Марвин растерянно хлопал глазами: он ждал чего угодно, вплоть до того, что предводитель прикажет ему умереть, а Бернар отпускал его восвояси, точно принц не выплёскивал на него свою ненависть.

Почти не ощущая под ногами пола, принц Аргора вывалился из кабинета предводителя, добрёл до распахнутого окна и вперил взгляд в золотое солнце. Тёплые лучи нежно погладили Марвина по щекам и прояснили мысли.

'Чему я удивляюсь? - грустно усмехнулся принц. - Публичного суда не будет. Бернар вынес приговор и выслушал последнее слово смертника. Теперь осталось дождаться казни'. Марвин оттолкнулся ладонями от подоконника и, гордо вскинув голову, переместился в свои покои.

'Синяя бабочка'.

Звучный голос Жерара разносился по классу, проникая в души и сердца маленьких джирмийцев. Эльф декламировал героическую балладу о десятилетней осаде Цитадели, и котята слушали его, затаив дыхание. В исполнении Жерара старинная баллада словно обрела новые краски, новое звучание и особый колорит. Котятам казалось, что они внимают участнику и очевидцу событий. Даже Теодор, присутствовавший на уроке, проникся давным-давно известной и не раз пересказанной им самим легендой. Старейший джирмиец поймал себя на мысли, что внимает эльфу так, будто слышит балладу впервые. Идея Барта и Джона использовать словесный дар золотой кошки оправдала себя.

Жерар замолчал, обвёл грустным взглядом вдохновенно счастливые лица котят и повернулся к Теодору.

- Урок окончен, - объявил старейшина. - Завтра вы обсудите балладу, а сейчас - свободны. - Заскрипели стулья, зазвучали восторженные голоса и смех, раздался лёгкий топот шагов, и класс опустел. - Ты прекрасно справляешься, наставник, - задумчиво произнёс Теодор, благосклонно кивнул эльфу и исчез.

Жерар равнодушно посмотрел на пустое кресло и пожал плечами: почти месяц он рассказывал котятам историю Цитадели, но никакой радости при этом не испытывал. Напротив, день ото дня золотая кошка всё больше мрачнел - мысли об Элларде, Марвине и Ильмаре не давали ему покоя. Жерар оглядел пустой класс, переместился в Догмар и, окружив себя заклинанием неприметности, отправился бродить по прямым, как стрелы, улицам.

Теперь он позволял себе уходить в город даже днём, поскольку после памятного разговора в 'Синей бабочке' Джон и Барт вплотную взялись за обучение котят. Воспитатели словно специально показывали эльфу, что надеются на него и не допускают мысли об отсеве Регины и Рэджина. И Жерар старался изо всех сил. Он придумывал и отвергал план за планом, всё время натыкаясь на одно и тоже препятствие - клеймо. Эльф готов был срезать его с кожи, лишь бы избавиться от опеки Бернара, но уничтожение клейма несло смерть, и он оставил безумные попытки. Жерару страшно хотелось перенестись к Марвину и вместе с ним придумать, как обойти власть клейма, но он не желал подвергать друга опасности.

Погрузившись в безрадостные думы, эльф не заметил, как прошло несколько часов, и очнулся лишь после девятого удара главных городских часов - времени вечерней сказки для воспитанников. Сегодня он обещал рассказать им историю Камиллы, и поспешил вернуться в Цитадель. А когда дети заснули, Жерар с чувством выполненного долга вновь отправился в город. На этот раз пешком. Миновав ворота Цитадели, он вошёл в первый попавшийся кабак и с порога потребовал вина. Толстый суетливый кабатчик лично принёс джирмийцу кружку с шипучим, молодым вином и подобострастно спросил:

- Господин желает что-нибудь ещё?

- Нет, - зло буркнул эльф и резкими, порывистыми движениями стал набивать трубку.

