МИХАЙ ВАЦИ ЗАПАХ ИВОВЫХ ПРУТЬЕВ Горький запах этот не забыт. И в ночи не по следам копыт и не по следам колес к дому своему искал бы путь я,- нет, меня бы вел, меня бы нес запах ваш, о ивовые прутья! Спят сараи, сенники, хлева, Зелень сада, неба синева тоже спят. Лишь горчайший этот аромат и в лицо, и в сердце льется, льется. Задохнувшись, стал я у колодца,- уж не повернуть ли мне назад? Дворик. Стойло. Сбруя на стене, И сдается мне, что вот-вот, и жалобно, и звонко, мое детство ржаньем жеребенка расплеснется в грустной тишине - и сквозь набежавшую слезу станет видно: еду я, мальчонка, в ивовой корзине на возу… У повозки дряхлой обода треснули, рассохлись. Никогда, в ней покачиваясь, пыль глотая, даже до подобья рая я не доезжал!… Но боль тех лет замела уж свой тяжелый след. Тень тех дней сонлива и тиха, притупились гнева лемеха, сталь серпов, засунутых в камыш, стала просто ржавой и никчемной рухлядью. И лишь запах ивы, горький и бездомный, все еще летит вдоль старых крыш! Где бы ни был я застигнут им, он мне сдавливает, словно дым, горло, грудь – и как больного, жаждущего астму превозмочь, гонит от себя на волю, прочь. И влечет к себе. И душит снова. СЛОВНО ПРИТЧА Я жизнь свою сочту удачей, когда народный ум ходячий хоть пару строк возьмет моих. Чтоб люди к месту поминали, чтоб словно притчу понимали и при себе носили их. Как часто мудрым поученьем, живым, отточенным реченьем вершит старик житейский суд! Реченье крепче самосуда, и людям дела нет, откуда оно в их речь вошло, как чудо,- откуда! Разве в этом суть? ОТВЕТ НА КРИТИКУ «…Его правда лишена сдержанности, в его правде много преувеличения». Да, я славлю преувеличенье - выросших пропорций волшебство!… Без него мы знали б лишь влеченье, нам любви не знать бы без него. Преувеличенье – страстность зова к счастью сквозь беду, к лучам сквозь дым, громкое пророческое слово, ставшее оружием твоим. Преувеличенье – дух героя, гибель одного во имя всех, революций сердце огневое, трудовой невиданный успех, крылья веры в наше назначенье над трухой неверья и нытья… Жизнь ведь тоже – преувеличенье, радуга в тумане бытия. Надо жить!… И среди жалких, слабых вряд ли есть такой, кто б не хотел видеть в увеличенных масштабах мелкий смысл и дней своих и дел. Не преувеличено одно лишь; стриженой обыденности гладь - то, чем ты и разум не неволишь, и душе не запретишь дремать. Вот разросся плющ. Он тих, привычен. В цепкости своей уверен, прост. Рядом – тополь. Как преувеличен и размах, и шум его, и рост! Плющ ползет по стенам понемногу, плющ юлит, затишье нам суля… Но – издалека – в простор, в дорогу нас зовут, качаясь, тополя. МЕТРО Под грохочущим городом, под ресторанами, под современными зданьями, замками, виллами, под театральными сценами, барами или соборами, под парламентами, министерствами и конторами, под витринами универмагов и под бульварами, под фестивалями песен и демонстрацией мод, под конгрессами, банками, биржами, под переговорами и компромиссами, под немудреными радостями и любовными вздохами, под поцелуями и под ракетными базами, под не стихающим гулом надземных работ ты проходишь, ПОДЗЕМКА. Ты, прекрасная, ты, под сердцем моим грохочущая, моей песне диктуя все ритмы свои, в темноте вызревающая, как землетрясенье, дальний гул, приближающийся ко мне,- о, ты знаешь грядущего звонкую песню, вся наполнена светом и тенью уплывающих вдаль деревень, до удушья заполненная тревогой усталых рабочих Португалии, Индии, Корсики или Алжира, обитателей пальмовых хижин и лачуг камышовых, под сегодняшним днем и грядущим, под Европой и Азией, под современною цивилизацией, под человеческой жизнью ты проходишь, ПОДЗЕМКА. Так прорви оболочку непрочную прочного этого мира прорывайся сквозь слой асфальтированных тротуаров сквозь бетон автострады и сквозь полосы взлетных площадок и катись по нарядным бульварам, вверх на землю, ПОДЗЕМКА! |