«Из-за этой девочки я разорюсь на дровах! — Рассуждал сэр Шелли, любуясь танцующей наложницей. — Этот теплолюбивый босоногий цветок нуждается в тепле и… в порке! Хорошо, что я в Испании купил не только ковры, но и замечательный хлыст!»

Наложница, во время танца на ковре сняла шелковое покрывало и осталась в наряде восточной красавицы: зеленые шаровары, бежевую рубашку с короткими рукавами и цветастую безрукавку. Голову скрывало широкое покрывало с кистями. Впрочем, одетой девушка была недолго. Девушка танцевала, покачивая прелестными бедрами, и снимала одну деталь одежды за другой. Оставшись в одном ошейнике, она остановилась, ожидая дальнейших приказаний. К сожалению, на строгом лице хозяине не появилось улыбки. Наоборот, брови нахмурились, а середину лба пересекла глубокая складка.

«Нет, на этот раз он меня не захотел! — Девушка с ужасом смотрела на хозяина и на страшный хлыст в его руке. — Неужели опять меня будут бить? Я же ни в чем не провинилась!»

Хлыста она боялась так же, как и здоровая породистая лошадь. Искусно сплетенный из тонких ремешков, длинный и гибкий, он уже не раз украшал ее тело страшными отметинами, что неудивительно: силы у стареющего хозяина убывали, и ему был нужен серьезный повод, острое впечатление для того, чтобы кровь не скисала в жилах.

— Le diable t'emporte, — [100]шептала она, готовясь принять первый удар.

Впрочем, она также хорошо помнила уроки лысого евнуха-работорговца и то, к чему приводит малейшее сопротивление господину. Девушка прошла суровую школу: ученые евнухи и старухи с детства готовили не к работе на кухне, а к тому, чтобы быть усладой для господина, в любой момент готовой выполнить любое желание. Розги и плеть — хорошие учителя покорности и повиновения для молоденьких девушек.[101]

«У меня еще есть шанс!» — Наложница вильнула бедрами, приподняла ладошками маленькие грудки, увенчанные темными сосками, и облизнула губы, надеясь, что хозяин, возбудившись, отложит страшный хлыст, а уж она сумеет сделать так, чтобы он остался доволен.

Много лет назад Канчиту родители продали комиссару по закупке девиц, чтобы расплатиться с недоимками. Обучение девушке на пользу: ни одним жестом она не выдала своего ужаса перед хлыстом в руках господина.

«Ты будешь доволен! — говорил взгляд Канчиты. — Смотри, как красиво мое тело, я готова!» На этот раз соблазнить господина и спастись от хлыста. Сэр Шелли решил разогнать скуку, снять накопившуюся за день злобу, и за одно потренировать твердость руки и меткость глаза.

— На колени! — Приказал хозяин, любуясь ужасом и первыми слезами на прекрасном милом лице.

Гордая осанка изобличала в сэре Шелли смелого и жестокого человека.

— И ко мне!

Канчита безропотно подчинилась. «Я губами работаю не хуже чем телом, — думала она, — может, именно этого от меня добивается господин?»

— Руки вперед! — Сэр Шелли имел испорченную кровь. Со времен сэра Томаса де Брюэна, его далекого предка,[102] всем мужчинам в их роду нравилось унижать и мучить женщин.

— Сегодня мы вспомним, как поступают с провинившимися наложницами в султанских гаремах! — Сэр Шелли связал ей руки и подтянул девушку на веревке к железному кольцу в потолке.

Мавританка, мелко вздрагивая всем телом, вытянувшись в струнку в предвкушении мучений. Уже не раз и не два старушка-служанка лечила следы от побоев на теле девушки.

Хозяин не торопился. Ему нравилось водить рукой по намасленной шелковистой коже, чувствовать, как девушка вздрагивает на привязи.

— Ты кусок мяса! Хоть и вкусный как испанский хамон! — Сер Шелли был не только жесток, но и скуповат, и любил вымещать на беззащитной девушке злобу за «лишние» расходы. — Столько денег за тебя пришлось выложить! На дровах разорюсь!

Веревка тянула девушку верх, но носки касались пола. Это добавляло пытке особую пикантность. Хозяин отошел на шаг и стал намечать места ударов. Для мавританки нестерпимо медленно потянулось время. Она переступала ножками, насколько позволяла веревка и покорно ждала. От предчувствия неизбежного чувствовала легкую тошноту: ожидание наказания — хуже самого наказания.

