Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Нэфисэ пела, стоя у окна, лицом к зрительному залу, однако украдкой она поглядывала на Хайдара, стоявшего за сценой, и словно дразнила его взглядом: «Не верил мне? Смеялся надо мной? Смотри же, какая я!»

Но у Хайдара все перепуталось в голове. Он был и поражен и обрадован этой неожиданностью.

Вот он с песней «прошел по улице» и приблизился к окошку. Его милая протянула ему навстречу руки, и он мгновенно забыл, что совсем недавно смеялся над этой «милой», забыл, что он сейчас не студент Хайдар, а Халил. Не Галиябану из старой татарской деревни, а вот этой хорошей девушке запел он свою песню:

На горные ступаешь кручи,
Где величаво ходят тучи...

Из будки блеснул глазами суфлер и с ухмылкой прошептал: «Целуются!» И тут тугие руки Нэфисэ обвились вокруг шеи Хайдара. Он ощутил на своем лице ее горячее дыхание и, решив про себя: «Будь что будет!» — потянулся к ее губам. Однако Нэфисэ обдала его таким взглядом, что ему показалось, будто его окатили ледяной водой, и он мгновенно превратился снова в сдержанного, скромного Халила.

Спектакль прошел с большим успехом.

С этого вечера Хайдар проникся восхищением к девушке. Не только юностью и красотой, но и какой-то необычной внутренней силой привлекала она его.

Они часто виделись потом в поле или на комсомольских собраниях. Иногда Хайдар провожал ее домой. Они говорили о многом, даже спорили, но стоило ему свернуть с прямого пути дружбы на таинственную тропинку любви, как Нэфисэ очень ловко выводила его обратно на широкую, открытую дорогу.

Подошла осень. Хайдар уехал в свой институт. А когда вновь приехал на каникулы, он узнал, что Нэфисэ полюбила Зинната.

И во время занятий в институте и позже Хайдар не раз встречал красивых и милых девушек. Некоторые нравились ему, некоторым он нравился, но большая любовь, о которой он мечтал, все еще не согрела его сердца. Он был не из тех людей, которые легко женятся и так же легко, будто сменяют одежду, разводятся; не из тех, кто женится только потому, что пришла пора обзавестись семьей. Хайдар не мог представить себе жизни вдвоем без большого, захватывающего чувства. Долго ли может длиться союз по случайному увлечению? Разве не осыплется цвет такой любви уже через несколько недель? Как после этого жить вместе? Нет, для Хайдара такая жизнь была бы крушением его идеалов.

...А теперь он шел по полю с таким ощущением, словно в его судьбе наступила радостная перемена.

— Да, да! — кивал он головой, как бы в подтверждение своих мыслей.

Он думал о фронтовых друзьях, о колхозниках «Чулпана», о недостроенной семилетке в Байтираке... Но одновременно он прислушивался к своему сердцу. Да, он шел не один, вместе с ним в его сердце была и она. Та самая и вместе с тем другая.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Приезд Хайдара обрадовал в первую очередь Айсылу: в партийной организации деревни прибавился еще один коммунист. Колхозники, жадно ловившие по радио вести с далеких полей сражений, слушали теперь из уст самого участника этих сражений рассказы о жестоких боях советских воинов с вражескими войсками.

Хайдара, как дорогого гостя, возили из бригады в бригаду. Повесив прямо на копне истыканную красными флажками карту, он начинал живую беседу о событиях на фронте. Хайдар искренно радовался, что может передать жар своего сердца женам, детям, матерям фронтовиков, зажечь в них неистребимую ненависть к врагу. Он был горд тем, что вот он, раненый солдат, и здесь, в тылу, остается опасным для врага.

И все же вскоре его начало беспокоить недовольство собой. Ему казалось, что он не делает настоящей работы, как все вокруг. И вот однажды, ближе к вечеру, устроившись на одной из подвод, он вместе с хлебным обозом отправился в Якты-куль.

Они приехали на шумную площадь возле элеватора. Бригадир транспортной бригады коренастая Тэзкирэ, с трудом пробираясь между заполнившими всю площадь подводами, провела свою телегу к маленькому домику рядом с воротами элеватора. Вслед за ней протиснулся и весь ее обоз.

Тэзкирэ немедленно позвала к себе Ильгизара.

