Мари плелась за машиной пешком.

О судьбе Криса позаботились эамовцы. Он прожил несколько дней у Андрикоса, потом за ним приехали на машине и увезли.

В день отъезда Крис устроил скандал. Он во что бы то ни стало хотел ехать с Космасом и поносил организацию за то, что она его не отпускает.

С Тенисом Космас теперь встречался регулярно в кафе на улице Академии.

Как-то вечером Тенис привел в комнату Космаса гостя. Это был крепко сбитый парень лет двадцати. Видно было, что Тенис очень нервничает. Он целый час допрашивал Космаса, кто живет наверху, ходят ли жильцы по железной лестнице, навещает ли кто-нибудь Космаса, куда будет прятаться товарищ, если кто-нибудь постучит, и нельзя ли на скорую руку соорудить какой-нибудь тайник.

По поведению Тениса Космас понял, что этот парень важная персона. Никто не должен знать о его присутствии. Организация оказывает Космасу большое доверие, посылая к нему этого товарища, и он должен быть достойным этого доверия. Короче говоря, Тенис совсем запугал его. Даже скрывая англичанина, Космас не волновался так сильно, как сейчас.

Между тем, как только Тенис ушел, гость улегся на кровать и захрапел, как богатырь. Рядом с собой он положил немецкий парабеллум, две полные коробки патронов и две английские гранаты системы «Мильс». Он спал в одежде — в новеньком сером костюме и белой рубашке, оттенявшей загорелую шею. Комната дрожала от храпа, и Космас пробовал перевернуть гостя, надеясь, что хоть это подействует: он боялся, что на шум сбежится все семейство Кацотакисов.

Космас нарезал хлеб, разогрел на примусе бланку консервов и собрался уже разбудить гостя, когда тот вдруг вскочил с кровати и заорал благим матом:

— Назад!

Его рука взлетела и с размаху грохнулась об стенку. Космас растерялся. Он подбежал к гостю и схватил его за плечи.

— В чем дело, товарищ? Что с тобой?

Гость приоткрыл глаза, подул на ушибленную руку и поднял взгляд на Космаса.

— Черт возьми! — сказал он и сел на кровати. — Приснилось, что мой взвод окружен!

Он зевнул, еще раз посмотрел на Космаса — его взгляд упал на хлеб и консервы.

— Поужинаем? Признаться, у меня живот подвело от голода.

Он энергично встал и подошел к столу.

— Черт возьми! Целых трое суток не спал, вот и свалился как убитый. А тут еще этот проклятый сон!

И он накинулся на еду, продолжая говорить с набитым ртом:

— Позавчера вечером мы добрались до Парнаса и нарвались на немецкую заставу. Я разделил свой взвод на две части и шел с первой группой. И вдруг сторожевой пост. Хорошо, что они нас не заметили, и мы задом-задом — и через лес. Вот это я и видел сейчас во сне. Но только во сне все было по-другому. Они сидели в засаде и открыли огонь. Я укрылся за большущим камнем. И вдруг прямо передо мной появляются два огромных немца с автоматами! И говорят мне по-гречески: «Ни с места, Керавнос, пришел твой конец!» Тьфу ты, черт!

И он снова подышал на руку. От хлеба и консервов не осталось ни крошки. Космас положил перед гостем еще полбатона и кусок сыра.

— Я тебя разорю сегодня, — сказал Керавнос и, не разламывая хлеб, стал жадно есть. — Почти год не ел пшеничного хлеба. Нас уже тошнило от кукурузного.

И вообще с продовольствием у нас неважно. Хорошо, коли есть вареная фасоль и бобота. Питаемся, можно сказать, одним чистым воздухом.

Космас не открывал рта, зато парень говорил без устали.

— Если бы нам не помогали крестьяне, мы бы и вовсе пропали. Англичане не держат своего слова. Каждый вечер обещают, что сбросят продовольствие с самолета. Мы, как дураки, разводим костры и ждем, когда рак свистнет. Еще обещали, что сбросят оружие и обувь. Все одни слова. Один только раз, в Гионе, нам сбросили солдатские ботинки. Так все были на левую ногу. Ну, да ладно, плевали мы на них… Благодаря немцам у нас все есть — и оружие, и одежда: все, что носим, у них отбираем.

