Он ждал.

Двадцать долгих минут.

Потом дверь распахнулась, и вертолет слегка накренился. Кто-то взобрался на борт. Дверь закрылась. Заскрипело кресло. Ричер услышал, как кто-то пристегивает ремень. Защелкали переключатели. От дюжины приборов начал исходить слабый оранжевый свет, по потолку пробежали легкие тени. Заработал топливный насос. Ричер наклонился вперед и повернул голову так, чтобы его глаз оказался между сиденьями. Он увидел рукав кожаной куртки пилота. И ничего больше. Все остальное скрывалось массивным креслом. Руки пилота порхали над переключателями, прикасались к циферблатам. Он проводил предполетную проверку систем и что-то тихонько бубнил себе под нос, повторяя длинный список необходимых действий, как молитву.

Ричер отодвинулся назад.

И тут раздался невероятно громкий звук.

Нечто среднее между пистолетным выстрелом и выбросом сжатого воздуха. Этот звук стал повторяться с возрастающей частотой. Стартовый механизм оживил винт вертолета. Пол задрожал. Наконец двигатель заработал, и звук сменился ленивым «вуп-вуп-вуп». Вращающий момент ритмично раскачивал вертолет, словно исполняя какой-то танец. Все внутри заполнилось громкими бренчащими звуками. Над головой начали вращаться ведущие валы. До Ричера донесся свист выхлопных газов ракетного топлива. Ричер прижал ногами к полу оба «ЗИГа», чтобы они не стучали, вытащил из кармана «глок» и опустил руку с оружием на колени.

Он ждал.

Минуту спустя задняя дверь распахнулась. Сразу стало очень шумно. Ричер ощутил едкий запах керосина. Потом появилась Карла Диксон. Ричер повернул голову и увидел, как ее сбросили на пол головой вперед, как бревно. Она осталась лежать на боку, спиной к Ричеру. Ее запястья и лодыжки были связаны грубой веревкой. Руки предварительно завели за спину. В последний раз Ричер видел ее в горизонтальном положении в своей постели в Вегасе.

Две минуты спустя они засунули О’Доннела ногами вперед. Он был крупнее и тяжелее, а потому упал на пол с громким стуком. Его связали так же, как Диксон. О’Доннел остался лежать лицом вниз, его ноги оказались рядом с лицом Диксон. Оба пытались освободиться от веревок.

Затем корпус снова закачался, и на борт забрались Леннокс и Паркер. Они захлопнули дверь и плюхнулись на задние сиденья. Кресло перед Ричером немного подалось назад и коснулось его щеки. Он слегка отодвинулся. Его короткие волосы зашуршали по ковру.

Винт продолжал медленно вращаться: «вуп-вуп-вуп».

Кабина вертолета тихонько раскачивалась, странный танец продолжался.

Ричер ждал.

Наконец распахнулась передняя дверь, Аллен Ламейсон уселся на сиденье рядом с пилотом и приказал:

– Вперед.

Ричер услышал, как начали вращаться турбины, кабина задрожала, винт завертелся быстрее, «вип-вип-вип», и вертолет слегка приподнялся.

А в следующее мгновение они оказались в воздухе.

Ричер почувствовал, как пол поднимается вверх, услышал, как уходят в пазы колеса. Вертолет набирал высоту, нос слегка накренился вперед, скорость увеличилась. Ричеру пришлось упереться пальцами в спинку кресла, чтобы не сползти вперед. Вскоре двигатель перестал менять режимы работы и загудел ровно, и Ричеру вспомнились хорошо знакомые ощущения полета на вертолете. Ему довелось немало попутешествовать на таких машинах, и не раз он сидел на полу.

Знакомые ощущения.

Пока.

Часы в голове у Ричера показали, что полет продолжается ровно двадцать минут. Он ожидал, что все будет развиваться именно так, понимая, что современные вертолеты должны летать быстрее, чем «хьюи», к которым он привык. Он предполагал, что армейскому «AH-1» потребуется несколько больше двадцати минут, чтобы перелететь через горы, а потому ровно двадцать минут было вполне естественно для воздушной машины с черными кожаными сиденьями и ковром на полу.

Эти двадцать минут Ричер провел, опустив голову вниз. Животный инстинкт, насчитывающий миллион лет и до сих пор распространяющийся на детей и собак: «Если я тебя не вижу, то и ты меня не видишь». Он старался едва заметно двигать руками и ногами, чтобы не затекали мышцы. Ему больше не было холодно, но он не хотел, чтобы тело подвело его в решающий момент. Шум в кабине был совсем не таким сильным, как ожидал Ричер. Гудение двигателя оставалось ровным, рокот винта сливался с ревом воздуха, и ему удалось отключить этот звук в своем сознании. Однако никто в вертолете не разговаривал. Ричер не услышал ни единого слова.

