К этому моменту щит Хокмуна превратился просто в кусок погнутого, пробитого во многих местах бесформенного металла и не мог больше служить защитой. Хокмун сбросил щит с кисти руки, к которой он был прикреплен петлей, и схватил свой меч обеими руками, поворачивая его так, чтобы отразить удар Микосеваара, нацеленный в его голову. Оба тяжело и хрипло дышали, осторожно переступая по скользкой земле на вершине холма, делали ложные выпады, чтобы противник поскользнулся и упал, внезапно ударяя по ногам или нанося колющий удар в бок.

В своих доспехах Хокмун изрядно вспотел. Внезапно он поскользнулся и упал на колено. Микосеваар тут же ринулся вперед, занося над головой боевой топор, чтобы разрубить своего противника. Хокмун бросился на землю плашмя в направлении Микосеваара и, схватив того за ноги, дернул так, что в результате оба покатились вниз с холма, прямо в болото, где валялись трупы лошадей.

Пыхтя и ругаясь, они очутились в жидкой грязи. Ни один не выпустил из рук оружия, так что, когда они поднялись на ноги, оба оказались в состоянии продолжить поединок. Хокмун оперся на труп громадной лошади и бросился на Микосеваара, и если бы тот вовремя не уклонился, то сила удара Хокмуна просто сломала бы ему шею. Вместо этого с головы слетел лишь шлем Стервятника и показались светлая неряшливая борода мусковита и его сверкающие, безумные глаза. Рукояткой своего топора он блокировал удар меча Хокмуна, направленный в живот. Разжав руку, державшую меч, Хокмун толкнул обеими руками Микосеваара в грудь и тот упал навзничь. Хокмун покрепче ухватился за свой широкий меч, высоко поднял его, и меч сверкающей дугой начал опускаться на голову Микосеваара. Тот взвыл. Меч поднялся и опустился еще раз. И вновь Микосеваар закричал, но крик этот почти сразу же оборвался. И снова Хокмун ударил своего противника и продолжал наносить удары, пока противник не превратился в месиво. Тогда Хокмун повернулся и посмотрел, как идет сражение.

Трудно было определить вот так с ходу. Всюду падали люди, и казалось, что гранбретанцев осталось больше. Битва в воздухе почти закончилась, и лишь несколько орнитоптеров кружили в небе, в то время как фламинго было несравненно больше.

Возможно ли, что Камарг выигрывает битву?

Хокмун повернулся, заметив, что к нему бегут два воина из Легиона Стервятника. Небрежно наклонившись, он поднял окровавленную маску Михосеваара и рассмеялся им в лицо:

— Глядите! Ваш Гранд Констебль убит, ваш командующий уничтожен!

Воины в нерешительности остановились, потом попятились от Хокмуна и бросились бежать. В Легионе Стервятника не было той дисциплины, что отличала остальные Ордена.

Усталый Хокмун карабкался по телам мертвых лошадей. В этом месте сражения практически не происходило, но на вершине холма он заметил фон Вилака, который оттолкнул ногой мертвое тело герцога Лондрского и с триумфом кричал нечто нечленораздельное, разворачиваясь одновременно к группе солдат, бежавших к нему с копьями наперевес. Фон Вилаку помощь вроде бы не требовалась. Выбравшись на твердую землю, Хокмун побежал вперед, чтобы узнать, как продвигается сражение.

Трижды пришлось обагрить ему свой меч кровью, пока удалось взобраться на холм и оглядеть поле сражения. Громадная армия, что повел против них барон Мелиадус, уменьшилась, по крайней мере, раз в шесть, а солдаты Камарга все так же продолжали держать четкий строй обороны.

Половина знамен главнокомандующих была затоптана в грязь, а оставшиеся развевались не так гордо, как в начале. Строй гранбретанской пехоты был нарушен, и Хокмун увидел, что происходит что-то небывалое — воины одних Орденов смешиваются с другими, царит полнейшее смятение, потому что каждый воин привык драться со своим братом по Ордену рядом.

Хокмун увидел графа Брасса, который, сидя на лошади, дрался сразу с несколькими воинами, вооруженными мечами, у подножия холма. В отдалении Хокмун заметил знамя барона Мелиадуса. Оно было окружено людьми Ордена Волка. Мелиадус хорошо обдумал собственную защиту. Теперь Хокмун увидел и других военачальников — Адаза Промпа и Джерека Нанкенсина, — которые скакали к Мелиадусу. Они явно хотели отступить, но для этого нужен был приказ Мелиадуса.

