Наиболее общее разграничение, отмечаемое среди «локальных» функций падежей, — это противопоставление локативных vs. направительных падежей («в/у» vs. «к» или «от»). Отнесенность результирующей формы к пространственной или временно́й сфере будет в основном зависеть от характера склоняемого существительного; ср. выражения «в доме», «из дома»; «в детстве», «из детства», которые в ряде языков переводятся не предложной группой, а падежной формой слова. Сами по себе термины «локативный» и «направительный» (как и «локальный») нейтральны к разграничению пространства и времени; при этом различие между «к» и «от» выступает как вторичное разграничение внутри «направительных» падежей.

Противопоставление «локативности» и «направительности» может рассматриваться как частный случай более общего разграничения между статичностью и динамичностью. Мы вернемся к этому вопросу в следующем разделе при рассмотрении категории вида. Здесь будет достаточно сказать, что местонахождение так относится к движению, как нахождение в определенном состоянии или в определенных условиях относится к становлению этого состояния или этих условий (или к выходу из этого состояния или из этих условий); другими словами, существует содержательный параллелизм между такими статичными выражениями, как «(быть) в Лондоне», «(происходить) во вторник», «(быть) учителем» и их динамическими коррелятами «(поехать/приехать) в Лондон», «(продолжаться) до вторника», «(стать) учителем». Аналогичным образом местонахождение так же относится к движению, как обладание к приобретению (или потере): «(быть) в Лондоне» относится к «(иметь) книгу» так же, как «(поехать/приехать) в Лондон» относится к «(достать) книгу» (ср. §8.4.7).

Если мы будем использовать термин «состояние» в широком смысле для обозначения местонахождения, качества, условия, обладания и т. д., мы можем разграничить те состояния, которые рассматриваются как постоянно (или необходимо) ассоциируемые с определенными лицами или вещами, и те состояния, которые с ними ассоциируются временно (или случайно). Тогда можно сказать, что употребление динамичной формы (выражающей движение, изменение условий, приближение или потерю) предполагает, что рассматриваемое состояние является не необходимым, а случайным (то есть «несущественным» или «второстепенным»). Более того, это разграничение между случайным и необходимым в некоторых языках выражается с помощью падежного окончания существительных и прилагательных, когда они выступают в составе сказуемого. В русском языке, например, при выражении случайных свойств или условий используется (за исключением «настоящего времени») «творительный» падеж: я был/стал солдатом, тогда как при обозначении более постоянных, или необходимых, состояний употребляется «именительный» падеж. В финском языке при статичном обозначении случайных, периодических или временны́х качественных состояний или условий («когда он был учителем», «в своей способности выполнять функции учителя» и т. д.) употребляется «эссив», а в динамических коррелятах этих выражений — «транслатив» («он стал учителем», а также в выражениях типа «оно стало голубым» и т. д.). Противопоставление случайного и необходимого может быть релевантным также для отношений «обладания»: если «обладаемое» ассоциируется с «обладателем» случайно, то оно получает в некоторых языках (особенно в китайском, а также в семье языков сиу) показатель отчуждаемости («способности быть отнятым»), но если оно связано с «обладателем» необходимым образом, то оно получает показатель неотчуждаемости. Типичными примерами отношений отчуждаемости и неотчуждаемости служат, соответственно, сочетания 'книга Джона' и 'отец Джона'.

Со времен античности грамматисты спорили о взаимоотношениях между «локальными» и «грамматическими» функциями категории падежа (в этом контексте «локальный» значит «относящийся к пространству и времени»). В классических (и многих других) языках часто бывает трудно разграничить «локальные» и «грамматические» функции конкретного падежа; поэтому заманчивой представляется гипотеза о том, что один тип функций произведен от другого или что оба они производны от какого-то более общего принципа, нейтрального по отношению к противопоставлению пространственно-временных и синтаксических функций. Сказанное применимо также к «локальным» и «грамматическим» функциям предлогов в английском языке (которые, как мы увидим, могут рассматриваться как падежи управляемых ими существительных при условии, что употребление термина «падеж» не будет ограничиваться лишь рамками словоизменения). Мы вправе задаться вопросом о том, связан ли в синхронном плане «смысл» предлога from 'от, из' во фразах I am from London 'Я из Лондона' (то есть 'родился в Лондоне') или I came from school 'Я пришел из школы' со «смыслом» этого предлога во фразе I got the book from John 'Я получил книгу от Джона'; и связан ли направительный «смысл» предлога to 'к, в' во фразе I went to London 'Я поехал в Лондон' с употреблением этого предлога при косвенном объекте во фразе I gave the book to John 'Я дал книгу Джону'. Еще ни один язык не изучен с генеративной точки зрения в такой степени, чтобы можно было определенно сказать, в какой мере совпадение наиболее ясных «локальных» и наиболее ясных «грамматических» функций падежей и предлогов должно считаться релевантным для синхронного среза конкретного языка. В то же время некоторые случаи совпадений между генетически не связанными языками настолько поразительны, что они настоятельно требуют объяснения с позиций общей синтаксической теории. Один из таких случаев совпадения, на котором мы еще остановимся ниже, — это аналогия, наблюдаемая во многих языках между направительным значением и функцией косвенного объекта (ср. I went to London и I gave the book to John; и далее, заметим, что при анализе фразы I sent the book to John 'Я послал книгу Джону' мы колеблемся при определении функции группы to John — является ли она направительной или функцией косвенного объекта).

Хотя категория падежа по традиции связывается со словоизменением, ясно, что как «грамматические», так и «локальные» функции, рассмотренные в предшествующих параграфах, логически не зависят от способа их реализации в конкретных языках. Более того, в одном и том же языке эти «грамматические» и «локальные» функции могут выражаться частично посредством падежных окончаний, а частично — другими средствами, чаще всего предлогами или послелогами или порядком слов. Это значит, что нельзя рассматривать категорию падежа исключительно с морфологической точки зрения.

Различие между предлогами и послелогами тривиально, и многие лингвисты считают это терминологическое разграничение излишним педантизмом. В традиционной теории «частей речи», как она была развита применительно к описанию классических языков Европы, термин «предлог» использовался для обозначения того класса неизменяемых слов, или частиц, которые выполняли «грамматическую» или «локальную» функцию и обычно стояли (как в латыни и греческом) непосредственно перед модифицируемым существительным или группой существительного. Во многих других языках (турецком, японском, хинди и т. д.) частицы, выполняющие функции, аналогичные «грамматическим» или «локальным» функциям латинских, греческих или английских предлогов, употребляются после модифицируемого существительного (ср. в турецком: Ahmet için 'для Ахмета'; в японском: Tokyo е 'в Токио'; в хинди: Ram ko 'к Раме' и т. д.), и по этой причине они обычно называются послелогами. Для общей грамматической теории не так важно, встречается ли какая-то частица перед или после существительного; поэтому мы будем ради удобства употреблять привычный термин «предлог» для обозначения обоих классов частиц.

Не так важен и вопрос о том, нужно ли расширять употребление термина «падеж» за пределы его традиционных границ и включать в него наряду со словоизменением и предлоги. Различие между словоизменением и использованием предлогов касается «поверхностной» структуры языков. С точки зрения общей лингвистической теории важно то обстоятельство, что «грамматические» и «локальные» функции, традиционно приписываемые категории падежа, в языках с широким использованием в этих функциях предлогов разграничиваются столь же нестрого, как и в языках с развитым падежным словоизменением. Именно это «взаимопроникновение» синтаксических и «ориентационных» структур в языке мы и старались подчеркнуть выше.