— Не склад, к сожалению, — сказал Найденов, когда они возвратились к группе.
— Ничего, — Семенов раскрыл планшетку, пометил на карте место расположения танков. — Такие разведданные тоже не даром даются. Да и рано быть складу. До него дай бог добраться следующей ночью.
День они отлеживались в кустарнике, плотно устлавшем дно неглубокой балки. С рассветом поняли, что место выбрали не самое удачное, — неподалеку слышался шум моторов, звучали команды. Но перебираться куда-либо было уже поздно, приходилось лежать, приготовив оружие, опасаясь, чтобы какой-нибудь немец не полез в кусты по нужде.
Вероятно, их выручил дождь, измочивший все вокруг, и вскоре разведчики, поверив в надежность своего укрытия, крепко уснули. И только Потушаев не спал, лежал, прислушивался к голосам на дороге, стараясь понять, о чем кричат немцы, по звуку считая проходившие автомашины, бронетранспортеры, танки. Транспорта было немного: немцы предпочитали не ездить днем, опасаясь точных залпов дальнобойных севастопольских батарей.
Только к середине следующей ночи разведчики выбрались в нужный район, исчертив по пути карту многочисленными пометками, радуясь каждой из них, понимая, что даже в случае неудачи со складом, они вернутся не с пустыми руками.
Однако район — не точка. Долго они бродили по лесу, останавливаясь время от времени, вслушиваясь в ночь. Перед рассветом решили выйти к дороге, на которой иногда слышался гул машин, и понаблюдать. Машины натужно урчали моторами, по чему можно было заключить о тяжелом грузе. Но что это за груз и куда идут машины, можно было только гадать.
— Взять бы языка, — мечтательно произнес Кулешов.
— Ага, и этим сообщить немцам, что мы тут.
Решили пройти вдоль дороги. И наткнулись на телефонный провод. Через несколько минут, воткнув иголки в провод, Потушаев слушал далекое переругивание связистов. Вдруг он насторожился и подозвал командира.
— Склад на проводе…
— С какой стороны?
— С той. — Он уверенно показал в кусты.
— Почему так считаешь?
— В машинах, идущих в ту сторону, больше груза.
Бывают на фронте удачи, когда хочется верить в чудесное стечение обстоятельств. Но фронтовое счастье изменчиво. Надо было торопится. Держась за провод, как за путеводную нить, они быстро добрались до колючего заграждения. И еще до того, как совсем рассвело, разведали подходы к складу, систему охраны. Утешительного было мало. Огромное пространство леса за двойным проволочным забором с гладкой проволокой посередине — для собак, спускавшихся ночью. Вышки с часовыми через каждые сто метров.
Днем, забравшись в чащобу, разведчики обсуждали план действий на следующую ночь.
— Перестрелять часовых и собак, завязать бой, а кому-то — бегом к складу, — предложил Звонковой.
Предложение было отвергнуто не потому, что грозило гибелью всей группы. Оно не сулило верного успеха.
— Есть идея, — сказал Найденов. — Надо ночью вскочить в кузов одной из машин, въехать на территорию склада и там поджечь машину. От детонации взорвется все.
— А если машина не подъедет к штабелю со снарядами, а остановится далеко от них?
— Значит, надо въехать на двух машинах. Для верности.
Помолчали. План был прост, эффективен и… страшен. Это понимали все и не терзали душу разговорами об опасности.
— А потом? — не выдержал Кулешов.
— Потом задача будет выполнена.
Все повернулись к командиру — решай. Но Семенов молчал.
— Я пойду, — сказал Найденов.
— Да все готовы! — горячо воскликнул Звонковой. Командир поднялся с камня, поправил ватник под мокрым брезентовым ремнем.
— Вопрос не в том, кто из нас самоотверженнее, а кто вернее выполнит задачу.
— Пожалуй, я, — сказал Потушаев, — Кто знает, может мое хилое знание языка и пригодится.
— Ты в этом деле новичок.
— Умереть и новичок может.
— Вот-вот. А там не о своей жизни-смерти надо думать…
— Я пойду, — повторил Найденов.
— Хорошо, — сказал командир. — Пойдут Найденов и Кулешов. Они не первый раз вместе, легче поймут друг друга.
