Шаги! Кто-то очень торопился, почти бежал по коридору. Вероника поняла, что кто-то ищет её теперь более настойчиво. Она замерла. Жуткий страх не давал ей пошевелиться. Мысль одна быстрее другой проносились в раскаленном мозгу: «Бежать. Только куда? Я не знаю. Здесь тупик. Тупик. Тупик, уродский тупик, мать его тупиковая линия. ТУПИК! Шаги приближались. Тупик! Что делать? Это тупик. Конец». Она в страхе прижалась к стене. Внезапно, словно дом подчинялся чьим-то командам, в стене проявилась небольшая ниша. Вероника могла поклясться, что пару секунд назад её там не было. Вернулось ощущение покоя и присутствия чего-то сильного, дающего безопасность и уверенность. Или кого-то. Она попыталась укрыться в спасительной нише. Получилось, но так долго она стоять не сможет. Веронике было тяжело почти не дышать и совсем не шевелиться, сливаясь с холодной чужой стеной. Двое. Их было двое. Разговаривают, но так тихо, что она слышит только невнятные звуки. Голоса и шаги ближе.
— Она здесь? — робкий, заискивающий неприятно-скрипучий, похожий на утробный звук, голос одного из преследователей.
— Нет, вряд ли. Она не проходила здесь. Ты что не видишь, что нет никаких следов. Посмотри. Мы прошли, и на покрытом пылью полу остались следы, — рыкнул собеседник.
Человек, говоривший чувствовал себя Хозяином положения, Господином. Он не думал как отреагируют на его слова, он стремился показать, кто главный и любые попытки противодействовать его воле он расценивал как повод для смерти сопротивляющегося.
— Точно, кроме наших следов нет ничего. Значит, она повернула раньше, — голос невидимого преследователя звучал так, будто у говорящего были очень серьезные проблемы с голосовыми связками, да и с дикцией было не лучше — не человек, а мечта логопеда.
— Где? Может быть, ты и это знаешь? — легкая усмешка, соединенная с угрозой уничтожения или даже уничтожения невидимого Веронике трусливо-злобного компаньона.
— Около той красной двери с навороченной позерской ручкой, там, в начале коридора. Больше тут дверей нет, — пробурчал, казалось, почти не раскрывая рта, невидимый попутчик.
— Нет. В эту чертову дверь лезь сам. Это не для меня. Это как раз для таких как ты.
Звук голосов и шагов начали удаляться. Вероника четко слышала шаги одного из них — шаги человека, уверенного в себе и своей исключительности, и шаги другого — мягкие, но вместе с тем тяжелые и неуклюжие, как будто, он только сегодня научился ходить. Мелькнула и тут же погасла странная мысль. Вероника даже не успела её уловить и оформить в слова. Через несколько секунд шаги были почти не слышны. Она облегченно вздохнула. Осторожно попыталась открыть окно. Рама, как ни странно, тихо и быстро открылась. Не дыша, она осторожно встала на подоконник посмотрела вниз: картинка расплылась, сфокусировалась, исчезла. Она тряхнула головой, отгоняя тошноту и рвотные позывы. Посмотрела ещё раз. Внизу не былоничего. Совсем. Ничего. Не удержавшись, она соскользнула с подоконника.
Долгое падение, тихое и почти бесконечное парение в ледяном воздухе, всё быстрее и быстрее. Резкий удар и всё рассыплется на тысячи осколков. Вероника не почувствовала удара.
Она стояла с другой стороны дома. Вероника поняла это потому, что вид из окна был совсем другим, чем окружающий её пейзаж. Страх отпустил, но она совершенно не знала, что ей делать. Подсказать некому, сама она не разберется. Оставалось только ждать. Только чего ждать? Когда те двое найдут её? Ощущение, что сюжет происходящего ей знаком, становилось всё сильнее, но она не помнила, что должно было быть дальше. А может быть, она и не знала? Ведь многие истории начинают развиваться по каким-то внутренним законам, и предсказать развитие их нереально.
