— А если такому объединению будут угрожать настолько, что оно не сможет произойти? — в конце концов спросил он.

— Я не верю в то, что такое возможно, — засмеялся граф. — Сейчас в мире не осталось сил, способных противостоять могуществу Империи Гранбретань.

— В этом вы, безусловно, правы, — поджал губы барон. — Наши бесконечные победы стали нам приедаться. Но чем больше земель мы завоевываем, тем больше распыляем свои силы. Если бы мы знали королевские дворы Европы так же хорошо, как, скажем, знаете их вы, мы бы лучше понимали, кому можно доверять, а кому — нет. Следовательно, больше своих усилий смогли бы сконцентрировать на собственных слабостях. Вот, к примеру, Великий Герцог Зимион — наш губернатор в Нормандии. — Барон Мелиадус осторожно взглянул на графа Брасса. — Как вы считаете, мудро мы поступили, выбрав именно его? Он боролся за трон Нормандии еще тогда, когда его занимал его двоюродный брат Джуэляр. Останется ли он честным и не изменит ли нам, приняв наши условия и получив трон?

— Зимион, вот как? — Граф Брасс улыбнулся. — Я помог разбить его войска под Роуэном.

— Знаю. Но какого вы о нем мнения?

Улыбка графа Брасса становится все шире по мере того, как выражение лица барона становилось все напряженнее. Теперь граф совершенно точно знал, что от него хочет Гранбретань.

— Он великолепный наездник и имеет слабость к женскому полу, — сказал граф.

— Это не подскажет нам, до какой степени мы можем ему доверять. — Едва сдерживая нетерпение, барон поставил свой кубок с вином на стол.

— Верно, — не стал спорить граф.

Он взглянул на большие настенные часы, висевшие над камином. Их золотые стрелки показывали одиннадцать часов вечера. Огромный маятник качался влево-вправо, отбрасывая на стену мелькающую тень. Часы начали бить.

— Мы рано ложимся спать в Замке Брасс, — почти небрежно заметил граф. — Боюсь, мы все здесь живем простой крестьянской жизнью. — Он поднялся со своего кресла. — Я прикажу слуге проводить вас в вашу комнату. Ваших людей можно будет разместить в соседних помещениях.

Легкое облачко набежало на чело барона Мелиадуса.

— Граф Брасс, мы прекрасно осведомлены о вашем искусстве в политических вопросах, о вашей мудрости, о вашем полном всеведении слабых и сильных сторон королевских дворов Европы. Мы хотим использовать ваши знания. Взамен мы предлагаем вам богатство, власть, безопасность…

— Мне вполне достаточно того, что я имею из первых двух предложений, а третье мне обеспечено, — как можно мягче проговорил граф Брасс, дергая за шнурок колокольчика. — Простите меня, но сегодня я очень устал и хочу отдохнуть. У меня был весьма тяжелый день.

— Выслушайте мое разумное предложение, милорд, умоляю вас. — Барон Мелиадус с трудом сдерживался, стараясь казаться в хорошем настроении.

— Надеюсь, вы пробудете с нами некоторое время, барон, и сможете рассказать нам все новости. — В зал вошел слуга. — Проводите, пожалуйста, нашего гостя в отведенные для него покои, — приказал граф Брасс.

Он поклонился барону.

— Спокойной ночи, барок Мелиадус. Надеюсь увидеть вас за завтраком в восемь часов утра.

Когда барон вышел из зала вслед за слугой, на лице графа Брасса появилось слегка удивленное выражение. Ему приятно было узнать, что Гранбретань ищет его помощи, ко оказывать ее вовсе не входило в его намерения.

Он надеялся, что ему удастся достаточно вежливо уклониться от тех вопросов, которые стал бы задавать ему барон, поскольку у него не было ни малейшего желания портить отношения с Темной Империей. Кроме того, ему просто понравился барон Мелиадус. Казалось, у них много общего.

Барон Мелиадус оставался в Замке Брасс неделю. После первой ночи он снова обрел свое достоинство и ни разу не выказывал признаков нетерпения, когда граф Брасс отказывался выслушивать его излияния о чаяниях и желаниях Гранбретани.