— Ты, джигит, быстренько отвези Хайдара-абы к райкому! — И тут же, повернувшись к подвижной, как юла, девочке, она крикнула: — Гюльнур, беги скорее! Скажи, чтобы немедленно брали пробу! А вы скотину покормите, — велела она остальным.

Хайдар решил не занимать лошади и, опираясь на палочку, стал пробираться меж подвод. Тэзкирэ бросила ему вдогонку:

— Хайдар-абы! Я тебя в следующий заезд прихвачу. Не думай, что яктыкульским девушкам оставлю!

Девушки на подводах весело засмеялись.

Вся площадь — от ворот перед элеватором до самой пристани на Волге — была в непрестанном движении. Одни подвозили хлеб, другие, ссыпав зерно, отъезжали. Тут были русские колхозницы в пестрых сарафанах, чувашки, на юбках которых волнами ходили разноцветные оборки, татарки в белых платках и нарядных фартуках. Одни вязали чулки в ожидании очереди, другие кормили своих коров или лошадей, мальчишки лихо щелкали кнутами. Между маленьким домиком и подводами бегали взад и вперед проворные лаборантки с металлическими совками в руках. Из окошка домика то и дело выкликали колхозы.

— «Интернационал», проезжай на ссыпку!

— «Якты-куль», бери документы!

Хайдар шел, вглядываясь в серьезные, деловитые лица людей, радовался кипучей деятельности этой пестрой толпы. Его внимание привлекла группа женщин, сидевших возле амбара. Пожилой человек в очках что-то рассказывал им. Хайдар замедлил шаги.

— Война без жертв не бывает, — говорил человек. — У одних погибают любимые мужья, у других сыновья пропадают без вести... Самое тяжкое горе — это то, что враг попирает землю нашей родины. Подумайте только — враг подошел к самой Волге! Сталинград в огне, родные! Сейчас каждый день может быть равен году... Хочешь быть хозяином своей страны, хочешь быть свободным, не жалей своих сил! А коли нужно, и жизни не жалей! Я верю: мы свой долг выполним!

Хайдар взглянул в сторону низовья Волги, словно мог увидеть отсюда легендарный город. Объятый пламенем, он стоит перед глазами, живет в сердце каждого советского человека. Сталинград ускоряет движение и этих обозов и вон тех барж, бесконечной цепью тянущихся по воде. Тэзкирэ, Гюльнур, Ильгизар — все работают с яростным упорством, чтобы выстоял, чтобы победил Сталинград.

Вдруг Хайдар увидел Мансурова. Показывая на запрудившие весь берег подводы, секретарь райкома хмуро говорил сопровождавшему его высокому человеку в запыленной рубашке с засученными рукавами:

— Повторяю еще раз: чтобы к ночи здесь очереди не было!

— Туговато у нас, товарищ Мансуров! — тянул тот. — Не хватает весовщиков, не поспевает лаборатория...

— Если б дела шли гладко, мы с тобой не нужны были бы здесь... Ну, ладно, договорились! Я тебе на помощь человека пришлю.

Тут Мансуров увидел Хайдара, и лицо его сразу посветлело:

— А, гвардеец, здравствуй! Благополучно ли вернулся?

— Вернулся, товарищ Мансуров! — Хайдар сунул палку под мышку и протянул руку. — Я очень рад вас видеть. Как раз к вам в райком шел.

— Вот и хорошо! Пойдем вместе!

Но тут к секретарю подбежала запыхавшаяся молодка с рожью в переднике.

— Товарищ Мансуров, — закричала она, — что же это за люди! Влажная, говорят, рожь. Да как же это может быть? Когда молотили, не была влажной, потом целый день еще на солнце сушили.

Пока объяснялись с ней, подошел седоусый капитан с буксира, после него — врач в белом халате с ближайшего медпункта.

Хайдар приглядывался к Мансурову. Война изменила и этого энергичного человека. На выпуклом лбу пролегли морщины, сбежал румянец с лица, и волосы сильно посеребрила седина. Лишь каштановые усы, чуть спускающиеся на углы губ, да ясные голубые глаза остались прежними.

Попрощавшись наконец с обступившими его людьми, Мансуров снова обратился к Хайдару:

46
{"b":"273329","o":1}