Я жду…
На шум выбежал полуголый дед Александрис.
— С чего это он прыгает? Неужто у нас беда какая?
— Не беда, дед. У нас теперь есть правительство.
— Правительство? А чего ж тогда радуется этот прощелыга?
* * *
На другое утро прилетели самолеты и разбросали прокламации. В самом деле, 2 сентября в Каире было сформировано правительство.
IX
Мил был весел, избегал конфликтов и не посылал своему командованию радиограмму за радиограммой. Историю со снабженцами он называл «печальным эпизодом», а лейтенанта Бернарда срочно отправил в штаб-квартиру Центральной миссии. Через некоторое время после радиограммы из Генерального штаба следом за Бернардом отправились и два агента Интеллидженс сервис, давшие зарок больше не откликаться на имена Костас и Димитрос…
Так уходило лето. В самом начале сентября сразу похолодало. Небо потеряло летнюю голубизну и прозрачность, то тут, то там появились тучки, местами прошли дожди. По утрам Астрас хмурился, недовольный, невыспавшийся, но кто его замечал? Все взоры были обращены к долине, где разыгрывалось последнее действие. Свобода шагала из города в город…
— Пора и нам спускаться, — согласился Мил. — Ты правильно говоришь, пора положить конец нашему затворничеству.
Они решили перебраться в Хелидони, поближе к штабу. У Космаса было счастливое, приподнятое настроение — так радуется заключенный, отбывший срок наказания и ожидающий заветной минуты, когда перед ним распахнутся двери тюрьмы. В Хелидони он надеялся отделаться от Мила: штаб будет рядом, и специальный представитель не понадобится.
Мил уже уложил свои вещи, из штаба прислали мулов для перевозки, но в самую последнюю минуту позвонил дядя Мицос и попросил отложить переезд дня на два.
«Почему? С чего бы это?» — терялся в дурных догадках Мил.
Он приказал распаковать радиоаппаратуру и засыпал Каир радиограммами. Космас снова узнавал подозрительного, недоверчивого Мила.
Голос дяди Мицоса послышался на третью ночь — далекий, радостный, в гуле веселого торжества. Космас понял только одно: надо срочно выезжать. Их ждали уже в Астипалее, которая освобождена несколько часов назад.
— Так вот, оказывается, в чем дело! — сказал Мил. — Ну хорошо! Я думаю, нужно ехать!
* * *
Годы ушли на то, чтобы подготовить, проложить этот путь. Теперь партизаны преодолели его, не сходя с лошадей. Они проезжали мимо разоренных деревень и обгоняли крестьян, которые тоже спускались в город, чтобы принять участие в празднике. Все дома — и погоревшие и уцелевшие — были украшены флагами и лозунгами. Жители выходили на дорогу, босоногие ребятишки с деревянными ружьями провожали партизан до следующей деревни и там передавали с рук на руки новой ватаге, так что они ни на минуту не оставались на дороге одни. Космас замечал, что от деревни к деревне все больше было жителей, все оживленнее и пестрее становилась толпа встречающих, они несли с собой знакомый, забытый воздух города. И всадникам, и лошадям дышалось легче и свободнее. Трудный переход был позади, а впереди их ожидала большая река, она еще пряталась, но все вокруг выдавало ее близость — и пологий склон, и свежий ветерок, и веселые ручейки, и платаны с ивами. Открывались новые горизонты, удалялись старые. Удалялись, но не исчезали. Несколько часов прошло с той минуты, как Космас оглянулся и не увидел пик Астраса. Потом еще несколько низеньких холмов, редкий лесок, еще один спуск — и позади не видно уже ни одной скалы, ни одной высокой вершины. Но стоило мелькнуть в толпе черной бороде над скрещенными патронными лентами, как перед ним вырастала неукротимая вершина. Люди и горы не хотели расставаться, они вместе вошли в душу Космаса, и он нес их в себе вместе. Два образа слились в один, прямой и суровый, как горы, мягкий и горячий, как люди…
В Хелидони они добрались вечером. Толпа девушек и юношей заключила их в плотное кольцо и оглушила песнями. Так, осажденные молодежью, они бродили по узеньким улочкам города до тех пор, пока сквозь толпу к ним не пробрался лейтенант из штаба и не взял под свою опеку. Он проводил их в отведенную англичанам резиденцию.
