Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Я должен ехать на второй спецкомбинат, — крикнул ему Петросян. — Если хотите…

Вдоль неровной скалистой стены он быстро пошел к выходу, и Лезгинов заспешил следом.

Спецкомбинат № 2 поразил обширностью подземных залов. Здесь тоже было шумно, но не так, как в штольнях Спецкомбината № 1, поскольку рабочие, точнее, сплошь работницы, имели здесь дело не с металлом, а в основном с тканями, нитками, ватой и прочими материалами, из которых шились нательные рубахи и кальсоны, шапки и ватные телогрейки, рукавицы, подшлемники и все такое, без чего, как и без боеприпасов, бойцам в окопах не обойтись.

Не успел Лезгинов оглядеться, как его и Петросяна окружила небольшая, но весьма крикливая толпа женщин, о чем-то вразнобой рассказывающих, что-то требующих.

— Все сразу мне не понять, — улыбнулся Петросян. — Давайте по очереди.

— А чего по очереди, у нас одно дело! — выкрикнула молодая женщина с ямочками на круглых щеках, каким-то образом сохранившая довоенную упитанность. — Два дня как подарки собрали, а отвезти не на чем. Давайте машину.

— Куда вы их хотите отвезти?

— Как куда? На фронт.

— Так ведь нельзя же ехать лишь бы куда.

— А вот товарищ военный проводит. — Она ожгла Лезгинова черными озорными глазами, и старший политрук покраснел.

— У товарища срочное задание…

— Я могу узнать, — неожиданно предложил Лезгинов. — У вас тут телефон есть?

— Телефон-то есть…

Женщина бесцеремонно подхватила его под руку, потащила в глубину штольни. Через минуту втолкнула в конурку, вырезанную в сплошном известняке, такую крохотную, что в ней, кроме стола да двух стульев, ничего больше не помещалось. А на столе чернел телефонный аппарат, довоенный, мирный, каких Лезгинов давно не видел.

Что в Севастополе действовало всегда и безотказно, так это связь. Еще до войны в скалах были проложены кабельные линии, к которым уже в последние месяцы были подключены многие ответвления, тоже проложенные под землей. Линии были закольцованы так, что если взрывом бомбы рвало какую-то из них, то через другие все равно можно было связаться с любым пунктом. В штабе армии, да и у них, в политотделе, располагавшемся отдельно, не раз вспоминали добрым словом флотских связистов. И теперь Лезгинов без труда разыскал Бочарова, доложил о том, где он и что делает, и попросил разрешения отправиться с делегацией женщин в одну из частей.

— Я один тут военный, им больше некому помочь, — вдруг начал он оправдываться. Взглянул на женщину и отвел глаза, снова почувствовав, что краснеет.

— Что ты умолк? — сразу насторожился Бочаров.

— Я думаю… это не помешает моему заданию.

— Не помешает или поможет?

— Поможет.

— Вот так и определяй. Увереннее. Куда они хотят поехать?

— Им все равно.

— Сейчас, подожди минуту.

Лезгинов слышал, как начальник политотдела разговаривал с нем-то, убеждал принять делегацию работниц. «Как это негде принять? Я ведь могу и другим предложить, примут с радостью… Ну то-то же. Ждите…»

— Ну вот, поезжай к артиллеристам, все-таки в тылу. Не в окопы же их.

— Они готовы и в окопы.

— Мало ли что готовы. Немцы хоть и притихли, а все настороже. Забросают минами, что тогда?…

«Эмку» Петросяна, которую он разрешил взять на один час, до отказа забили ящичками, мешочками, свертками, перевязанными веревочками и бог знает откуда взявшимися довоенными шелковыми лентами. Спохватились, что делегацию, которую собирались послать на фронт вручать подарки, сажать уже некуда, и решили, что с подарками управится одна — та самая, понравившаяся Лезгинову женщина с ямочками на пухлых щеках. Она втиснулась на заднее сидение, усевшись прямо на эти свертки, простецки толкнула шофера в плечо:

— Поехали.

Лезгинов оглянулся. Пухлые щечки были совсем близко.

— Как звать тебя, красавица? — стараясь придать голосу снисходительный оттенок, спросил он.

Она засмеялась.

— Мария, а что?

— Как это — что? На фронт едем, надо знать…

— Что знать? С кем погибать придется?

— Зачем погибать?

