ВИТРИНЫ Когда мне думается, что тебе я верен, Когда от женщин отвожу глаза - Знай, милая, Что это и не фальшь, Но и не правда. Это – самообольщенье. Я долго сам не понимал, что значат для меня витрины Не понимал я их очарованья Ведь я у них в долгу за прелесть городских прогулок. Люблю особенно писчебумажные лавчонки. Я там беру зеленые чернила, Не подозревая, Что застигаю женщину с зелеными глазами, А шелковистая бумага Нежна, как женское белье. Мне все предметы эти ни к чему. Хотя бы портсигар из темной кожи, Но он мне страшно нравится. О женщины – курительные трубки, Здоровые и стройные, изогнутые в ласковом поклоне. О женщины, чувствительнейшие приборы, С болтливым язычком часов, С грудями выпуклыми, словно линзы В пенсне, С глазами, воздействующими, как лунный камень, С губами, жаждущими, как горлышки бутылей, С безупречными бедрами реторты, С руками, как трубки сообщающихся сосудов. С объятьями, как электромагниты. Их зыбкие тени выступают из мглы, Молящие руки протягивают перчатку, Усмешка колеблется в зеркальных стеклах. Я брожу часами, Несказанно взволнованный, И вижу ночью, как проступают они в уюте цветущих закутов Желанья их подобны орхидеям, Мои желанья словно гладиолусы, Они как пружинистое перышко часов, Как вздрагиванье крышки на патентованной чернильнице Как блужданье гусеницы в розе, Как щелканье затвора, Как круженье кофейной мельницы, Как сумасшедшие зрачки световой рекламы, Как стрелка барометра - Желанья, для которых нет названья, Желанья, о которых не запишешь в дневнике, Желанья, о которых не прочтут в моих томах, Желанья, которые снуют во мне без рассуждений и усилий Как игла в проворных пальцах белошвейки, Желанья, упрятанные колдовством, Как платье в скорлупке, Звезда в пламени, Ручей в дереве, Ликованье в слезе, Жизнь в смерти, Желанья, которые делают из меня лунатика. О лунные ночи моих блужданий! Когда мне думается, что тебе я верен - Я лгу тебе, как никогда, И ты мне лжешь, как никогда, Ты, желающая приобрести весь мир, Ты – нежная и верная, Ты – женщина и малое дитя, Женщина – и все что угодно из сущего, Женщина – и все что угодно иное, Женщина – и средоточье всех витрин и всех. ТАЛИСМАН Будь терпелив и выжидай поры Пока твоим окаменевшим оком Не сотворится грозная слеза Не выплавится из-под тесных век Чудовищный предмет твоих раздумий Который схож не с влагой А с бревном Пробившим брешь в заветном тайнике Твоих мучений очевидных ныне И схож с гигантской связкою ключей От всех дверей и фонарей погасших Упавшая слеза отобразит в себе Весь мир замысловатый как игрушка Так смятая бумажная салфетка Воспроизводит муку лихорадки В ее углах таится ночь любви А посредине – золотой дукат Сосредоточен на твоем раздумье Покуда ты не думаешь и спишь Дай вечеру подумать за тебя Пускай раскинет гением луны И выскажет тебе твои же мысли Так станешь ты мудрей премудрой книги Той над которой голову ломал Покуда не взбрело тебе на ум Ей предпочесть всезнание садов И опыт отдыхающего плуга Так станешь ты счастливей игрока Чей выигрыш богатство Исфагани Исправленная кривда – это кривда усугубленная Одной слезы не дам для плача о вчерашнем дне Я точно знал что завтра это завтра Пусть горше чем Вчера но не Вчера Подправленное наспех чьей-то кистью Все души скоро отуманит осень А в этих строчках лето расцветет И потому радетельные пчелы Пекитесь о читателях моих Даруйте им раскидистое древо Пусть постоят под ним на холодке Я издавна храню мой талисман В единственно надежном месте В сердце Я никогда его не потеряю Пока я верен моему бездумью Ведь только в совершенстве тишины Когда смолкает мельничный жернов Вы сможете услышать и понять Что жаворонок говорит с небес Не повышая голоса до крика Что значит пианиссимо струи Что предвещают дождевые капли И вечную молитву двух влюбленных Взывающую верность верность верность. КОГДА СОСТАРИШЬСЯ Когда состаришься и станешь слышать хуже, Когда одну лишь тень руками будешь прясть, Когда озябнешь ты от неприметной стужи, Когда твой блудный сын утратит пыл и страсть, Когда под гнетом туч твои согнутся плечи, Когда и я прощусь с раскрашенным жезлом, Тогда, как инвалид, вернусь я издалече К тебе, в наш старый дом – и сядем за столом. Тогда, клонясь к земле свинцовой головою, Услышим звон ручья, откуда – не постичь! Тогда – когда-нибудь – расстанусь с немотою, Забуду, может быть, свой стыд, свой стыд, свой бич. И прошепчу слова, какие шепчут внуки,- Я не дал их тебе по собственной вине. Как скроешь ты тоску, куда упрячешь муки, Куда упрячешь стыд, который страшен мне?! Что ж, разве не тебя искал я жадным взглядом, Когда любил других – надеясь, что найду! Я звал тебя с отцом, и ты сидела рядом, Когда метался я в горячечном бреду. Губительны слова, губительней, чем чувства, И звуки их страшны, как эхо в тишине; И я закован в них, как будто в панцирь узкий, А реки вен моих безумствуют во мне. Когда состаришься и станешь слышать хуже. Когда одну лишь тень руками будешь прясть, Когда озябнешь ты от неприметной стужи - В твоей крови моя заледенеет страсть. |