Он нарочно сказал это сухим приказным тоном. Чтобы пресечь дискуссии. Чтобы помочь людям, идущим на смертельный риск, обрести уверенность в правильности решения.
Когда снова потемнело небо, вся группа выдвинулась к дороге. По ней уже шли машины, то колоннами, то поодиночке, отстав одна от другой. В кузовах охраны не было, сопровождающие сидели рядом с шоферами. Оставив себе по паре гранат, автоматы и бутылки с горючей жидкостью, Найденов и Кулешов подобрались к самой дороге в том месте, где она делала поворот.
Тяжелый грузовик вывернул из-за поворота и стал набирать скорость. Найденов метнулся к нему, уцепился за задний борт, подтянувшись, перевалился в кузов. Ударился боком об острый угол, ощупал толстые планки и удовлетворенно причмокнул: точно, снарядные ящики.
Он лежал под брезентом, держа в одной руке гранату, в другой бутылку с горючкой. Думал: если машина остановится и часовой у въезда полезет проверять в кузов, сразу ударит бутылкой об угол и сунет гранату между ящиками. А там будь что будет.
Но часовой в кузов не заглянул. Машина только приостановилась в воротах и стала заворачивать куда-то влево. Осторожно выглянув, Найденов увидел, что машина задом подъезжает к высокому штабелю снарядных ящиков. Возле них топтались солдаты, дожидались разгрузки. И еще успел увидеть другую машину, въезжавшую в ворога, и порадовался, что не один он тут среди врагов, что рядом верный друг. И усмехнулся сам себе: оказывается, даже умирать, если не в одиночку, гораздо легче.
Теперь он лежал и ждал, когда машина подойдет вплотную к штабелю, когда немцы сами откинут борт. Ждал еще и потому, что это позволяло другой машине, в которой был Кулешов, подъехать поближе.
Борт загромыхал, шевельнулся, и прежде чем он отвалился, Найденов перебросил через него гранату. Она рванула под кузовом, оглушила. Вскочил, швырнул бутылки в глубину штабеля снарядных ящиков и, перехватив автомат, ударил по разбегающимся немцам. Выскочил, очередью провел по машине, которая тут же и вспыхнула ярким дымным пламенем. Увидел, как загорелась вторая машина, стоявшая у другого штабеля снарядов, и вспышки автоматных очередей из-под ее колес…
Когда машины одна за другой скрылись в темноте, Семенов снял шапку, постоял молча, и вдруг резко повернулся.
— Уходим! — И пошел в глубину леса, ничего больше не говоря, не объясняя. Да и что было объяснять? Все знали, что после взрыва немцы прочешут лес.
Долго шли, приглядываясь, прислушиваясь. Останавливаясь передохнуть, молчали. Тишина лежала вокруг, глухая, пугающая.
— А может их?… — Это Звонковой. Самый молодой, самый нетерпеливый.
— Не может, — сказал Семенов. — В любом случае свои машины они бы взорвали…
И не договорил. Полыхнуло зарницей по затянутому тучами небу, и тяжелый грохот шквалом прошел над лесом.
Они сняли шапки и долго стояли, смотрели на широкий огонь, полыхавший над горизонтом.
— Лейтенант Найденов! Красноармеец Кулешов! — словно запоминая эти имена, медленно выговорил Семенов. И задумался, что бы такое сказать об их подвиге. — Родина вас не забудет! — И снова задумался. На память приходили лишь обычные фразы, какие много раз говорились над могилами павших…
С рассветом появились самолеты, низко закружили над лесом. Весь день разведчики лежали под кустами, а с темнотой снова отправились в путь. И хоть каждую минуту ждали встречи с врагом, все же вздрогнули, услышав короткий окрик:
— Хальт!
И сразу над головами прошла автоматная очередь.
— Звонковой — в прикрытие! — крикнул командир. — Потушаев за мной!
Они метнулись в сторону, скатились в глубокий овраг, пошли прямиком по кустам, переступая через маленький ручеек, журчавший на дне. Позади застучали автоматы, потом громыхнули гранаты — одна, другая, третья. И все стихло.
— Вася! — сказал Семенов, и Потушаев удивился такому никогда не слыханному от лейтенанта обращению. — Возьми планшетку, Вася. Ее нужно доставить в штаб. Любой ценой.