— Сегодня заночуете здесь. Завтра торжественный въезд в Астипалею, митинг, демонстрация.
Когда утром Мил и его сопровождающие вышли на маленькую площадь Хелидони, в городок вступила колонна пленных из Астипалеи. Цольясы узнали англичан, из колонны послышались возгласы: «Да здравствует Англия!»
— Кто это нас приветствует? — поинтересовался Мил.
— Предатели! — ответил Космас.
Но тут из колонны цольясов послышались уже вовсе не лестные для Англии крики:
— Это вы нам напакостили! Все из-за вас!
Стелиос не преминул перевести это Милу.
Вдруг послышались автомобильные гудки. Медленно и торжественно на площадь въехали машины, запахло, бензином, городом. «Джипы», дряхлые такси, военные грузовики — трофеи из Астипалеи — бесконечной вереницей с ревом пробирались через толпу.
В одной из машин Космас увидел знакомых штабных офицеров, потом главного врача, а потом из подъехавшего «джипа» его окликнула Янна. Она открыла дверцу, и он прыгнул на ходу.
— В Астипалее настоящее светопреставление, — рассказывала Янна. — Вот уже сутки звонят колокола. На улицах тысячи людей, ждут демонстрации…
* * *
Улицы Астипалеи были пошире, но машины плыли по ним медленно, раздвигая сплошную стену народа. Спускаясь к центру, они увидели главную улицу — яркую, пеструю, кричащую. Люди висели на балконах, сидели на телеграфных столбах, а внизу простирался лес знамен, плакатов и поднятых кулаков.
Сначала они были ошеломленными зрителями, но потом тоже подняли кулаки и уже ничего не слышали, кроме своих охрипших голосов. За бортом автомобиля колыхались протянутые к ним руки…
Перебрались через мост, протиснулись в узенький, увешанный флагами переулок и выехали на центральную площадь Астипалеи, к церкви Трех иерархов.
Из широких окон старинного особняка площадь была видна как на ладони. Дом принадлежал одному из местных помещиков. Сейчас на длинный и широкий балкон, с которого не раз произносились предвыборные речи, вышли партизанские командиры и руководители местных организаций. Рупоры призывали к порядку. На помощь им откуда-то пришла труба. Трубач прохрипел старинную военную мелодию на слова: «Солдатушки, ребятушки, куда вы идете?» Площадь содрогнулась от хохота и умолкла.
Говорил генерал. Он начал свою речь с обращения:
— Вам, свободные граждане, я шлю горячий патриотический привет!..
К Космасу подошел Стелиос и отвел его в сторону.
— Сейчас будет говорить Мил. Прошу тебя, переводи ты…
С Астипалеей у Стелиоса были давние счеты, отсюда начались его злоключения с цольясами. Мог ли он появиться сейчас на балконе?
Мил начал свою речь с похвалы партизанам. Он всю жизнь будет гордиться, что ему пришлось воевать в одном строю с греческими героями. Английский народ восхищается Грецией и уважает ее, как ни одно другое государство.
— Когда в 1940 году, — говорил Мил, — Франция пала и моя страна одна продолжала войну, из всех других государств только Греция верила в победу и не склонилась перед фашизмом.
Площадь откликнулась аплодисментами. Раздались крики:
— Дайте нам оружие!
— Что они кричат? — спросил Мил. Космас перевел.
— И у нас в 1940 году не было оружия, — старался перекрыть шум площади Мил, — но мы все равно сражались…
— Теперь у вас есть оружие! — кричали снизу. — Дайте нам оружие!
— Я приветствую свободных жителей Астипалеи, — продолжал Мил. — Вы перенесли много лишений, но скоро на помощь вам придут союзники. В греческие порты войдут английские корабли. Они привезут одежду, продовольствие, все необходимое.
Толпа не давала ему говорить. Космас чувствовал, что его охрипший голос тонет в гуле других голосов, скандировавших:
— Оружие!
