Однако полковник не отступал. Он кричал в телефонную трубку и рассылал связных, которые вырастали перед ним как из-под земли.
— Видишь, вон скала торчит?
Космас не сразу понял, что полковник обращается к нему. Он оглянулся и только теперь заметил, что Леон исчез. Они были вдвоем.
— Видишь? — переспросил полковник. — Вон справа!.. Так вот, беги туда что есть духу. Скажи взводному — пусть займут Анонимо. Они знают, как действовать.
Когда тебе говорят «беги что есть духу», разве станешь расспрашивать, где эта скала? И Космас сломя голову бросился в том направлении, куда показывал полковник.
— Осторожней на перевале!
Что имел в виду полковник, Космас понял позже, когда спустился к перевалу и оказался на открытой тропе. Он продолжал бежать. Снаряд разорвался совсем рядом, и Космас очутился на земле. На спину ему обрушились камни и комья земли. Стало душно, во рту он ощутил горьковатый привкус. Космас открыл глаза и неподалеку увидел искореженный кусок железа, напоминающий раскрытую ладонь… В ушах звенело, внизу ревело ущелье. Вокруг плотной стеной стояли горы, одна похожа на другую. Где немцы? Где партизаны? Космас не знал. И что хуже всего — он не знал, где эта злосчастная скала. Куда ни глянь — кругом скалы, одна больше другой, и все торчат. «Будь что будет! — подумал Космас. — Назад ходу нет!» И он кубарем покатился по склону.
Его остановил окрик:
— Эй, ты!
Справа под кустом лежал связной полковника.
— Ты что, ранен? — спросил Космас.
— Да ложись ты! Чего стоишь как вкопанный?
Космас послушался и тоже пополз под куст.
— И как ты уцелел, ума не приложу! Идет, понимаешь ли, словно на праздник!
— А как еще идти?
Оказалось, что идти нужно было не по перевалу, а по лесистому склону, там бы Космаса не заметили. Связной показал ему дорогу.
— Пригибайся, пригибайся! — крикнул он вслед Космасу. — Это место тоже просматривается!
Сам он полез в гору. Космас остановился, чтобы посмотреть, как тот пройдет. Он прошел, пригнувшись, тихо и незаметно, как кот. Никто его не обстреливал. И, глядя на него, Космас подумал, что не так уж здесь страшно, как кажется сначала. Нужно только приноровиться.
На этот раз его окликнули снизу, из лощины.
— Куда ты мчишься, товарищ? Иди сюда! Партизаны, молодые парни, лежали под прикрытием каменного обвала.
— Кто здесь командир взвода? — спросил Космас.
Бойцы позвали:
— Керавно-о-ос!
— Вашего командира зовут Керавносом? — обрадовался Космас.
Ответить они не успели. Гулким ручейком посыпались камни, из-за выступа в скале показался сам командир.
— В чем дело, ребята?
— Спрашивают тебя…
Керавнос узнал его сразу.
— Смотри, пожалуйста! Афинянин! Помню я твою хлеб-соль и соседку твою тоже помню. А ты все такой же конспиратор?
Партизаны уже собрались.
— Пошли, ребята, пора.
* * *
Чем дальше они продвигались, тем глуше становился голос командира Керавноса. Ущелье осталось позади. Они вступили в редкий ельник и осторожно перебегали от дерева к дереву.
До сих пор Космас думал, что бой — это стремительное столкновение, подобное вспышке молнии, яркое и скоротечное. Но оказалось, что война подчас бывает медлительной и неповоротливой. Перестрелка началась с самого утра, теперь уже вечерело, а ни конца, ни края не было видно…
Взвод Керавноса, должно быть, уже побывал на этой высотке и раньше. Не дожидаясь распоряжений, партизаны заняли свои места, установили пулемет.
— А ты, брат, иди сюда! — позвал Керавнос Космаса. — Ложись и не своди глаз вон с той скалы. Оттуда пустят зеленую ракету. Смотри не прогляди.
— Я постараюсь, но, может, ты на всякий случай поставишь кого-нибудь еще?
