило? «Ждите распоряжения...» Уже прошёл почти час, а Антонов не давал о себе знать. Начальник штаба генерал Крутиков, назначенный недавно на эту должность по предложению Мерецкова, заметил, как волнуется комфронтом, как ему не терпится услышать звонок телефона, от которого тот не отходит, всё время о чём-то размышляя. Увидев немой вопрос в глазах Крутикова, Кирилл Афанасьевич вдруг признался ему:

   - У меня сосёт под ложечкой, Алексей Николаевич, я так и не понял, почему нужно ждать каких-то указаний, когда окружённого врага надо уничтожать, тем более если он не сдаётся?

В разговор вступил член Военного совета генерал Штыков. Он заявил комфронтом, что не следовало информировать Генштаб об окружении вражеского корпуса, надо было уничтожить его, а уж потом рапортовать.

Мерецков опешил.

   - Как это не следовало информировать Генштаб? Ты, Терентий Фомич, партизанщину мне не навязывай. Мы же не полк окружили, а целый корпус! На его уничтожение потребуется не менее двух армий, а без ведома Ставки я не могу взять их из состава моего фронта. Эти две армии должна дать Ставка.

Генерал Штыков заметно смутился, даже опустил глаза, но вновь заявил, что, будь он командующим фронтом, так бы и поступил. Кирилл Афанасьевич хотел было ему возразить, но в это время связист принёс телеграмму из Ставки за подписью генерала Антонова. Мерецков прочёл её вслух: