— Подвергать опасности весь квартал! — вторил им Бевас. — Двоих укрывателей немцы уже повесили.

— И правильно сделали! — Кацотакиса тоже охватила дрожь. — Зачем предоставили им убежище? Можно ли делать это в такое время?

Внизу послышались удары в дверь.

— Боже мой!

— Успокойтесь!

Лысый стал спускаться по лестнице. Вместе с ним: отправился Бевас, говоривший по-немецки.

— Какое счастье, что здесь оказался Лефтерис!

— Они ни с кем не считаются! — проворчал, усатый. — Ни с полицией, ни с кем.

— Ну, знаете ли, начальник полицейского управления — это вам не первый встречный!

Прошло несколько минут. Снизу доносилась немецкая речь, потом раздались шаги по лестнице. Вместе с лысым и Бевасом вошел немец.

— Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер!

Немец остановился на последней ступеньке и оглядел собравшихся. Усатый начал представлять ему гостей. Бевас переводил.

— Господин Кацотакис. Высший судебный советник, близкий друг премьер-министра генерала Цолакоглу.

— Генерал Куременос. — И он указал на усатого. — Личный друг премьер-министра…

— Переведи ему, что весной 1914 года я имел честь лицезреть в Керкире его величество кайзера Вильгельма! — сказал генерал тоном приказа.

Бевас перевел.

— Инглиш нихтс? — спросил немец.

— Нихтс! Нихтс! — ответили все сразу.

— Гут!

Взгляд немца упал на Кити.

— Моя дочь! — Кацотакис выступил вперед. — Переведи.

Немец еще раз сказал «гут». Кацотакис осмелел и подошел к нему.

— Инглиш, — сказал он, комично жестикулируя, — капут! Инглиш капут! Дойчланд юбер аллее!

— Гут, гут! — засмеялся немец. — Дас рус капут!

— И рус капут!

— Скажи ему, — снова вмешался генерал, — что, по моему мнению, русские не продержатся и двух месяцев. А что касается этих дураков англичан, то они уже давно обанкротились.

Немец остался очень доволен. Он подошел к двери, заглянул в зал и направился к лестнице.

— Хайль Гитлер!

— Дойчланд юбер аллее! — крикнул за его спиной Кацотакис.

Все с облегчением вздохнули.

— Немцы — великий народ, — сказал генерал. — А немецкие солдату — лучшие воины.

Запыхавшись от спешки, в зал вбежал лысый.

— Пора по домам, господа, — сказал он гостям, — Давайте потихоньку расходиться.

Настроение у всех было испорчено, и гости начали прощаться.

Космас спустился в свою комнату и не раздеваясь лег в постель.

Атака началась на другой же день и проводилась весьма планомерно.

Джери и Кити предлагали поехать с ними в Гекали и не желали слушать никаких возражений.

— Останемся там на три дня — субботу, воскресенье, понедельник. Немного успокоим нервы и вернемся с новыми силами. Свет, чистый воздух, солнце, а главное — уедем от этой вонючей толпы!..

В некоторых мероприятиях Кити не участвовала.

— С раннего утра поедем в Филиро. Сейчас самое время. Машина у нас своя. Захватим купальники и оттуда махнем прямо в Мениди, а там — ягненок на вертеле, оркестр, голые женщины! Наши эфирные создания пусть остаются дома.

Но бывали проекты, в которых «эфирные создания» выдвигались на первый план.

— Будет Рена, самая пикантная из наших девочек, придет Ион с двумя сестрами. На младшую, Мики, обрати внимание, греховодник! Она тоже пишет стихи.

Джери кричал и отчаянно жестикулировал. Но иногда его голос спускался до шепота:

— Сегодня мы пойдем на улицу Стурнараса. Ты не был там? Какое упущение! Не делай глупостей и не ходи на улицу Сократа, туда стекается весь плебс! Зато на улице Стурнараса…

