За Волгой, озаряя небо золотистыми лучами, вставало солнце. Волжские леса, раздвигая рассветную мглу, выступали в розовом сиянье, словно сады из какой-то сказки. На взгорье, чуть наклонясь тяжелыми кронами над дорогой, в горделивом раздумье стояли две сосны. Чего только не повидали они на своем веку! Какие только ветры не шумели над их вершинами! А вон там, за повитой белым туманом речкой, лежит Байтирак. Отсюда видны его домики, тремя улицами выстроившиеся вдоль берега реки, его сады, кирпичные строения колхозных ферм, амбары, кузница, клуб, сельсовет с красным флагом.
Поправляя белый платок, повязанный по самые брови, Карлыгач кивнула головой в сторону Байтирака:
— Видишь, Нэфисэ-апа, тронулся наш «Чулпан»!
Нэфисэ и сама давно наблюдала за движением в деревне.
— Время такое, сестренка! — ответила она и вдруг спохватилась: — Постой-ка, а наши все вышли?
— Да наши не подведут!
— Ой, не говори, Карлыгач. Давай-ка посмотрим, кто у нас есть...
Через мост, громыхая бочкой, проехала на телеге Хаерниса. Ильгизар и еще несколько мальчишек переправляли вброд бороны: подготовленный для трактора сцеп не умещался на мосту. Вон, перекликаясь, трусят на лошадях мальчишки, торопится с узелком под мышкой Мэулихэ.
— Успокоилась? Вся бригада перед тобой! — крикнула Карлыгач и дернула вожжи.
Но Нэфисэ продолжала кого-то искать глазами.
— Нет, не успокоилась. Не вижу Апипэ.
Карлыгач по-детски смешно сморщила губы и чмокнула:
— Но-но милая, шагай, пожалуйста!.. Вымотает нам душу эта Апипэ.
Нэфисэ двинулась вслед за телегой. Она волновалась, у нее было почти такое же чувство, как перед экзаменами, когда оканчивала школу: будто и подготовилась, а все-таки... Чего только не делала она с самой осени, чтобы укрепить свою бригаду! Да ведь... у сорока человек — сорок умов, среди них есть и такие, как Апипэ. Потом...
Тут она озабоченно глянула в сторону Якты-куля. Ничего не заметив там, она села на ходу в телегу.
— Карлыгач, ты часы не захватила?
— Эх, часы в кармашке лаптей остались, а лапти дед в прошлом году в печку бросил...
— Не шути!
— Четыре или полпятого. Зачем тебе?
— К шести обещала Гюльсум приехать. Надо все до нее подготовить. Погоняй!
— Раз Гюльсум обещала — значит, как на камне высечено. Подоспеет пестрый воробышек!
Постепенно их стали нагонять все новые и новые подводы. Карлыгач чаще стала покрикивать на своего Серко.
А тому, видно, надоело назойливое понукание, и он только презрительно отмахивался от Карлыгач длинным хвостом.
3
Когда добрались до стана, каждый принялся за дело. Одни подожгли стерню, другие принялись пахать. Зэйнэпбану и Карлыгач запрягли коней и начали боронить. Но лошади, чувствуя неуверенные руки, не слушались их, сбивались с ходу, и бороны кидало из стороны в сторону. Нэфисэ пришлось самой пройти с ними первый круг.
— Никогда зря не дергайте лошадей! — учила она. — И сами не прыгайте так, это вам не хоровод. Этак и до обеда не дотянете, с ног свалитесь. Понятно?
Девушки смущенно опустили головы:
— Понятно...
С большака донесся шум трактора. Пока Нэфисэ спускалась к нему вниз, трактор остановился на дороге у самого участка. Маленькая плотная девушка в коричневом комбинезоне, повязанная красной косынкой, встретила Нэфисэ совсем нелюбезно. Она стояла спиной к ней и возилась у мотора. Отогнув манжет и взглянув на часы, девушка, не оборачиваясь, сухо бросила:
— Шесть часов пятнадцать минут. Пятнадцать минут простоя!
Нэфисэ ничуть не удивилась тону трактористки. У нее действительно было слишком много дела, и ей не хотелось тратить впустую ни одной минуты.
Гюльсум окончила курсы совсем недавно, лишь этой весною. Но все трактористы МТС были на фронте, и ей, как и еще нескольким девушкам, приходилось напрягать все силы, работать день и ночь. А к тому же и трактор был основательно расшатан.