— Да уж погиб бы… не знаю, как тебя величать…

— Николаем… Старший политрук Лезгинов, — спохватившись, поправился он.

— Вроде старшего лейтенанта что ли?

— Чего это я погиб бы? — не отвечая на вопрос, спросил он, почувствовав в словах ее какую-то волнующую тайну.

Она снова засмеялась, радостно, с вызовом.

— Да уж погиб бы, — повторила, — встреться ты мне до войны.

— Веселая! — то ли удовлетворенно, то ли осуждающе сказал шофер. — В полку будут довольны…

Он оглянулся, вдруг резко вывернул руль влево, потом вправо, отчего веселая Мария ткнулась пухлой щечкой в ухо Лезгинову.

— Этак мы и не доедем, — сказала она все тем же волнующим зазывающим тоном.

— А ты думала, барышня, по бульвару едем? Тут ведь воронки.

— Воронки — не взрывы, — сказал Лезгинов, косясь на близко склонившееся к нему лицо Марии. — Вот если обстрел, тогда плохо.

— Да что вы говорите?! — дурашливо воскликнула она. — А мы-то обстрела и не видели ни разу. Живем в глубоком тылу, как у Христа за пазухой.

— Веселая! — восхищенно сказал шофер, теперь уже не оборачиваясь, не отрывая взгляда от дороги.

А дорога была и не поймешь какая — то громадные камни возникали за стеклом, мокрым от снежной мороси, то тусклые пятна воды в старых неглубоких воронках, то еще и не укатанная россыпь щебня от недавних взрывов. «Эмка» визжала лысыми шинами, но все везла, не останавливалась. И наконец подъехала к небольшому домику с забитыми как попало окнами и наполовину сорванной крышей. От домика бежал к машине человек в ватнике и плащ-палатке, накинутой поверх, — не поймешь, кто по званию.

— А мы вас ждем! — радостно сообщил он, козырнув вылезающему из машины Лезгинову, заглянул внутрь и вдруг бросился открывать заднюю дверцу.

Они стояли друг против друга, не обнимались, не целовались, только улыбались, обмениваясь пустыми репликами, по чему Лезгинов понял, что это не муж встретился с женой, не жених с невестой — просто знакомые.

— Это вы?!

— Это я!

— Помните брют? Которым вы меня угощали?

— Как же, помню.

— А я вас искал.

— Меня или брют?

— Ходил к домику, а домика нет.

— Бомба попала. Разнесло вместе с брютом.

— Жаль.

— Дом или брют?…

— Товарищ… — Лезгинов решил прервать этот, как ему казалось, пустой разговор. — Не знаю, как вас…

— Старшина Потушаев, — небрежно козырнул он и, осторожно взяв за локоток, повел Марию к домику.

— Товарищ старшина! — рассердился Лезгинов. Ему вдруг стало очень обидно. Мало того, что разомлел перед этой пышечкой, так теперь еще какой-то старшина себе позволяет. — Помогите разгрузить машину.

— Будет сделано! — даже не обернувшись, крикнул старшина.

И тотчас из домика выскочили два бойца, забегали, хватая свертки, от настежь раскрытой двери и обратно.

В домике, как оказалось, было все приготовлено к встрече. На столе горели два фитиля в гильзах и четыре немецкие плоские свечки, так что и сразу после улицы Лезгинов разглядел расставленные скамьи, ящики, нескольких бойцов, чинно сидевших у стены.

— Командиры здесь есть? — с вызовом спросил Лезгинов, обращаясь к старшине, устроившемуся вместе с Марией в самом дальнем углу.

— Сейчас комиссар придет. И люди будут, — отозвался из угла старшина. — Да вы не беспокойтесь, товарищ старший политрук, все будет, как надо.

Но успокоиться Лезгинов не мог, вышел на улицу и тотчас вернулся: слякотно было на улице, неуютно. Подумалось, что зря он напросился в эту поездку. Рассчитывал поговорить с Марией, пооткровенничать: откровенность собеседника — это ведь первое дело во всякой политработе. В глубине сознания зрел ехидный вопрос: «Не о трудовых делах тебе хотелось с ней пооткровенничать, а вообще», — но он мысленно отгонял его. Лезгинов был уверен в эту минуту, что руководили им только интересы дела. Он был еще очень молод, старший политрук, и не умел строго спрашивать с себя.

62
{"b":"430847","o":1}