– Могу я войти? – спросила она.

– Я как раз собирался тебе позвонить, – сказал Ричер.

– Правильно.

– Я уже шел к телефону.

– Почему?

– Мне стало одиноко.

– Тебе?

– Мне – определенно. Надеюсь, и тебе тоже.

– Так я могу войти?

Он широко распахнул дверь. Она вошла. Через минуту Ричер обнаружил, что под костюмом нет не только блузки.

Утром, в девять тридцать, позвонила Нигли.

– Диксон нет в ее номере, – сказала она.

– Может быть, она делает зарядку, – ответил Ричер. – Или решила пробежаться.

Диксон улыбнулась, и ее теплое тело лениво пошевелилось у него под боком.

– Диксон не делает зарядку, – возразила Нигли. – И не бегает.

– Может быть, она в душе.

– Я звонила ей дважды.

– Не волнуйся. Я сам ей позвоню. Завтракаем внизу, через полчаса.

Он повесил трубку и посоветовал Диксон досчитать до шестидесяти, а потом позвонить Нигли и сказать ей, что она только что вышла из ванной. Через тридцать минут они уже завтракали в ресторане отеля. Вокруг деловито шумели игровые автоматы. А еще через час они шагали по Стрипу, направляясь к бару с грилем.

По утрам Вегас казался маленьким и плоским под жарким солнцем пустыни. Безжалостный яркий свет не оставлял никаких иллюзий. Он показывал все недостатки города. То, что ночью казалось вдохновенными впечатлениями импрессиониста, днем выглядело глупой фальшивкой. Сам Стрип мог бы оказаться четырехполосной улицей в любом городе Америки. На сей раз они шли иначе – двое впереди и двое сзади, полностью контролируя все вокруг.

Однако улицы оставались пустынными, машин почти не было. По утрам Вегас был едва ли не самым спокойным местом на свете.

В зоне строительства также царила тишина.

Пусто.

Никакого движения.

– Сегодня воскресенье? – спросил Ричер.

– Нет, – ответил О’Доннел.

– Праздник?

– Нет.

– Так почему же они не работают?

Они не увидели полицейских. И желтой ленты, которой отгораживают место преступления. Никто не занимался расследованием. Ничего не происходило. Ричер посмотрел на ту часть забора, где он отодвинул в сторону доски. В том месте, где Нигли поливала землю водой из шланга, виднелись разводы. На тротуаре осталось большое пятно. В сточной канаве стояла вода. В целом ничего необычного для строительной зоны. Едва ли это место привлечет постороннее внимание.

– Странное дело, – сказал Ричер.

– Может быть, у них закончились деньги, – сказал О’Доннел.

– Жаль. Этот парень скоро начнет вонять.

Они пошли дальше. Теперь они знали, что искать, и в ярком свете дня быстро нашли короткий путь к бару. Однако на этот раз они приблизились к нему с другой стороны. Бар все еще был закрыт. Они присели на низкой стене и стали ждать, щурясь от солнца. Было очень тепло, почти жарко.

– В Вегасе двести одиннадцать ясных дней в году, – сообщила Диксон.

– Летом температура доходит до сорока градусов, – добавил О’Доннел.

– А зимой опускается до двух.

– В год выпадает четыре дюйма дождя.

– А иногда один дюйм снега.

– Я так и не добралась до моего путеводителя, – посетовала Нигли.

Когда часы в голове Ричера показали без двадцати двенадцать, люди начали приходить на работу. Они шли по узким улицам по одному или по двое, мужчины и женщины двигались медленно, без всякого энтузиазма. Ричер спрашивал женщин, не зовут ли их Милена. Они отрицательно качали головой.

Затем на улице снова стало тихо.

Без девяти минут двенадцать появилась следующая группа. Ричер сообразил, что так можно изучать расписание движения автобусов. Мимо прошли три женщины. Молодые, усталые, небрежно одетые, в белых кроссовках.

Ни одну из них не звали Милена.

Часы в голове Ричера продолжали тикать. Без одной минуты двенадцать. Нигли посмотрела на часы.

– Начал беспокоиться? – спросила она.

– Нет, – сказал Ричер, потому что за спиной у Нигли он увидел девушку, которая просто обязана была оказаться Миленой.

