В то утро Спирос, как всегда, ушел первым. Остальные упаковывали прокламации. Вышло три пакета.

В первый раз после ранения и болезни Космас отправился в город. Он нашел его сильно изменившимся. Спустившись по Университетской, теперь тихой и молчаливой, Космас подошел к тому месту, где ее пересекает улица Гомера. Вот здесь гусеницы танков раздавили русоголовую девушку, здесь убили бабушку Агнулу, здесь пролилась и его кровь. Сейчас люди торопливо шли по своим делам, и, наверно, никто из них не думал о том, что происходило совсем недавно на той самой мостовой, по которой они ступают. События того дня отошли в область воспоминаний, которые с течением времени заслонятся новыми впечатлениями, а потом и вовсе улетучатся. Неужели они, подпольщики, с такой же легкостью забудут эти дни? «Нет, — думал Космас, — когда настанет первый день свободы, те, кто доживет до него, водрузят над городом знамя победы. Их имена узнают и прославят миллионы людей. Но люди будут помнить не только победителей, но и тех, которые первыми подняли знамя и пали под пулями, тех, которые подхватили его из рук раненых и павших. Такое время настанет. Свобода на этот раз придет рука об руку со справедливостью, справедливостью для всех — малых и великих, живых и мертвых…»

Космас свернул на улицу Стадиу. С площади Конституции донеслась песня. Колонна грузовиков повернула и поползла вверх по улице. Люди, сидевшие на машинах, пели:

Космас видел этих вояк впервые. Он заметил лишь их фески и ружейные дула, торчавшие над бортами кузова, отвернулся и пошел дальше. Прохожие тоже отворачивались — так когда-то избегали прокаженных. Но как они могли спокойно, равнодушно переходить перекресток улицы Гомера? Космас был оскорблен тем, что они не поклонялись освященной кровью земле. Бедняга Космас, не рано ли? Не рано ли ты взялся раздавать награды и возводить памятники?

Пакет с прокламациями он оставил в ателье на улице Гермеса и оттуда направился в кафе на улице Академии. Подойдя к кафе, он увидел, что все три двери его закрыты и около них толпится народ. Космас решил не входить.

Около получаса он бродил вокруг. Неподалеку, в переулке, была парикмахерская, в которой работал Петрос, один из членов организации пелопоннесцев. Завидев Космаса, Петрос сбросил рабочую блузу и вышел на улицу. Они встретились кварталом ниже.

Петрос сообщил дурные новости: схватили и владельца кафе, и того, кто принес прокламации. Этого человека взяли первым. Агенты следили за ним, подождали, пока он зашел в кафе, а потом арестовали и его, и владельца. Тот, другой, рассказывал Петрос, был высокий мужчина, с усиками и в кепке.

К чему описания? Космас и так знал, что это был Сарантос. Ему поручили отнести пакет в кафе Георгиса.

Космаса осенила мысль: Сарантос — предатель. Пусть Спирос говорит, что хочет, но Космас знает: Сарантос или предаст их, или уже предал.

Нужно немедленно известить Янну. Но Космас не знал, куда она понесла прокламации. Да к тому же, если Янна еще не вернулась домой, она наверняка уже на пути к дому. Она сойдет с автобуса и угодит прямо к ним в лапы. Космас ясно представил себе, как они рыщут по всему дому, перевертывают кровати, мебель, поднимают половицы, хозяйничают в подвале. Потом они устроят засаду у двери, притаятся и будут ждать…

Космас побежал к остановке автобуса.

Сначала он хотел постоять на остановке: может быть, Янна придет сюда? Но тут же переменил решение: пожалуй, лучше будет сесть в автобус, сойти за одну остановку от дома и подождать ее там. Нет, впрочем, это решение ничем не лучше первого: ведь Янна могла уже вернуться. И Космас решил отправиться прямо домой. Если ее там нет, он будет дежурить на остановке возле дома.

