Поэтому Нигли позвонила своему помощнику в Чикаго и попросила найти физический адрес «Защитных систем новой эры». Из той части разговора, которую Ричер слышал, выходило, что самый надежный способ добыть необходимую информацию – это забраться в компьютер «Федэкса», Единой посылочной службы или почтовой службы «Ди-эйч-эл». Всем приходят посылки, а курьерам требуются адреса. Они не могут воспользоваться почтовым ящиком, потому что должны вручить посылку в руки и получить от адресата подпись.

– Попроси его найти номера мобильных телефонов остальных ребят, – сказал Ричер.

Нигли прикрыла рукой трубку.

– Он занимается этим уже три дня. Трудная задача.

Она закончила разговор, подошла к окну и стала смотреть на людей, паркующих машины.

– Теперь будем ждать, – сказала она.

Они прождали меньше двадцати минут, а потом запищал один из компьютеров Нигли, сообщая, что пришло электронное письмо из Чикаго.

Электронное письмо от помощника Нигли содержало адреса «Защитных систем новой эры», которые удалось узнать в Единой посылочной службе. Один адрес в Колорадо, другой – в Восточном Лос-Анджелесе.

– Разумно, – заметила Нигли. – Рассредоточенное производство. Так безопаснее на случай атаки.

– Ерунда, – возразил Ричер. – Вдвое больше сенаторов – вдвое больше свиней. Там республиканцы, здесь демократы, и те и другие суют свои морды в кормушку.

– Суон не пропал бы неизвестно куда, если бы дело было только в этом.

– Возможно, – кивнул Ричер.

Нигли раскрыла карту и принялась искать адрес в Восточном Лос-Анджелесе. Оказалось, что он находится за парком «Эко», за стадионом «Доджерс», где-то среди пустырей между Южной Пасадиной и Восточным Лос-Анджелесом.

– Далеко, – сказала Нигли. – Дорога туда займет много времени. Начинается час пик.

– Уже?

– Час пик в Лос-Анджелесе начался тридцать лет назад и закончится, когда подойдут к концу запасы нефти. Или кислорода. Так или иначе, мы не успеем добраться туда до того, как они закроются. Поэтому давай оставим «Новую эру» на завтра, а сегодня навестим миссис Франц.

– Как ты и говорила с самого начала. Ты играешь на мне, как на скрипке.

– Просто она ближе. И у нее может быть важная информация.

– А где она живет?

– В Санта-Монике.

– Франц жил в Санта-Монике?

– Не на берегу океана. Но все равно, думаю, в хорошем месте.

Место действительно оказалось хорошим. Значительно лучше, чем могло бы быть. Маленькое бунгало на маленькой улочке, посередине между 10-й автострадой и аэропортом Санта-Моники, примерно в двух милях от океана. Не самое лучшее расположение с точки зрения недвижимости, но очень красивый дом. Нигли дважды проехала мимо в поисках места для парковки. Дом представлял собой крошечное симметричное строение. Два эркера с входной дверью между ними. Большое крыльцо под выступающей крышей. На крыльце два одинаковых кресла-качалки. Немного камня, немного балок в стиле Тюдоров, немного декоративных деталей, немного Фрэнка Ллойда Райта, испанская плитка. Настоящее смешение стилей в одном маленьком доме, но получилось очень неплохо. Славный домик, и в идеальном состоянии. Безупречная краска сияет. Чистые окна сверкают в лучах солнца. Аккуратный дворик. Зеленая лужайка тщательно подстрижена. Яркие цветы, никаких сорняков. Короткая асфальтовая подъездная дорожка, гладкая, как стекло, старательно подметена. Кельвин Франц был педантичным и основательным человеком, и Ричер почувствовал присутствие старого друга на этом небольшом участке его собственности.

В конце концов симпатичная женщина в двух улицах от нужного им дома отъехала на своей «тойоте камри» от тротуара, и Нигли тут же заняла освободившееся место. Она закрыла «мустанг», и они вместе зашагали назад. Близился вечер, но было тепло, и Ричер чувствовал запах океана.

– У скольких вдов мы побывали? – спросил он.

– И не сосчитать, – ответила Нигли.

– Где ты живешь?

– В Лейк-Форесте, Иллинойс.

– Я слышал о нем. Говорят, хорошее местечко.