Она находилась в пятидесяти ярдах от них и шагала довольно быстро. Невысокая, стройная и смуглая, в голубых джинсах и короткой белой футболке. На пупке поблескивал драгоценный камушек. Через плечо был перекинут синий нейлоновый рюкзачок. У девушки были длинные, черные как уголь волосы, обрамлявшие красивое лицо, выглядевшее лет на семнадцать. Но двигалась она так, что Ричер дал бы ей тридцать. Она казалась усталой и озабоченной.

И еще несчастной.

Ричер встал со стены и, когда до нее оставалось десять футов, спросил:

– Милена?

Она замедлила шаг, и у нее на лице появилось беспокойство, как у всякой женщины, которую останавливает на улице огромный незнакомец. Она посмотрела на дверь бара и на противоположную сторону улицы, словно оценивая свои шансы на спасение. Она даже сбилась с шага, не зная, остановиться или побежать.

– Мы друзья Хорхе, – сказал Ричер.

Она посмотрела на него и на остальных, и ее взгляд остановился на Ричере. На лице отразилась гамма чувств: сначала недоумение, потом надежда, недоверие и наконец понимание – именно в таком порядке. «Наверное, нечто похожее испытывает игрок в покер, когда к нему приходит четвертый туз», – подумал Ричер.

И еще он уловил в ее глазах удовлетворение, словно вопреки всем ожиданиям, замечательный миф оказался правдой.

– Вы из армии, – сказала она. – Он говорил, что вы появитесь.

– Когда?

– Все время. Он говорил, что если он когда-нибудь попадет в беду, то рано или поздно вы появитесь.

– И вот мы здесь. Где мы можем поговорить?

– Я только скажу, что сегодня опоздаю.

Она немного смущенно улыбнулась, обошла их и скрылась в баре.

Милена вернулась две минуты спустя, но теперь она двигалась быстрее, расправила плечи и стала как будто выше, словно с нее сняли тяжелую ношу. Она больше не была одинокой. Она помолодела, в ее ясных карих глазах засветился ум. Ричер обратил внимание на хорошую кожу и жилистые сильные руки человека, напряженно работавшего последние десять лет.

– Позвольте мне угадать, – сказала она и повернулась к Нигли. – Вы, наверное, Нигли. – Потом она обратилась к Диксон. – Из чего следует, что вы Карла. – Посмотрела на Ричера и О’Доннела. – Ричер и О’Доннел, верно? Один большой, а другой – красивый.

О’Доннел улыбнулся ей, и Милена повернулась к Ричеру.

– Мне сказали, что вы искали меня вчера вечером.

– Мы хотели поговорить с вами о Хорхе.

Милена вздохнула, сглотнула и спросила:

– Он мертв?

– Вероятно, – ответил Ричер. – Мы точно знаем, что Ороско мертв.

– Нет! – охнула Милена.

– Я сожалею, – сказал Ричер.

– Где мы можем поговорить? – спросила Диксон.

– Давайте зайдем в дом Хорхе, – сказала Милена. – Вам следует на него посмотреть.

– Мы слышали, что там учинили разгром.

– Я немного прибрала.

– Это далеко?

– Мы дойдем пешком.

Они зашагали обратно по Стрипу, теперь уже впятером. Зона строительства оставалась все такой же пустынной. Никакого движения. Но и полицейских не было. Милена еще два раза спросила, мертв ли Санчес, словно, повторяя этот вопрос, рассчитывала услышать другой ответ. И оба раза Ричер ответил:

– Вероятно.

– Но наверняка вы не знаете?

– Его тело не найдено.

– А Ороско нашли?

– Да. Мы видели тело.

– А как же Кельвин Франц и Тони Суон? Почему их здесь нет?

– Франц мертв. И Суон, наверное, тоже.

– Точно?

– Франц – точно.

– Но не Суон?

– Нет, относительно Суона полной уверенности нет.

– И относительно Хорхе?

– Да. Но это очень вероятно.

– Ладно.

Она пошла дальше, отказываясь сдаться и оставить надежду.

Они прошли мимо дорогих отелей, отображавших все крупнейшие города мира на пятачке в несколько сотен ярдов, и увидели многоквартирные здания. Милена свернула налево, потом направо, и они вышли на параллельную улицу. Она остановилась в тени навеса – там находился вход в здание, которое четыре поколения назад могло быть лучшим местом в городе, где постоянно все перестраивается.