Нэфисэ протянула ей руку:
— Поздороваемся сначала, Гюльсум! Как добралась? — Увидев, что руки у Гюльсум в мазуте, она сжала ей локоть. Та, вытирая руки тряпкой, ответила, не меняя выражения лица:
— Здравствуй... — и быстро вскочила на трактор. — Давай, бригадир, показывай, где начинать! Не будем терять времени! Где твой прицепщик? Водовозом кто у тебя? Обещала бороны приготовить, где они? Где твои люди?
Нэфисэ забралась на трактор и стала за спиной у Гюльсум.
— Все готово, Гюльсум, миленькая, — сказала она спокойно. — Ты только погоняй своего коня. Тебя на стане уже ждут. Все будет так, как ты пожелаешь, было бы только поле хорошо обработано.
Гюльсум обернулась к Нэфисэ и повела тонкими бровями. Трактор взревел и тронулся с места.
— Это мы и без намеков знаем, товарищ бригадир! — отрезала она.
Нэфисэ улыбнулась и, нагнувшись к уху Гюльсум, пропела ту самую частушку, которую сложили про нее еще в школе:
Цветик мой, Гюлей, Гюлей,
Только тысяча на ней
Желтеньких веснушек!
Будь их даже миллион —
Цветик мой, Гюлей, Гюлей,
Всех мне девушек милей
В нашем Байтираке!
Гюльсум действительно была вся в веснушках, поэтому ее иногда и называли пестрым воробышком. Она не выдержала и прыснула.
На бригадном стане их встретили Хаерниса и Ильгизар.
«Молод для прицепщика», — подумала Гюльсум об Ильгизаре. А уж Хаерниса давно была известна своей медлительностью. Однако Гюльсум промолчала. Она проверила сцеп, хорошо ли скреплены бороны, потом окинула взглядом участок, примечая каждую ложбинку, каждый взгорбочек.
— Ладно, участок как будто ничего, — проговорила она и, вероятно увидев поднимавшихся снизу Зэйнэпбану и Карлыгач, повернулась к Нэфисэ: — Ты что же это, решила на лошадях боронить?
— Хотела тебе немного облегчить работу.
Гюльсум недовольно покачала головой:
— Нет, подружка, я ждать твоих козявок не могу. Они, может, целую неделю будут копаться. А я кончу до полудня. Потом пройду культиватором и еще раз пробороню. — Она взглянула на часы. — Если завтра к полудню закончу...
— Начнешь сразу же сеять? В договоре ведь так и записано. А то у меня земля начнет подсыхать, Гюльсум, миленькая!
Гюльсум посмотрела с улыбкой на бригадира и, покачав головой, пошла к трактору.
— Тебя, видно, неспроста бригадиром поставили. Все законы знаешь... — Она села на трактор и окликнула Ильгизара: — Ну, джигит, покажи-ка мастерство, прицепи свое стадо!
Ильгизар побежал, легко прыгая между борон, и прицепил их к трактору. Трактор тронулся. Полтора десятка борон, охватив пространство шириною с улицу, покачиваясь, как на волнах, двинулось за трактором в поле.
Когда Нэфисэ, проводив девушек на участок, выделенный под овес, подходила к стану, из лесу, словно медведь, ломая сухие ветви, выбрался Бикмулла, в коротком сером бешмете, с топором за поясом. Он остановился возле бригадного домика и, сдвинув на затылок белую войлочную шляпу, стал наблюдать, как Гюльсум боронит.
До осени прошлого года Бикмулла был полеводом колхоза. Когда все бригадиры ушли на фронт, ему, как и Нэфисэ, предложили возглавить бригаду. Однако новая работа не очень по душе была старику, он считал это понижением для себя. Как-никак за спиной у него большой опыт полевода, да к тому же он старый член правления. Вот почему он несколько свысока относился к женщинам-бригадирам и считал своим долгом поучать их, а иногда по старой привычке даже проверял их работу. А те, зная опыт этого хлебороба и почитая его преклонный возраст, никогда не перечили ему.
Бикмулла взглянул из-под широких полей шляпы на Нэфисэ и спросил:
— Ну, бригадир, как дела? Все в сборе?
Голос старика звучал строго. Он был недоволен тем, что трактор работает не у него, а на участке Нэфисэ.