4.2.10. ВЫДЕЛЕНИЕ ПОДКЛАССОВ (СУБКЛАССИФИКАЦИЯ)
Один очевидный путь внесения корректив в предложенный грамматический анализ — это разбить N и V на подклассы и формулировать не одно новое правило, а целое множество разных правил. Поэтому вновь разобьем слова на классы следующим образом:
Na = {dog, man, chimpanzee, linguist, child, wind, ...}
Nb = {banana, door, milk, meat, ...}
Nc = {fact, meaning, structure, ...} \
Vd = {eats, bites, frightens, undresses, sees, ...}
Ve = {recognizes, determines, sees, eats, ,..}
Vf = {determines, ...}.
Прежде чем продолжать, следует подчеркнуть ряд моментов в связи с данной переклассификацией. Во-первых, в принципе несущественно, каким образом мы пришли к данной классификации. Здесь не предполагается, что лингвистическая теория может или должна давать набор процедур для определения, или «установления», дистрибуционных классов, упоминаемых в грамматических правилах. Имеет значение вопрос о том, дает ли лингвисту именно одна, а не другая классификация возможность сформулировать серию правил таким образом, чтобы общее множество предложений, порождаемых грамматикой, включало максимальное число приемлемых предложений и минимальное число неприемлемых предложений. (Имеются дополнительные соображения, которые мы обсудим ниже в связи с разграничением «сильной» и «слабой» адекватности; см. § 6.5.7. Здесь их можно не принимать во внимание.) Второй заслуживающий упоминания момент заключается в том, что новые подклассы, несмотря на употребление индексов, оказываются теперь совершенно не связанными друг с другом. Иными словами, Na, Nb и Nc являются подклассами N только в том «несущественном» смысле, что мы от первоначальной пробной грамматической классификации перешли к последующей пробной классификации. В принципе же мы построили совершенно новую классификацию словаря и совершенно новую грамматику описываемого языка. Как мы увидим в следующем разделе, возможно пересмотреть понятие дистрибуционной классификации, которым мы сейчас оперируем, таким образом, чтобы Na, Nb и Nc можно было рассматривать как подклассы более широкого класса N, a Vd, Ve, Vf — как подклассы V. Наконец, следует отметить, что мы ввели определенное количество случаев многократного вхождения: слово determines встречается как в классе Ve, так и в классе Vf , а слово sees — как в классе Vd, так и в классе Ve. Независимо от того, какие возражения может вызвать двойная классификация этих слов, она имеет еще то нежелательное следствие, что в рамках предполагаемой ею модели sees в предложении типа The child sees the banana 'Ребенок видит банан' представляет собой, с грамматической точки зрения, совершенно другой элемент, нежели sees в таких предложениях, как The child sees the meaning 'Ребенок понимает [букв, видит] смысл'. Мы еще вернемся к этому вопросу в следующем разделе. Новая классификация рассматриваемых слов предполагает замену прежнего правила целым множеством правил (следует заметить, что каждое из них определяет совершенно особый тип предложения):
a) Σ1 : T + Na + Vd + T + Na (ср. The dog bites the man)
b) Σ2 : T + Na + Vd + T + Nb (cp. The chimpanzee eats the banana)
c) Σ3 : T+ Na + Ve + T + Nc (cp. The linguist recognizes the fact)
d) Σ4 : T + Nc + Vf + T + Nc (cp. The meaning determines the structure).
Хотя этих четырех правил достаточно, чтобы породить девять предложений из нашей «выборки» (и очень многие другие), очевидно, что теперь потребуются еще какие-то правила, описывающие другие предложения, состоящие из употребляемых в «выборке» слов, которые мы были бы склонны рассматривать как приемлемые (The banana frightens the linguist [букв. 'Банан пугает лингвиста'] и т. п.). Мы приглашаем читателя построить некоторые дополнительные правила, а также продолжить приведенные выше списки слов.
Самым важным моментом, возникающим в связи с пересмотром грамматических правил, является то, что заново определяются границы между грамматичными и неграмматичными предложениями английского языка. Такие сочетания слов, как *The banana bites the meaning, *The structure drinks the chimpanzee и т. п., которые, согласно нашему предположению, являются неприемлемыми как английские высказывания, теперь определяются как неграмматичные. С другой стороны, существует много других неприемлемых высказываний, которые допускаются правилами как грамматичные: *The chimpanzee drinks the door, *The dog undresses the wind и т. Д.