— Да все мы будем глядеть в оба! — засмеялся Керавнос, и Космас успокоился.
Внизу, под ними, шел бой. Дребезжа, на высотку залетали шальные пули. Фигуры немцев темными пятнами выделялись на снегу, прикованные к земле огнем партизанского полка.
Как пустили ракету, Космас не заметил. Позади него рявкнул бас Керавноса, застрекотал пулемет, раздались ружейные выстрелы. Космас оглянулся. Керавнос сложил руки рупором и кричал, как капитан корабля во время шквала…
Потом кто-то подал сигнал: «Бегут!» — и партизаны устремились вниз по склону. Один только пулеметчик остался наверху, он продолжал стрелять.
Немцы поспешно перебирались через реку. С другого берега их прикрывали пулеметы.
Вскоре совсем стемнело. Ружейная стрельба прекратилась. Несколько раз прогрохотали немецкие пушки. Они наугад обстреливали затихшее поле боя.
— Отыгрываются! — усмехнулся Керавнос.
Метрах в десяти от того места, где во время перестрелки залегли Керавнос и Космас, на узкой тропинке, спускавшейся к реке, они нашли первого убитого немца. Это был настоящий великан, в шлеме, с открытыми, казалось, еще видящими глазами. Керавнос нагнулся и снял с него автомат.
— Сними и сапоги, — сказал он Космасу. — Пригодятся!
Космас склонился над трупом. Пальцы его запутались в каком-то ремешке, он потянул за него и вытащил револьвер.
— И сапоги тоже возьми! — повторил Керавнос.
Космас дотронулся до сапог. Но не снял — рука его ощутила мягкое, податливое тело. Он поспешил отойти.
* * *
Под прикрытием скалы они разожгли костер. Курили немецкие сигареты, рассматривали трофеи — оружие и одежду. Самым удачливым признали Космаса. Немецкий парабеллум считался высшей маркой оружия. Партизаны так его расхваливали, что Космас решил уступить кому-нибудь свой трофей. Однако вмешался Керавнос:
— Нет, ты его нашел, ты его и носи!
Пока дожидались ужина, кто-то запел:
Постелью нам будет лесная трава,
И ночь нас укроет своим покрывалом,
От песни и пляски звенит голова,
Сам ветер сегодня у нас запевалой…
В песне говорилось о Греции, о любви, о весне, такой же юной и отважной, как эти ребята.
Правда, трава еще не выросла. Но весна была уже не за горами, она обещала принести им цветы, свободу и любовь. И молодые партизаны прокладывали ей дорогу.
Из темноты послышались голоса. Вместо ожидаемого повара к костру подошел полковник.
— Так ты еще жив? — спросил он Космаса и похлопал его по плечу. — Рановато было посылать тебя в самое пекло. Но раз уж выкарабкался, собирайся в дорогу!
— Куда?
— Сперва к Леону, он тебе объяснит…
Связной полковника доставил Космаса в штаб.
— Ну, наконец-то! — обрадовался Леон. — Ложись спать, а утром снова в путь.
— В чем дело? Куда?
— Толком и я не знаю. Позвонили из дивизии, велели «виться…
— А как ты думаешь, зачем?
— Сдается мне, что понадобился твой английский язык.
— Только бы не это!
— Что поделаешь! Думаешь, мне больно хочется быть комиссаром?
Нельзя сказать, чтобы последняя фраза Леона прозвучала убедительно. И Космас не преминул его поддразнить:
— Почему, Леон? Тебе так идет быть комиссаром!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Timeo danaos et dona ferentes.{[69]}
Вергилий
I
Деревня, в которой расположился штаб дивизии, приютилась на вершине горы. И гора, и деревня назывались одинаково — Астрас. Гора была высокая и неприступная, с отточенными голыми пиками, где вьют гнезда орлы. И деревенские домики, разбросанные среди елей, снизу казались орлиными гнездами.
Космас и связной еле переводили дыхание. Космас вышел не позавтракав и сейчас, карабкаясь в гору, испытывал острый голод и слабость.
— Держись! — подбадривал связной. — Если судьба улыбнется, отведаем деревенских пирогов…