— Ну-с, сейчас и потанцуем! — Сэр Шелли сладко потянулся и щелкнул хлыстом в воздухе.

Обнаженная мавританка почти висела, подтянутая за руки к кольцу, но ноги мучитель связывать не стал.

— Ишш-ша! — Хлыст змеей шипел в воздухе, набирая скорость.

— Аи! — Наложница почувствовала, как змеиное жало впилось точно посередине ягодиц, дернулась всем телом на привязи и затанцевала танец боли.

Удары наносились без всякого милосердия, и опухшая круглая попка подпрыгивала и жутко дергалась во время каждого обжигающего удара. Девушка подпрыгивала, переступала ногами и извивалась, на сколько позволяла веревка. Под градом яростных ударов все тело девушки сотрясалось подобно телу куклы — марионетки, дикий крик был ответом на каждый удар.

— Хорошо поет, — улыбнулся хозяин, глядя, как на смуглой коже выступила первая полоса. — Вот только хвост лег кривовато! Надо еще тренироваться!

Хозяин не торопился и ждал, пока прыжки от боли пройдут, и девушка вновь вытянется на веревке, и продолжил экзекуцию.

— Шурш-ша!

Гибкий хвост охватил девушку чуть ниже грудей, на секунду задержался и отскочил, оставляя после себя вздувшуюся полоску. Девушка и отчаянно визжала, принимая «подарки» хозяина. Полосы ложились с интервалом в дюйм. Хозяин не торопился, после каждого удара он ждал, пока наложница успокоится, а потом раскручивал хлыст над головой и со щелком опускал его на нежное тело.

— Пощадите! — Наложница крутанулась на веревке, и повернула к господину залитое слезами лицо.

Вид молоденькой девушки, привязанной за руки, мог разжалобить кого угодно, но не сэра Шелли.

— Пожалуй, те сегодня плохо танцуешь! — С этими словами он так ловко вытянул Канчиту хлыстом, что гибкий хвост два раза обернулся вокруг правой лодыжки наложницы, и при рывке рукоятки назад, оставил багровые полосы.

От такой неожиданной боли девушка подпрыгнула на левой ноге и стала отчаянно дрыгать правой ногой, комично сгибая ее в бедре и колене.

— Шурш-шу! — Хлыст восьмеркой раскрутился над головой сэра Шелли и впился чуть ниже ягодиц Канчиты.

Под воздействием сильнейшей боли пронизывающей все тело, ягодицы мавританки инстинктивно сжимались и разжимались, словно стараясь хоть таким образом облегчить пытку. Когда витой кончик хлыста врезался в измученную плоть ягодиц, их, кажущееся похотливым, движение всякий раз невольно обнажало потаенное местечко, словно распускавшийся в центре сотрясающихся, исполосованных полушарий.

— Вот так то лучше! — Сер Шелли прицелился, чтобы угостить девушку еще раз, но тут развлечение было прервано появлением управляющего. Только сэру Стаффорду позволялась такая вольность в память о прошлых заслугах.

«Хороша у хозяина игрушка, он окинул взглядом висящую на веревке девушку, — только на мой вкус худосочна!»

Девушка на веревке отвернулась и зажмурилась. Было ужасно унизительно висеть голой, выпоротой, да еще и в присутствии постороннего мужчины.

— Хозяин, в нашем замке завелась настоящая ведьма! — Управляющий прикрыл за собой дверь. А сейчас она из замка сбежала.

— А ты куда смотрел? Господин, так обрадовался, что закинул хлыст в угол, почему не поймал?

— Она и меня околдовала! Хорошо, что я сумел развеять чары молитвой!

— Ладно! Поймаем и накажем! Испанцы обожают жечь ведьм на костре. А ты вполне уверен, что ведьма настоящая?

Сэр Стаффорд принялся рассказывать о том, как блудливая девица, дочь покойного повара, с помощью колдовства и приворотного зелья умудрилась соблазнить всех замковых слуг и нагулять живот. Теперь она еще и вызывает призрак своего деда, а тот грозится страшными проклятиями!

Мавританка жалобно всхлипывала, подвешенная на веревке. «Не повезло девушке! — наложница, неплохо усвоив язык хозяина, поняла, о чем идет речь, и вспомнила костры на площадях испанских городов. — Меня-то высекут, а ее казнят!»