Миссис Фессер была для Голдхендлеров добрым джинном, и она приходила, когда ей вздумается. То, что ей теперь отказывали от дома, было сигналом бедствия, который и для всех нас был очень недобрым предзнаменованием.

Что же касается Клебанова — горного инженера с Аляски, — то о нем речь впереди. А пока я расскажу о том, как на Голдхендлера свалились сразу два несчастья, серьезно отразившиеся и на моей судьбе.

Голдхендлер уехал в Бостон — на пробную постановку спектакля «Джони, брось винтовку» перед нью-йоркской премьерой. Мы с Бойдом с утра трудились над «Войной и миром». Питер еще на работу не пришел. Зазвонил внутренний телефон; Бойд поднял трубку.

— Мистер Барримор? Какой мистер Барримор? Но мистера Голдхендлера нет в Нью… А, понимаю. Ладно.

Он повесил трубку и обратился ко мне:

— Это Джон Барримор. Он поднимается к нам на лифте, и швейцар говорит, что он очень не в себе.

— Почему?

— Пойди встреть его. Скажи, что шефа нет в Нью-Йорке. Прощупай его чуть-чуть. А потом я возьму его в оборот.

— Ладно.

Когда я спускался вниз по лестнице, я услышал, как лифт остановился на площадке. Зазвенел звонок, я открыл дверь. Передо мной стоял мистер Хайд. Истинно говорю вам, это был самый настоящий мистер Хайд, в черном бесформенном пальто, черной шляпе, сдвинутой набок, с вывернутыми губами, когтеобразными пальцами и крошечными, налитыми кровью глазами.

— Я пришел его убить, — сказал Барримор хрипло, спокойно и отчетливо.

— Кого? — спросил я.

— Еврея Голдхендлера, — сказал Барримор. — Иудея еврея Голдхендлера. — Он вошел в квартиру, закрыл за собой дверь и встал прямо передо мной; от него несло спиртным.

— Мистера Голдхендлера нет, — сказал я. — Он в Бостоне.

— Против тебя, парень, я ничего не имею, — сказал Барримор. — Отойди в сторону и живи.

— Но его правда нет, — снова сказал я. — Могу я спросить: а в чем дело?

— От меня он не скроется, — величественно сказал Барримор, отстраняя меня рукой. — Его час настал.

Сгорбившись в споем черном пальто и хищно ухмыляясь, он стал подниматься по лестнице. Я последовал за ним, но он шел быстро и вошел в кабинет раньше меня. Он стал угрожающе надвигаться на стол, за которым сидел явно озабоченный Бойд.

— Я пришел убить тебя, Голдхендлер, — сказал Барримор. — Готовься к смерти, мои пальцы жаждут сдавить твое горло.

Когтеобразные пальцы потянулись к Бойду.

— Мистер Барримор, я не Голдхендлер, — сказал Бойд, вставая. — Меня зовут Бойд. Я у него работаю, а сам он сейчас в Бостоне, и…

Точь-в-точь как мистер Хайд в фильме, Барримор со зловещим видом обошел стол и обеими руками взял Бойда за горло.

— Проклятый щелкопер! Как ты осмелился измыслить гнусный заговор с целью принудить Барриморов рекламировать фекалии! — Он потряс Бойда за горло. — Побудить Барриморов продавать испражнения! — Он снова потряс Бойда за горло. — Торговать экскрементами! Сбывать говно! Пади на колени — и умри!

— Но, мистер Барримор, ведь я же не Голдхендлер! — взмолился Бойд. — Я только у него работаю. Меня зовут Бойд. Вы должны помнить, ведь он же гораздо толще, и у него не хватает переднего зуба.

Барримор вгляделся в Бойда, несколько раз моргнул и выпрямился, начав приобретать некоторое сходство с доктором Джекилом.

— Да, верно. Ты не еврей Голдхендлер. Прими мои извинения. Я слегка близорук: что поделаешь, старость не радость. Умоляю тебя меня простить.

— Ничего, все в порядке, — сказал Бойд. — Могу я предложить вам чашечку кофе?

— Нет, спасибо. Бойд, где твой работодатель? Мне в высшей степени необходимо его убить.

— Мистер Барримор, его нет в Нью-Йорке. Он в Бостоне, там репетируют его пьесу.

Барримор покачал головой, как бы медленно соображая, что ему сказали, и снова заморгал:

— Говоришь, его нет? Он в Бостоне?

— Да, сэр.

— Какая жалость! — сказал Барримор и опустился в кресло. — Это очень печально!

Он оперся головой об руку и уснул.