Пока двадцатиминутная прогулка не подошла к концу.

Он почувствовал, что вертолет замедляет полет. Пол выпрямился и даже наклонился на пару градусов назад – нос вертолета чуть-чуть приподнялся, корпус слегка развернуло влево. Как у лошади на экране, когда всадник натягивает поводья. Шум в кабине усилился. Теперь они двигались гораздо медленнее, пойманные в пузырь звуков, издаваемых вертолетом.

Ричер наклонился вперед, приложил глаз к щели между креслами и увидел, что Ламейсон прижался лбом к стеклу и смотрит вниз. Потом он повернулся к пилоту и заговорил. Или Ричеру только показалось, что он слышит его слова. С того момента, как Ричер раскрыл досье Франца, он тысячу раз восстанавливал этот разговор с пилотом. И сейчас ему казалось, что он знает его слово в слово, в неумолимой последовательности повторяющихся событий.

«Где мы?» – спросил Ламейсон в сознании Ричера, а возможно, и в реальности.

«Над пустыней», – ответил пилот.

«Что под нами?»

«Песок».

«Высота?»

«Три тысячи футов».

«Ветер?»

«Неподвижный. Один-два термальных потока, но ветра нет».

«Безопасно?»

«С точки зрения полета – совершенно».

«Тогда за дело».

Ричер почувствовал, что вертолет завис в воздухе. Двигатель загудел на более низких нотах, винт перешел на другой режим работы. Пол начал медленно и непредсказуемо вращаться. Ламейсон повернулся назад и кивнул сначала Паркеру, а потом Ленноксу. Ричер услышал, как щелкнули ремни безопасности, и в следующее мгновение сиденья кресел перед лицом Ричера слегка приподнялись. Кожаные подушки вздохнули, усталые пружины распрямились, и жизненное пространство Ричера немного увеличилось. Кабину по-прежнему освещало лишь отраженное оранжевое сияние приборов. Паркер находился слева, Леннокс справа. Оба застыли в странных позах: колени согнуты, головы наклонены, чтобы не касаться потолка, ноги широко расставлены для равновесия, руки вытянуты вперед. Один из них умрет легко, а другому достанется трудная смерть.

Все зависело от того, кто из них откроет дверь вертолета.

Леннокс сделал шаг к борту – дверь будет открывать он.

Левой рукой он ухватился за свой ремень безопасности. Сделал шаг вбок и правой рукой нащупал рычаг, открывающий дверь. Потянул за него и толкнул дверь. В кабину ворвались шум и ветер. Пилот, глядя через плечо, слегка развернул вертолет, чтобы дверь распахнулась до конца под собственным весом. Потом он выровнял «белл» и заставил его медленно вращаться по часовой стрелке, чтобы инерция и давление воздуха не давали двери захлопнуться.

Леннокс повернулся обратно. Большой, краснолицый, массивный, с согнутыми коленями, он походил на обезьяну. Его левая рука крепко держала ремень безопасности, а правая болталась в воздухе, как у человека, оказавшегося на льду.

Ричер наклонился вперед и левой рукой нашарил рычаг, опускающий спинку кресла, резким движением повернул его, и сиденье тут же сложилось вперед. Левой рукой Ричер опустил его в горизонтальное положение. Подушки снова вздохнули. Он поднял правую руку с «глоком» и положил правое предплечье на спинку кресла. Прикрыл левый глаз и прицелился на дюйм ниже пупка Леннокса.

И нажал на курок.

Выстрел прозвучал негромко, почти заглушенный ревом двигателя. Конечно, он был слышен, но совсем не так, как если бы Ричер стрелял в библиотеке. Пуля угодила в живот Леннокса. Ричер понял, что она прошла навылет. Это было неизбежно, ведь он стрелял девятимиллиметровыми пулями с расстояния в четыре фута. Именно по этой причине он стрелял в Леннокса, а не в Паркера. Ричер не боялся летать, но предпочитал делать это в исправном вертолете. Выстрел в живот Паркера мог привести к тому, что пуля повредила бы гидравлику или электрический кабель. А сейчас пуля прошила Леннокса насквозь и вылетела в открытую дверь, не причинив вреда вертолету.