– Так и есть.

– Мои поздравления.

– Я отдала этому много сил.

Они свернули на улицу, где жил Франц, а затем на его подъездную дорожку и немного сбавили шаг, подходя к двери. Ричер не знал, что они тут обнаружат. В прошлом ему приходилось иметь дело с вдовами, чьи мужья умерли меньше чем семнадцать дней назад. Очень часто они не имели понятия о том, что они вдовы, пока не появлялся он и не сообщал им об этом. И он не представлял, что могли изменить прошедшие семнадцать дней и на каком этапе она находится.

– Как ее зовут? – спросил он.

– Анджела, – ответила Нигли.

– Понятно.

– Ребенка зовут Чарли.

– Понятно.

– Ему четыре года.

– Понятно.

Они поднялись на крыльцо, Нигли нашла звонок и коснулась его кончиком пальца, мягко, коротко, уважительно, словно электрическая цепь могла почувствовать разницу. Ричер услышал внутри приглушенный звонок, а потом – ни звука. Они ждали. Примерно через полторы минуты дверь открылась, словно бы сама собой. Но тут Ричер опустил глаза и увидел маленького мальчика. Ручка находилась высоко, а мальчик был маленьким, и ему пришлось встать на цыпочки, чтобы открыть дверь.

– Ты, наверное, Чарли, – сказал Ричер.

– Да, – ответил мальчик.

– Я был другом твоего папы.

– Мой папа умер.

– Я знаю. Мне очень жаль.

– И мне тоже.

– А тебе можно самому открывать дверь?

– Да, можно, – сказал Чарли.

Он был как две капли воды похож на Франца. Поразительное сходство. То же лицо, то же строение тела. Короткие ноги, низкая талия, длинные руки. Под футболкой вырисовывались худые плечи, но почему-то было ясно, что позже они станут такими же широкими, как у отца. И совершенно такие же, как у Франца, глаза, темные, спокойные, ободряющие, словно мальчик хотел сказать: «Не волнуйтесь, все будет хорошо».

– Твоя мама дома, Чарли? – спросила Нигли.

Мальчик кивнул:

– Она в задней части дома.

Он отпустил ручку и отошел в сторону, пропуская их внутрь.

Нигли прошла первой. Дом был слишком маленьким, чтобы можно было говорить о наличии в нем «задней части». Он скорее напоминал одну большую комнату, разделенную на четыре. Справа две маленькие спальни, между ними, вероятно, ванная и туалет. В левом переднем углу маленькая гостиная, а за ней маленькая кухонька. И все. Все крошечное, но красивое. Белое и бледно-желтое. Цветы в вазах. На окнах белые деревянные ставни. Пол из гладко отполированного темного дерева. Ричер повернулся и закрыл за собой дверь. Уличный шум исчез, и в доме воцарилась тишина. «Иногда это приятно, – подумал он. – Но сейчас, наверное, не слишком».

Со стороны кухни из-за тонкой стены, такой короткой, что она вряд ли могла послужить укрытием, появилась женщина. Ричеру показалось, что, когда они позвонили, она неосознанно попыталась спрятаться за этой стеной. Она выглядела гораздо моложе его и немного моложе Нигли.

Моложе, чем был Франц.

Высокая, белокожая, со светлыми волосами и голубыми глазами, как у уроженки Скандинавии, и худая. Она была в легком свитере, сквозь который проступали ключицы. Прибранная и накрашенная, с аккуратной прической, пахнущая туалетной водой. Превосходно владеющая собой, но не расслабленная. Ричер видел замешательство в ее глазах, словно она скрывала испуг под маской.

На миг повисло неловкое молчание, а затем Нигли шагнула вперед и сказала:

– Анджела? Я Фрэнсис Нигли. Мы разговаривали с вами по телефону.

Анджела машинально улыбнулась и протянула руку. Нигли пожала ее, и тогда наступила очередь Ричера.

– Я Джек Ричер. Сожалею о вашей потере.

Он взял ее руку и ощутил, какая она холодная и тонкая.

– Вы произносили эти слова не один раз, – сказала Анджела. – Верно?

– Боюсь, что так, – ответил Ричер.

– Вы есть в списке Кельвина, – продолжала она. – Вы, как и он, служили в военной полиции.