По дороге Космас стал обдумывать сложившуюся ситуацию. «А что, если Янна еще не приехала, — думал он, — но в доме уже засели враги, сидят и ждут, когда они появятся один за другим?» Но потом решил, что это вряд ли возможно. Сойдя с автобуса, он не заметил ничего подозрительного. На всякий случай, прежде чем войти во двор, Космас покружил возле дома и заглянул в сад. Все было спокойно.

Тогда он решил войти.

Космас вставил ключ в замочную скважину и вдруг почувствовал, что они уже здесь.

Он немедленно вынул ключ и повернул к калитке. Тогда из сада выскочили двое и приказали:

— Стой! Ни с места!

Они сказали это очень тихо. Очевидно, не хотели поднимать на ноги соседей, рассчитывали переловить их поодиночке. Решили, наверно, сидеть там хоть целый день, пока не поймают Спироса.

Бежать было уже невозможно. Космас и не помышлял об этом. Он думал только о том, что нужно предупредить Янну и Спироса. Но как?

Выход подсказали агенты:

— Эй, слышишь? Попробуй пикни, сволочь! Живо открывай дверь и входи!

Космас набрал в легкие воздуху и заорал что было сил:

— На помощь!

— Заткнись, ублюдок!..

Где-то хлопнула дверь.

— Что с вами, дорогой?

Госпожа Афина! По плитам двора простучали ее босоножки.

— Что произошло, господин Василакис? В чем дело, дитя мое?

— Цыц, окаянный!..

Они уже схватили Космоса за горло.

— Госпожа Афина…

Ее голова показалась над забором.

— Господи боже мой!

— Заткнись, гад, черт бы тебя подрал!

Этого было достаточно. Госпожа Афина подняла крик и переполошила всю округу. Послышался топот, возгласы. На улице поднялась суматоха. Встревожились даже те, кто стоял в очереди на автобус.

Собралась толпа любопытных.

Тут дверь дома распахнулась и из нее вывалился целый отряд парней с револьверами.

— Какого черта вы подняли на ноги весь квартал?

— Все этот гад! — сказал один из двух и отпустил Космасу оплеуху.

— Да что, у вас рук не было заткнуть ему глотку? Люди просачивались во двор.

— Назад! Назад! — отгоняли их парни с пистолетами.

Космас не отрывал глаз от двери. Он ждал, что вот-вот оттуда выведут Янну.

Веренице вооруженных людей, выходивших из дома, казалось, не было конца. Последний, увидев Космаса, просиял от радости:

— Космас! Дружочек!

Анастасис! Анастасис с револьвером в руке. Одним прыжком он подскочил к Космасу. Его рука взлетела над головой Космаса.

— Паршивец! Коммунист! Чертов большевик!..

Он остервенело накинулся на Космаса. Правую руку Анастасис не пустил в ход, в ней он держал револьвер, зато левой рукой молотил изо всех сил, а под конец, разъярившись, стал пинать Космаса ногами.

— Ну, берите же его! Чего вы ждете?

Анастасис повернулся к толпе:

— Разойтись! Пропустить!

Последнее, что услышал Космас, был голос госпожи Афины:

— Господи, помилуй Василакиса! Бедного господина Василакиса!..

И потом голос Анастасиса:

— Пошла к черту, паскуда! Заткнись, а то и тебя упрячу! Коммунистка чертова!

Если Сарантос предал, значит, врагам все известно. Единственное, чего не знает Сарантос и что они захотят из него вытянуть, — это явка.

И действительно, они начали с этого.

Космас не мог определить, куда его привезли. Высадив из автомобиля, его ввели в какой-то двор. У стен на скамейках сидели жандармы и несколько человек в штатском. Они грелись на солнышке.

— Эй, Берлингас, что он там натворил? — спросил кто-то со скамеек.

— Изнасиловал свою бабушку!

Двор задрожал от хохота.

Космаса толкнули в коридор. В потемках они стали спускаться по лестнице. Неожиданно жандарм пнул его; пролетев последний пролет кубарем, Космас упал на какое-то корыто. В нос ударила вонь. Цементный пол был покрыт засохшими нечистотами.