Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Ты должен остаться со мной, утешитель мой, — прошептал Баоса.

Утром, на рассвете, он чуть подтолкнул внука в бок, и мальчик тут же приподнял голову.

— Уже? — спросил он, протирая кулаком еще сонные глаза.

— Уже, — ответил дед.

На маленьких веслах мэлбиу они бесшумно поднимались по сузившейся речушке. Солнце поднялось над сопками, когда Богдан увидел впереди лося. Зверь стоял в воде по брюхо и ел лопухи. Первый выстрел, как договорились ранее, должен был сделать Баоса. Старик тщательно прицелился и выстрелил. Лось подпрыгнул, но тут же плюхнулся всей тяжестью в воду. Баоса передал винтовку внуку.

— Не спеши, — прошептал он, — подъедем ближе.

Оморочка быстро приближалась к бьющемуся в воде лосю. Богдан, дрожа всем телом, целился в таежного великана, но дед все не разрешал стрелять. Когда оморочка приблизилась к зверю шагов на десять, раненый зверь поднялся на ноги и медленно, неуверенно пошел на берег. Баоса развернул боком оморочку и прошептал: «Стреляй».

Богдан не помнил: целился он или нет, но после его выстрела лось остановился, зашатался, но не упал. Мальчик дослал второй патрон в казенник и выстрелил. Лось опустился на воду, нырнул с головой, будто доставал со дна съедобную траву, и тут же вытянулся на воде.

Баоса обернулся к внуку, прижал к груди и поцеловал в обе щеки.

— Кормилец ты мой, — сказал он.

Мальчик все еще дрожал от волнения и не отрывал глаз от лося.

— Это твоя добыча, ты добыл его, — сказал Баоса. — Сегодня праздновать будем, устроим эйлэн.

Богдан был счастлив. Улыбка не сходила с его лица.

— Разве празднуют второго лося? Это же мой второй лось!

Баоса прожевал кусок мяса и, улыбнувшись, сказал:

— Щедрые отцы и деды каждый успех молодого охотника празднуют. Мы тоже сегодня устроим эйлэн.

Когда охотники пустились в обратный путь, задул попутный ветер, и Баоса поднял парус. Старик сидел на корме и правил оморочкой. Он был задумчив и молчалив. Несколько раз пытался Богдан заговорить с ним, но разговора не получалось. Тогда мальчик спросил напрямую:

— Дедушка, ты жалеешь, что не добыл лося? Да?

— Я их много добывал в своей жизни, зачем мне жалеть.

— Тогда почему такой скучный?

Баоса пристально посмотрел в глаза внука и ответил:

— Ты ведь меня оставишь, скоро уедешь. Потому я грущу.

Мальчик молча смотрел на деда: он о чем-то думал.

— Знаешь что, дедушка? — сказал он после долгого молчания. — Мама с папой про тебя говорили, что ты злой, сердитый, а я думаю, ты совсем не злой.

— Может, они правы, кто знает.

— Я знаю, ты хороший. Только я с тобой не останусь, потому что папа и папин брат берут меня на охоту. Я с ними пойду в тайгу.

— Охотиться и здесь можно, одинаковая охота. Если бы ты остался со мной, я бы научил тебя ловить калуг и осетров, — глухо проговорил Баоса. — Этому надо научиться, это большой ловкости требует.

Богдан никогда не видел больших калуг, но слышал от старших, что калуги бывают такой величины, что их тащат домой на двух нартах. Он даже не видел и крупных осетров, к ним на реку Харпи, где не водились ни калуги, ни осетры, привозили их только разрубленными на куски.

— Дедушка, самые большие калуги сколько саженей бывают? — спросил Богдан.

— Что там саженей, взрослый человек на большую калугу садится верхом, а ноги его не достают до земли.

— Ух! Вот это рыба! А как такую вытащить из проруби?

— Это дело трудное, многие взрослые не могут. Ты знаешь, калугу ведь надо уговаривать. Если бы ты остался со мной на зиму, ты сам все своими глазами увидел бы. Каждый день талу из осетра ел бы, — уговаривал Баоса.

— Я тоже попрошу, чтобы меня на зиму оставили у тебя.

Баоса не скрывал своей радости, он притянул к себе голову внука и крепко поцеловал в щеки. Он был счастлив, этот угрюмый старик с сердитыми глазами. Он опять стал рассказывать обо всем, что видел, вспоминал прошлое или расспрашивал внука о его жизни на реке Харпи, пытаясь разузнать, что больше всего интересует Богдана.