В принципе мы могли бы надеяться постепенно сделать классификацию слов и систему правил все более и более подробными, внося все новые и новые исправления, до тех пор пока наша грамматика не будет способна порождать максимальное число приемлемых предложений и минимальное число неприемлемых предложений. С каждой последующей модификацией — и в этом теоретическое значение данного примера — границы грамматичное очерчиваются для описываемого языка заново. С «формальной» (vs. «понятийной») точки зрения, грамматичность — это не более чем приемлемость в той мере, в какой она может быть описана с помощью определенного множества правил и определенной классификации лексических и грамматических элементов языка. (Пока разграничение между «лексическими» и «грамматическими» элементами, вкравшееся в данную формулировку, можно игнорировать: «лексические и грамматические элементы» можно понимать как «слова».)
4.2.11. НЕДЕТЕРМИНИРОВАННОСТЬ ГРАММАТИКИ
Описывая конкретный язык, лингвист должен так или иначе установить пределы грамматичности. На его решение провести соответствующие границы (если решение принимается сознательно, путем выбора из представляющихся альтернатив) обычно оказывают влияние два следующие основные фактора. Первый может быть назван законом «снижения рентабельности». Классификация слов по их дистрибутивным свойствам может, вообще говоря, быть гораздо более детальной, чем это представлялось возможным или даже желательным традиционным грамматикам. Однако рано или поздно в своем стремлении исключить положительно неприемлемые предложения при помощи все более дробной классификации составляющих их слов исследователь столкнется с такой ситуацией, когда он вынужден будет устанавливать все новые и новые правила, каждое из которых будет иметь отношение к очень небольшому количеству предложений; при этом придется устанавливать такое большое количество пересекающихся классов слов, что может быть утрачено какое бы то ни было подобие общности. Именно это мы имеем в виду, говоря о законе «снижения рентабельности»: в определенный момент (вопрос о том, когда именно наступает этот момент, заслуживает специального рассмотрения и обсуждения) сложность правил становится слишком «дорогостоящей» относительно их «производительности»; каждое начинает охватывать сравнительно небольшое число приемлемых и неприемлемых предложений. Второй фактор является, впрочем, не менее важным. В связи с тем, что предложения описываемого языка столь многочисленны (как мы увидим в дальнейшем, может оказаться желательным — как с теоретической, так и с практической точки зрения — считать их число бесконечным), нельзя надеяться с определенностью решить для каждого порожденного грамматикой предложения, является ли оно приемлемым или неприемлемым. На самом деле, описывая какой-либо язык, сразу же приходится сталкиваться с разногласиями среди носителей этого языка относительно приемлемости предложений, порождаемых правилами, которые были ориентировочно установлены исследователем. Таким образом, существует реальная и, возможно, неустранимая проблема недетерминированности в отношении приемлемости и неприемлемости. Это, по-видимому, должно привести к заключению, что грамматическая структура языка в конечном счете не детерминирована. Дело не только в том, что лингвисты по-разному понимают, что составляет оптимальную степень общности правил, и по-разному оценивают приемлемость тех или иных классов предложений. Дополнительная трудность заключается в том, что порождение одной серии предложений определенного типа может чрезвычайно затруднить порождение другой серии предложений иного типа в рамках теории, установленной для первой серии предложений. Некоторые из возникающих при этом проблем будут упомянуты ниже (см. § 8.3.6 и сл.). Наблюдающийся в настоящее время прогресс в развитии грамматической теории, возможно, уменьшит число подобных проблем или даже вовсе устранит их; но пока это еще довольно трудные проблемы. Таким образом, мы можем вновь сформулировать как общий принцип грамматической теории (на который не повлияет ничто, сказанное в последующих главах о природе и способе действия грамматических правил) следующий факт: ответить на вопрос, является ли то или иное сочетание слов грамматичным или неграмматичным, можно только обратившись к конкретной системе правил, которая или порождает его (и таким образом определяет как грамматичное), или же не порождает (и тем самым определяет как неграмматичное). Большинство теоретиков грамматики, включая и тех, кто внес наибольший вклад в развитие трансформационной грамматики (в частности, Хомский), по-видимому, отвергает этот принцип. Они предполагают, что грамматическая структура языка детерминирована, и носители языка знают ее «интуитивно» (или «неявно»). Это представляется чрезмерно сильным допущением. Несомненно, носители языка согласятся, что определенные наборы высказываний «сходны» или «однородны» или «различны» в том или ином отношении. Эти интуитивные представления в той мере, в какой они могут быть установлены, составляют важную часть данных лингвиста; и он может описывать их, выделяя разные виды приемлемости (или правильности) и разные виды связи между предложениями. Но он не обязан предполагать, что существует какое-либо прямое соответствие между «интуитивными» представлениями говорящих и утверждениями, сделанными лингвистом.