Хокмун мог догадываться, что они сказали Мелиадусу — что цвет их войск уничтожен, что не имеет смысла нести такие потери из-за крохотной провинции.

Но из труб герольдов, стоявших поблизости от барона, не донеслось никаких сигналов. Мелиадус явно сопротивлялся и не желал исполнять их просьбы.

К Хокмуну подъехал фон Вилак, откинул свой шлем и усмехнулся Хокмуну.

— Думаю, мм их побеждаем. А где граф Брасс? — спросил он.

Хокмун указал рукой.

— Прекрасное представление он устроил, — улыбнулся Хокмун. — Если все будет продолжаться в том же духе еще какое-то время, думаю, мы сможем сами пойти в наступление, если только пожелаем. Полагаю, что командующие Гранбретани растеряны и хотят отступить. Если нанести им сейчас хотя бы небольшой удар, я думаю, они поторопятся осуществить свое намерение.

— Я пошлю к графу Брассу гонца, — кивнул фон Вилак. — Решать должен он.

Он повернулся к ближайшему всаднику и сказал несколько слов. Всадник тут же поскакал вниз, не обращая внимания на сражение.

Хокмун увидел, как он добрался до графа Брасса, как граф посмотрел вверх и помахал ему рукой, затем развернул лошадь и направился к ним.

Через некоторое время граф Брасс, не ввязываясь по дороге в бой, подъехал к ним.

— Пятерых военачальников отправил на тот свет, — с удовлетворением сообщил граф, — но Мелиадус ускользнул.

Хокмун повторил то, что уже сказал фон Вилак. Граф Брасс в принципе согласился с таким планом, и вскоре пехота Камарга пошла в наступление четкой линией, отбрасывая гранбретанцев с холма дальше и дальше.

Хокмун нашел для себя новую лошадь и повел наступление, издавая боевой клич, разя направо и налево, срубая с плеч головы мощнейшими ударами. Тело его с ног до головы покрывала кровь убитых. Кольчуга была пробита в нескольких местах, свисала лохмотьями и каждое мгновение грозила упасть с него. Грудь была вся в синяках и небольших ранках и царапинах, из руки текла кровь, нога смертельно болела, но он не обращал на это внимания, потому что жажда крови, обуявшая его, туманила ему мозг, и он убивал человека за человеком, словно боевая машина.

Когда наступил относительно спокойный момент, фон Вилак, державшийся рядом с ним, сказал:

— По-моему, вы решили убить этих собак больше, чем вся наша армия вместе взятая.

— Я не остановился бы, даже если бы кровь гранбретанцев заполнила всю эту долину, — угрюмо ответил Хокмун. — Пока все живое не будет уничтожено, я не остановлюсь.

— Вы кровожадны так же, как они, — иронически заметил фон Вилак.

— Нет, больше! — выкрикнул Хокмун, бросаясь на противника. — Поскольку для них это — наполовину развлечение. — И, продвигаясь вперед, он продолжал рубить гранбретанских солдат, как мясник свои туши.

В конце концов, военачальникам удалось убедить барона Мелиадуса, потому что герольды поднесли к губам трубы, заиграли сигнал отбоя и оставшиеся в живых воины Гранбретани повернулись и побежали.

Хокмун убил нескольких солдат, что бросили свое оружие, показывая, что сдаются.

— Мне не нужны живые гранбретанцы, — сказал он одному солдату, который сорвал с себя маску и показал свое совсем еще юное лицо.

Но всему приходит конец, и даже горькая ненависть Хокмуна насытилась, и он подъехал к графу Брассу и фон Вилаку, которые наблюдали, как гранбретанцы приводят в порядок свои войска и начинают отходить.

Хокмуну показалось, что он услышал крик ярости, донесшийся из отступающей армии, и подумал, что это мстительный голос Мелиадуса.

— Мы еще увидим Мелиадуса, — улыбнулся Хокмун. — Не знаю как и когда, но увидим обязательно. Он понял, что Камарг для него недоступен, и знает, что мы не поддадимся ни на обман, ни на предательство, но он будет искать какой-нибудь другой способ. Скоро все земли вокруг Камарга будут принадлежать Гранбретани, а нам постоянно придется быть настороже.