В стойбище вернулись в полдень. На берегу встречали дети во главе с вездесущим Хорхой, потом прибежали женщины. Богдан, державший себя независимо, сдержанно перед мальчиками и девочками, увидев мать, бросился к ней в объятья, прильнул к ее груди и прошептал:

— Мама, я убил лося.

— Что ты говоришь? Сам? — удивилась Идари.

— Два раза выстрелил.

— Ах ты мой кормилец!

Смущенный Богдан не знал куда деться: на него с изумлением смотрели мальчики, они будто говорили: «А-яя, еще охотник называется, лосей убивает, а сам готов материны титьки сосать».

— Неужели сам двумя выстрелами убил? — допытывалась Идари.

— Дедушка сперва стрелял, потом я дважды стрелял.

Тем временем Баоса, расцеловав всех внуков и внучек, подошел к Идари с Богданом.

— Дочка, какого ты охотника вырастила. Кормилец он уже, кормилец наш. Я решил праздник первой добычи отпраздновать, — сказал он.

— Как ты решил, папа, так и будет, — обрадованно ответила Идари.

Другие охотники еще не вернулись, но Баоса все же решил отпраздновать эйлэн. Женщины вымыли большой котел, вытащили из амбара второй запасный котел и начали варить в одном — пшенную кашу, в другом — лучшие куски мяса.

Не успел выкурить Баоса вторую трубку, как глазастый Хорхой сообщил, что возвращаются другие охотники большого дома. Опять все дети, женщины высыпали на берег. Первой песчаного берега коснулась оморочка Поты. Идари с Богданом подхватили нос оморочки и вытянули на песок.

На берегу стоял шум, было весело, как осенью, когда люди собираются на осеннюю кетовую путину, или весной, когда рыбаки возвращаются с первой богатой добычей во время ледохода. Люди из других домов выходили на это веселье, народу собралось больше половины стойбища.

— Сын, ты убил второго лося? Двумя выстрелами? — Пота обнимал сына. — Удачливый охотник! Молодец!

— Дед так обрадован, эйлэн устраивает, — сказала Идари.

Пота увидел отца возле дверей большого дома. Ганга с Баосой встречали охотников.

— С удачей, с добычей, — приветствовали они охотников.

Все вошли в дом. Охотники убирали ружья, боеприпасы, женщины хлопотали возле кучи мяса, встречавшие соседи расселись на нарах и закурили.

На улице возле кипевших котлов хлопотали Агоака с Идари. Каша начала густеть, и под ней сбивали огонь, но мясо еще не доварилось. Агоака тонкой палочкой переворачивала жирные куски.

Подошла Исоака посовещаться, что делать со свежим мясом.

— Сушить тонкими пластинками, другую часть закоптить, — распорядилась Агоака. — Скажи папе, каша готова, мясо доваривается. Сама готовь сырую печенку и почки, режь помельче.

Немного погодя на нарах расставили столики, подали кашу, обильно приправленную рыбьим жиром, куски мяса, мелко нарезанное мясо с сырой печенкой и почкой. Гости чинно расселись за столиками, женщины и дети толпились возле холодного очага, который летом не разжигается. На почетном месте возле двух дедов сидел смущенный и радостный Богдан. Все гости расхваливали его, пророчили ему счастливое будущее, потому что на земле только удачливые великие охотники могут быть счастливыми, и Богдан должен крепко держать свое счастье. Баоса с Гангой называли внука кормильцем и желали, чтобы он всегда оставался таким добычливым охотником.

Гости принялись за еду, ели сперва кашу, потом только взялись за мясо: так требует обычай. После обильного угощения поздно вечером гости разошлись. Баоса с Гангой сидели на постели хозяина дома и молча курили. Другие мужчины лежали на своих местах и баловались с детьми.

«Надо сейчас начинать разговор, — думал Баоса. — Сейчас самое время». Но начинать разговор было труднее, чем догнать лося зимой на лыжах; какая-то непонятная, никогда не испытанная робость охватила Баосу.

«Дети мои, оставьте мне в помощники Богдана, он сам согласен остаться», — размышлял старик. Но язык не поворачивался, он будто окостенел. «Что же со мной случилось? — думал Баоса. — Я боюсь своих детей? Своих родных детей стесняюсь? Состарился, совсем, видно, состарился».

17
{"b":"241867","o":1}