Я тоже ведь деревенский,

Хоть за плугом и не шагал.

Я тоже ведь деревенский.

Над зыбкой моей жаворонок распевал.

Мои предки так же трудились,

Над землей склоняясь родной,

И так же на лавках дубовых

Хлебали из миски одной.

И где-то еще в деревне,

Где жить мне уже не судьба,

И где-то еще в деревне

Стоит и моя изба.

Висит суковатая палка -

Мой посох в лесу теней.

Висит суковатая палка,

Что блудных бьет сыновей.

Я тоже ведь деревенский,

Хоть город меня и сманил.

Я тоже ведь деревенский -

И ничего не забыл.

Как садовник, склоняясь над струями вод,

Ты сорви этот плод.

И в ладони, которой теплей не сыскать,

Дай ему дозревать.

И когда над садами, блаженно горя,

Тихо встанет заря,

Заглядевшись на этот небесный огонь,

Разожми ты ладонь,

Чтоб стеклянный фонарь, в небо вырвавшись, мог

Осветить даль дорог.

И увидишь, как он над речной глубиной

Встанет полной луной.

Бесхитростно пропетые мной песни

Когда-нибудь понравитесь и вы

Так вырезанное на коре древесной

Растет с годами сердце средь листвы.

Стоит деревня, будто снится:

Домишки те же, те же птицы.

Скрипят колеса вперебой,

Взлетают гуси над тобой.

Двенадцать их. Не Музы ль это?

Их гогот провожает лето.

О гуси, гуси! Ваш полет

Увлек мальчишку вдаль, вперед -

Мечтой пронизанный одною,

Покинул я гумно родное.

Лететь! За тридевять морей!

Все выше, выше! Все быстрей!

Чудесно было в старой школе.

Бывало, возвращались с поля

Зарей зажженные стада,

А ты считал их – и тогда

Твои глаза и в самом деле

С фламандской страстностью глядели.

Жара стояла. Сено сохло.

А деревенька вся заглохла,

Чернели кухни без огня,

Косьба, косьба до склона дня.

Над косами и косарями,

Сверкая в серебре, как пламя,

Бывало, гуси там и тут

Лазурью радостной плывут,

А ты глядишь и кликам вторишь,

Чудес девятилетний сторож.

О гуси,- явь иль забытье,-

Верните мне село мое!

Небо, небо – цвет свободы,

Цвет лазури и победы,

Все в пыли, в цветах и в песнях

Танки, танки пролетают!

Окна улиц повернулись

И бегут за ними следом.

Прага, Прага, наконец-то

Ты свободна, Золотая!

Я влюблен в тебя в такую,

Мы такой тебя забыли.

Пусть еще стреляют немцы

Из подъездов и подвалов,

Но железом и камнями

От разрушенных Бастилий

Мы с тобою вместе, Прага,

Их накормим, как бывало.

Возле танков, где на башнях

Едут пыльные мессии,

У домов, еще звенящих

Ранеными зеркалами,

И в глазах, где, пролетая,

Отражается Россия,

Сбросив путы полонянки,

Прага пляшет вместе с нами.

Когда тебе взгрустнется,

приди.

Когда слеза печали навернется,

ты приходи, не жди!

От ночи той уже не остается

ни рыболовной сети, ни звезды.

И новый день очнется.

Придешь? Приди!

Судьба, о судьбина,

как всех я покину,

мне в целой вселенной

не будет замены.

Появятся вещи

того-то, того-то,

слова будут хлеще

и тоньше остроты.

Но суть не во вкусе,

не в блеске работы.

Стихи мои – гуси

порой перелета.

Часть стихотворений

погибнет в дороге,

а те, что смиренней,

спасутся в итоге.

Я вам прощаю, люди, слепоту

Стяжанья, чванства жалкие потуги.

Я вашему тщеславью предпочту,

В траве валяясь, думать на досуге.

Я лягу под сиреневым кустом,

Где пахнет дерном и болиголовом,

И, вспомнивши о чем-нибудь простом,

Почувствую себя совсем здоровым.