В этот самый момент Макс налетел на союзников как безумный ураган. Сказать, что он недоволен, это значит не сказать ничего. Сказать, что он был в бешенстве, тоже значит умолчать реальные факты. Он потерял свое лицо. Человеческое, по крайней мере, и союзники, озираясь, жались к Вожаку, смотревшему вниз, видимо боясь поднять холодно-желтые глаза на Макса. Они были сильными созданиями, но сейчас им не хотелось вступать в спор с древним и опасным существом. Да, он призвал их очень давно, он был их хозяином, но ничто не длится вечно, и скоро, очень скоро, они смогут покинуть его. Если Вожак решит, то Макс останется в живых, но это в будущем, а сейчас они вынуждены повиноваться. Вампиры и сумеречные твари всегда соблюдали соглашение о нейтралитете. Однако, последнее время всё стало быстро изменяться. Когда Макс получил древние знания, когда он смог создавать сновидения и перемещаться в них, равновесие сил пошатнулось. Сновидящий никогда раньше не мог стать вампиром, а вампир — сновидящим. А Макс стал и тем, и другим. И это делало его опаснее, но уязвимее.
— Прочь, недоумки! Пока живы! — прорычал Макс.
Макс стал размышлять: «Что же мне помешало? Или кто? Не важно, уже не важно. Просто опять не получилось. Неужели Вероника достанется кому-то другому, кто сможет подчинить её силу, сломав дикое упрямство? Это не должно произойти ни при каких обстоятельствах». Макс знал, что она нужна ему. Но его желания в этот раз видимо не достаточно. Макс осмотрел дом, решил было обойти и посмотреть с другой стороны, но потом, махнул рукой, словно отвечая невидимому собеседнику, или самому себе «да и хрен-то с ней», закрыл глаза, размышляя и прислушиваясь к внутреннему голосу. «Нет, надо обойти этот чертов дом и посмотреть, что же здесь происходит в конце-то концов, — уговаривал Макса всё тот же противный писклявый голосок. — Пойди, посмотри, может быть, ещё есть шансы? А? Ты так быстро сдался? И после этого ты ещё думаешь называть себя кем-то? Да ты никто после этого, я и знать тебя не желаю!» Макса удивляло, что этот странный голосок не принадлежал никому вообще. Откуда он взялся? Или у него такой противный и скандальный внутренний голос?
В это же время Вероника стояла, молча вглядываясь в темноту, которая имела очень конкретную границу, за пределами которой клубился зеленовато-серый туман, поглощавший очертания всего, что попадало в него. Странно всё это. Сон — не сон. На реальность происходящее мало походило, на сон всё это тоже было не похоже, было просто похоже на… На что? Вероника снова и снова спрашивала себя. Время не ощущалось, не ощущалось пространство, не ощущалось ничего, кроме напряжения воздуха. Вожак союзников, прижав уши к голове, монотонно и глухо рычал, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Его движения подчинялись какому-то странному разорванному синкопированному ритму. Он словно танцевал, слыша музыку ветра и голоса пустыни, из которой он был призван в этот мир. Он внутренне пел странные песни на забытом языке. Он звал и звал протяжно и сильно, желая получить ответ. И он слышал ответ, но пока ещё не ясный, трудноразличимый. Союзники почтительно опустив головы смотрели на него своими тёмными глазами и ловили каждый его жест, слыша невидимый зов и подчиняясь, как и старый Вожак, танцу и песне пустыни. Все они являлись невидимыми участниками событий, происходивших по другую сторону дома. Своим безмолвным присутствием союзники усиливали зов Вожака стаи, прося вместе с ним о помощи, призывая силу пустыни и свободного ветра. Макс постоял некоторое время, вслушиваясь в темноту, вглядываясь в пространство. Он чувствовал, что Вероника рядом, и ещё, что её нужно найти. Нужно ли? Нужно. И ещё найти того, кто ещё тут есть, и удалить не только из поля зрения, но и вообще из этого неудавшегося сновидения. А ещё лучше — убить. Он решительно направился к скрытой сумеречным туманом стороне дома.
Вероника почему-то не могла покинуть сновидение. В сознании проскальзывали какие-то обрывки мыслей. И ещё было странное чувство, что она, а не кто-то другой создал этот серый дом. Она слышала далёкую удивительную песню. Звуки напоминали голос ветра и шорох песка. И кто-то обращался к ней на чужом языке, которого она не знала. Этот кто-то пел для неё, зовя и предостерегая. Невидимый певец желал уберечь Веронику от опасности, как ей казалось, но она могла и ошибаться. Это могло быть ловушкой. Она пошла на зов, не в силах сопротивляться. Воздух искрился, сгущался, клубился, свиваясь в спирали. Лёгкий ветер нёс в себе тяжелые мысли.