Мысль о том, что Бернар планирует избавиться от Марвина и Элларда, казалась Жерару абсурдной и нелепой, однако факты говорили сами за себя. Предводитель заставил Марвина играть роль принца, лица Джирмы, нисколько не заботясь о том, хочет ли этого Марвин. 'Конечно, приказ есть приказ, но для Марвина он хуже, чем казнь. Впрочем, именно к эшафоту и подводит его предводитель. Так что, он делает всё, как надо. Уничтожить одного принца, а на его место назначить другого. Пусть не такого талантливого, зато послушного. Интересно, кого он прочит на место Марви? Рональда? А что? Из него бы вышло отличное лицо Джирмы. Правда, Рон тоже не без изъяна… Но хоть не сын аксимийца!' - Жерар горько улыбнулся, докурил трубку, выпил лёгкое шипучее вино и, бросив на стол серебряную монету, вышел на улицу. Пока он сидел в кабаке, начался мелкий, колючий снег. Резкий пронизывающий ветер гонял по мостовой белые крупинки, собирал их в невидимые руки и с весёлой злостью бросал в лица редких прохожих. Кутаясь в меховые плащи, люди спешили укрыться от разыгравшегося ветра в кабаках и трактирах, а Жерар лишь поглубже натянул капюшон и свернул в ближайший переулок. Он знал город, как свои пять пальцев, и, кратчайшим путём направился в 'Синюю бабочку'. Конечно, эльф мог бы просто переместиться к порогу заведения Томаса, но мерзкая холодная погода с пугающей точностью соответствовала его настроению. Проскользнув в узкий проход между домами, Жерар оказался на задворках захудалого трактира. Здесь было относительно тихо и безветренно, и эльф остановился, чтобы поправить капюшон. Внезапно в замызганной стене, отворилась дверь, и джирмийца окатило грязной, мыльной водой.

- Убью! - прошипел Жерар и ринулся внутрь трактира. Раздался испуганный вопль, звук падающего таза, и в тусклом свете едва теплящихся свечей, метнулась щуплая фигурка в мешковатом платье и уродливом платке, обмотанном вокруг головы. Джирмиец в два прыжка догнал девочку, схватил её за шкирку и прорычал: - Ты испортила мой плащ, дрянь, и ответишь за это!

Он приподнял бедняжку над полом и потащил вглубь трактира, не обращая внимания на её слабые попытки вырваться. Толкнув дверь так, что она едва не слетела с петель, Жерар ввалился в зал с низким потолком. На грязных стенах чадили факелы в простых чугунных подставках. Грубо сколоченные столы и стулья были сдвинуты в угол, а посреди зала дородная служанка в длинном, заткнутом за пояс платье с остервенением драила пол. Прямо напротив Жерара возвышался деревянный засаленный прилавок, за которым торчала длинная, как жердь, старуха в ночной рубашке и чепце, из-под которого выбивались пряди грязных волос. Перед кабатчицей стояли ровные башенки серебряных и медных монет и она, близоруко щурясь, старательно записывала в толстую книгу дневные доходы и расходы. Шум распахнувшейся двери заставил старуху вскинуть голову. Разъярённый джирмиец в испачканном алом плаще, да ещё держащий за шиворот девчонку-посудомойку мгновенно вогнал женщину в панику. Она козой выскочила из-за прилавка, хлопнула рукой по тощей груди и истерично завопила:

- Чтобы ни натворила эта дура, я здесь ни при чём!

- А кто заплатит мне за испорченный плащ? - проревел Жерар и грубо встряхнул посудомойку. - Она служит у тебя, так что плати!

Продолговатое лицо хозяйки трактира вытянулось ещё больше и побледнело. Ей ужасно не хотелось отдавать за оплошность убогой служанки месячную выручку, и жадность переборола страх.

- Если эта растяпа испачкала Вашу одежду, сударь, пусть сама и расплачивается! - выпалила она. - Забирайте её Джирму!

- Мне нужны деньги, а хилая девчонка!

Старуха вжала голову в плечи, но не отступила:

- Я добавлю к ней пару серебяков!

Замарашка дёрнулась, отчаянно задрыгала ногами, и эльф снова встряхнул её:

- Ваших серебряков не хватит даже на то, чтобы отмыть это чучело!

Почуяв в голосе джирмийца нотку сомнения, трактирщица метнулась к девочке и жестом ярмарочного фокусника сорвала с её головы платок.

- Вот какие волосы! - Она решила во что бы то ни стало вместо денег всучить кошке посудомойку.

Спутанные чёрные космы коснулись кожи Жерара, и он брезгливо разжал руку. Замарашка шлёпнулась на четвереньки, подскочила, рванулась к двери, но угодила в объятья дородной служанки, которая давно перестала тереть пол и, затаив дыхание, слушала разговор хозяйки и джирмийца. Толстыми, сильными руками она сграбастала щуплую девчушку и подтащила к кошке.