Возможно, не одно лишь порученное ему дело удерживало барона в Замке Брасс, так как было очевидно, что он весьма много внимания уделяет Ийссельде. Когда он был рядом с ней, то выглядел особенно покладистым и вежливым, причем до такой степени, что было ясно, что Ийссельда, неискушенная в придворных интригах, очень ему нравилась.

Казалось, граф Брасс ничего не замечал. Однажды утром, когда они прогуливались по верхним террасам замка, Боджентль сказал своему другу:

— Барон Мелиадус, кажется, не только заинтересован в том, чтобы соблазнить вас делами Гранбретани. Если не ошибаюсь, в голове у него есть и другие соблазны.

— А? — Граф Брасс оторвался от своих размышлений по поводу виноградных лоз на нижней террасе. — Что ему еще надо?

— Вашу дочь, — мягко сообщил Боджентль.

— Ох, Боджентль, бросьте! — рассмеялся граф. — Вы видите угрозу и злые намерения этого человека в каждом его поступке. Он порядочный дворянин. И кроме того, ему кое-что от меня нужно. Он никогда не позволит себе заменить тщеславные мечты пустым флиртом. Я думаю, вы несправедливы к барону Мелиадусу. Лично мне он день ото дня нравится все больше.

— Значит, для вас опять настало время заняться политикой, милорд, — с некоторым жаром, ко все еще мягко заметил Боджентль, — потому что наши суждения перестали быть такими верными, как бывали раньше.

Граф Брасс пожал плечами.

— Как бы там ни было, думаю, вы уподобились нервной старушке, друг мой. С момента прибытия барон Мелиадус вел себя вполне достойно, и мне не в чем упрекнуть его. Не хочу скрывать, я лично считаю, что он просто теряет время, пытаясь меня уговорить, и лично я предпочел бы, чтобы он уехал как можно скорее, но если у него есть какие-либо намерения в отношении моей дочери, я не замечал ничего подозрительного. Конечно, у него могла возникнуть мысль о женитьбе, но Ийссельда никогда на это не согласится же так, как и я.

— А что, если Ийссельда любит барона Мелиадуса, а он просто пылает к ней страстью?

— Как она может любить барона Мелиадуса?

— Вряд ли ей часто удается встречать в Камарге людей столь же красивых и умных.

— Гммм, — пробурчал граф Брасс не совсем уверенно. — Если бы она полюбила барона, она ведь сказала бы мне об этом, верно? Я поверю вашим сказкам, когда услышу их подтверждение из уст Ийссельды!

Боджентль задумался, не является ли отказ графа Брасса видеть то, что происходит буквально под его носом, тайным желанием вообще ничего не знать о характере тех, кто правит Гранбретанью; или это обычная отцовская слепота по отношению к собственному дитяти, не давшая ему знать то, что было для любого другого очевидно. Ничего не говоря, Боджентль решил, что будущем не спустит глаз с барона Мелиадуса и с Ийссельды. Он был убежден, что мнение графа об этом человеке не было правильным. О человеке, который устроил бойню в Льеже, отдал приказ уничтожить Сабрук и чьи извращенные вкусы шепотом обсуждались от Северного Мыса до Туниса, вызывая у обсуждающих чувство ужаса. Как он однажды заметил, граф слишком долго прожил в провинции, наслаждаясь ее целительным воздухом. Теперь он уже не мог распознавать запах коррупции, даже если пахло достаточно сильно.

Хотя граф Брасс был весьма осторожен в беседах с бароном Мелиадусом, гранбретанец старался ничего не скрывать от него, скорее наоборот, рассказывал как можно больше. Казалось, даже там, где Гранбретань не правила, всегда находились и отдельные дворяне и простой люд, которые желали заключить с агентами Темной Империи секретные соглашения, рассчитывая на обещание власти от Короля-Императора, если они помогут уничтожить тех, кто будет противиться Гранбретани, А тщеславные притязания Гранбретани не имели предела не только в Европе, но и простирались на Азию. Восхищение графа Брасса тактическим искусством Империи росло день ото дня.

— Через двадцать лет, — вещал барон Мелиадус, — вся Европа будет нашей. Через тридцать — вся Аравия и примыкающие к ней страны. А через пятьдесят у нас накопится достаточно сил, чтобы напасть на ту загадочную страну, что обозначена на наших картах как Азиакоммуниста.