Хлеб и сыр исчезли так же быстро, как консервы. В шкафу не осталось ни крошки. Неравное покосился на Космаса, а затем бросил красноречивый взгляд на свою пустую тарелку.

— Не сердись, — сказал Космас, — я ведь тебя не ждал, так что тебе придется поголодать.

— Ничего! В горах и не такое терпели. А закурить есть?

Космас протянул ему сигареты. Керавнос закурил и снова лег на кровать.

— И не помню даже, когда в последний раз спал на кровати. Не обессудь, если я тебе оставлю парочку боевых подруг.

Космас не понял грозного предупреждения и стал убирать со стола. Но не успел он закончить уборку, как наверху, у Кацотакисов, послышался шум. Было уже за двенадцать. К этому времени, даже если в доме бывали гости, все обычно расходились.

Шум наверху усиливался. Послышались топот, крики, потом женские голоса.

— Давай потушим свет, — сказал Космас. — А еще лучше — забирай-ка свой пистолет и гранаты и полезай в шкаф.

Керавнос взял пистолет и гранаты.

— Ты лучше сам к ним сходи, — посоветовал он Космасу, — а то они явятся к нам.

Космас погасил свет. Между тем шум сменился дикими воплями, потом донеслись женский плач и сердитые мужские голоса. Космас уже собирался открыть дверь, когда его осенила мысль: «А вдруг это немцы?»

— Мы погибли! — сказал он Керавносу. — Наверно, это немцы.

Керавнос подошел, фыркая, как разгневанный конь.

— Ну, держись, паренек, — тихо сказал он Космасу, — будем стоять насмерть! Ты думаешь, они спустятся?

— Почем я знаю!

— Кто живет наверху?

Космас объяснил.

— А может, это потасовка из-за твоей соседки? Она небось красивая?

— Красивая, Керавнос. По ней все здесь с ума сходят… Но только вряд ли, такого содома здесь никогда еще не было.

— А может быть, они проведали о нас и донесли?

— Не может быть! Когда они могли успеть? Некоторое время оба молчали.

— Эх, дьявол! — внезапно возмутился Керавнос. — Попался в мышеловку! Пройти через горы и влипнуть тут, как идиоту! Ты думаешь, они придут?

— Откуда мне знать!

— Пусть приходят! И сами погибнем, но их тоже не пощадим, без боя не сдадимся. Дверь запер?

— Запер.

— Не отпирай ни в коем случае. Через окно можно сюда проникнуть?

— Нет, нельзя.

— Порядок! У меня тридцать патронов и две гранаты. Пятьдесят человек заплатят за жизнь Керавноса. Мы еще посмотрим, кто кого!..

Над ними была нежилая комната, которой Кацотакисы не пользовались. Космаса очень удивило, что шум идет оттуда.

Керавнос стоял у окна с пистолетом в руке. У ног он положил гранаты. То и дело он спрашивал Космаса: широкая ли лестница, могут ли по ней подняться несколько человек сразу, есть ли другой ход, куда выходят соседние комнаты?

Шум начал стихать. Космас хорошо знал внутреннее расположение квартиры. Он пытался представить себе, какие передвижения происходят наверху, и говорил об этом Керавносу. Потом послышался топот на парадной лестнице.

Парадная дверь открылась, голоса раздавались уже на улице. Кто-то быстро спустился по лестнице, дом снова погрузился в тишину.

— Что там произошло? — спросил Керавнос. — Ты понимаешь?

— Понятия не имею!

Керавнос оставил свой пост и положил пистолет на стол.

— Хорошо хоть, что не погибли ни за что ни про что.

В коридоре послышались быстрые шаги и голос госпожи Георгии:

— Космас! Ты дома?

Космас стоял в нерешительности.

— Иди к ней, — сказал Керавнос.

Потом раздался голос старика Кацотакиса — он, вероятно, стоял на верхней ступеньке лестницы.

— Космас, ты слышишь?

Космас быстро взбежал по лестнице.

— Что случилось, господин Андреас?

На кухне собралась вся семья.

— Ах, дорогой мой! — вздохнула госпожа Георгия. — Что теперь будут говорить про нас?!

— Да что могут про нас сказать? — сердился Кацотакис. — Что могут сказать?!

Кити была в ночной рубашке.

— Вот тебе и приключеньице! — повторял Джери.

— Да что произошло?