И он объяснял, что на улице Стурнараса гораздо чище, а иногда среди женщин попадаются девушки. Конечно, возиться с ними не так уж приятно, зато это льстит мужскому самолюбию. Мысли о мужском достоинстве не давали ему покоя. Всегда и перед всеми он стремился подчеркнуть, что он настоящий мужчина. Его речь и поведение подчинялись категорическому девизу: «Мы — мужчины…», что, естественно, вызывало противопоставление: «Вы — женщины…» Джери искал случая вставить свою заповедь в любой разговор: стихия женщины — защита, стихия мужчины — нападение; манера поведения женщины — отрицание, мужчины — утверждение; свойство женщины — слабость, свойство мужчины — сила. Конечно, встречаются и исключения — женоподобные мужчины и мужеподобные женщины. Джери, как настоящий мужчина, предпочитал женственных женщин. Необходимо сочетание двух крайностей — в этом заключался исходный пункт его эстетики, его философии и его политических взглядов. И Джери старался, чтобы во всем — в его словах, в поступках, в движениях, жестах, походке — чувствовался настоящий мужчина. Ради этого он все время кому-то подражал и непрестанно искал новые образцы для подражания.

Непревзойденным образцом для Джери был Зойопулос. Но отдельные черты Джери заимствовал и у других; кое-что, например, он взял у Космаса: ему пришлись по вкусу его уверенная манера речи и походка. И еще улыбка Космаса, казавшаяся ему красивой и мужественной. Такое сочетание его очень привлекало.

Джери часто звал Космаса на вечера в широко известные дома. Имена хозяев Космасу доводилось встречать в газетах, в журналах, на этикетках папиросных коробок и вывесках крупнейших фирм. Иногда приглашения исходили от Зойопулоса — на виллу, где будет Мики, которая пишет стихи, или в дом к одному известному лицу, куда придет другое известное лицо и сделает очень важное сообщение.

Космас отказывался от всех предложений. В конце концов его стали тяготить собственные отказы и та роль, которая, по теории Джери, ему была не к лицу: подобно женщине, увиливать от ответа и отыскивать все новые предлоги и оттяжки. Но что же было делать, если он сам еще не знал, что им ответить? А им не давал возможности объяснить, что они хотят от него.

Однажды вечером, вернувшись из магазина, Космас услышал за дверью голос Джери:

— Ну, давай же, торопись! Все уже собрались!

И он насильно затащил Космаса в свою комнату, полную незнакомых молодых людей и дыма. Никто не взглянул на вошедших, Все сидели на диванах и стульях и разговаривали. Джери усадил Космаса рядом с собой и сказал кому-то, что теперь можно начинать.

Встал юноша, казавшийся здесь самым взрослым. Он заявил, что считает целесообразным начать с сообщения административного совета, и принялся читать. Космас слушал и ничего не понимал. Как только ему начинало казаться, что он нащупывает ключ к разгадке, докладчик переходил на цифры и условные обозначения. Суть сообщения, насколько уяснил Космас, заключалась в том, что административный совет одобряет деятельность какого-то участка и надеется, что остальные участки возьмут с него пример. Оратор лично поздравил с успехом нескольких человек, но вместо имен назвал номера.

Потом откуда-то вынырнул Зойопулос и предоставил слово господину Спилиадису. Спилиадис оказался пухленьким, младенческого вида человечком, в очках, с розовыми щечками и тоненьким голоском. Тема его доклада, по-видимому, была всем известна, и поэтому ее не объявили. Джери прошептал Космасу, что речь пойдет об организационных недостатках. Вид у Спилиадиса был пресмешной, и некоторые слушатели с трудом скрывали ироническую усмешку. На Космаса Спилиадис тоже произвел комичное впечатление. Но говорил он о вещах очень серьезных.

— В области идеологии наше движение добилось положительных результатов. Мы привлекли в административный совет общества известных ученых и крупнейших политиков. Программа, разработанная ими, гармонично сочетает философский базис и требования текущего момента. При такой солидной основе мы имеем все основания добиться желаемого единства наших рядов перед лицом общего противника. Думаю, вы со мной согласитесь, что источник поразительных успехов коммунистов заключается в их программе, которая представляет собой не случайный набор политических лозунгов, а излагает их философию, их экономическую теорию и способы ее практического применения. Именно эта цельность и последовательность в вопросах идеологии обеспечивает превосходство коммунистов в сфере практической деятельности, является залогом их сплоченности и дисциплинированности. Сейчас мы наконец смогли противопоставить коммунистам свою идеологию, но на практике мы еще очень отстаем от них. Результаты нашей деятельности пока плачевны, силы распылены, это нужно признать.