— Ну и ну! — сказал Бойд, садясь. — Как ты думаешь, откуда он все узнал?

— Тебе было больно? — спросил я.

— Нисколько. Он душил меня, как это делают на сцене, — ответил Бойд. — Но все это очень неприятно. Нужно позвонить шефу. Это будет для него удар в самые яйца. — Бойд огляделся кругом, на разбросанные повсюду экземпляры «Войны и мира» с вырезанными страницами. — Столько работы — и все псу под хвост. Наверно, сболтнул кто-то из слабителыциков.

Барримор открыл глаза:

— Говоришь, в Бостоне? Иудей еврей Голдхендлер в Бостоне? Это ужасно — умереть в Бостоне! Могу я спросить, в какой гостинице он там остановился?

— Я не знаю, мистер Барримор, честное слово! — сказал Бойд. — Сегодня вечером я жду от него звонка. Может быть, вы хотите выпить?

— Нет. Я вернусь к себе в гостиницу, брошу смену белья в вещевой мешок и поеду в Бостон убивать злодея Голдхендлера.

— Хотите, я вызову вам такси?

— Мой «лимузин» ждет меня внизу, — ответил Барримор.

Он попытался встать, но не смог. Мы помогли ему спуститься по лестнице и вызвали ему лифт. В лифте он был вполне вежлив и даже любезен; он сказал, что перед тем как поехать в Бостон, ему нужно поесть; так что он сперва поедет обедать в актерский клуб. Он очень великодушно предложил Бойду поехать вместе с ним. В качестве извинения за то, что он его чуть не задушил, он предложил распить с ним бутылку хорошего кларета. Наконец лифт доехал до нижнего этажа, и мы вывели Барримора на улицу. Тотчас же по направлению к нам двинулся большой черный «лимузин», припаркованный неподалеку. В это же самое время перед самым подъездом с визгом затормозило такси, и из него вышел Лу Блу.

— Бойд, ах ты сукин сын! — закричал Лу Блу, не узнавая Барримора, у которого шляпа была надвинута на глаза. — Где моя программа? И чем только вы все там занимаетесь?

— Лу, честное слово, я уже три раза звонил в службу посыльных, — ответил Бойд. — Программа готова и даже запечатана в конверт, она тебя ждет.

Это была святая правда: конверт с утра лежал на диване в прихожей.

Пока мы всаживали Барримора в «лимузин», Лу Блу вошел в подъезд.

— Черт! — сказал Бойд. — Там же по всему кабинету разбросаны «Война и мир»! Дэви, беги наверх и задержи его в гостиной, я сейчас приду.

— Нет, ты никуда не пойдешь! — сказал Барримор. — Я тебя чуть не задушил, и мы должны с тобой выпить кларета.

Не дослушав, чем кончится спор, я стремглав бросился в дом и увидел, как закрылась дверь лифта. Я нажал кнопку, но лифт вместе с Лу Блу сначала доехал до верха, а потом спустился ко мне.

— Где он?! — заорал я на ни в чем не повинную горничную, которая открыла мне дверь. Я увидел, что конверт все еще лежит на диване.

— Он… он… в к… кабинете, — заикаясь, сказала испуганная горничная.

Я опрометью помчался в кабинет. Когда я туда ворвался, Лу Блу сидел во вращающемся кресле Голдхендлера и держал в руках текст нашей инсценировки «Войны и мира», огляды-пая экземпляры толстовского романа, разбросанные по столу. По его щекам катились крупные слезы.

— Посмотри на это! — всхлипывал Лу Блу. — Это же не человек! Это же чудовище! Он же родную мать продаст ни за понюх! Таких, как он, надо топить в детстве! Посмотри, как он мне лгал! А я-то ему верил! Ужасный человек! Вампир!

— Мистер Блу, что бы вы там ни думали, вы ошибаетесь, — сказал я. — Мистер Голдхендлер ничего об этом не знает. Он в Бостоне.

— Что ты говоришь? — спросил Лу Блу, вытирая кулаком слезы. — Ну да, конечно же, он в Бостоне, ну и что из того? Не лги мне в лицо, парень! Или это не его кабинет? Или ты не у него работаешь?

Я с маху начал объяснять, по ходу рассказа придумывая подробности, что мы с Бойдом предаем своего шефа: воспользовавшись тем, что он в отъезде, мы решили сделать радиоинсценировку «Войны и мира» у него за спиной, рассчитывая продать ее слабительщикам и нажиться за Голдхендлеров счет. Конечно, сказал я, мы заслуживаем, чтобы шеф прогнал нас в три шеи, но я надеюсь, что Лу Блу над нами сжалится и не донесет. Пока Лу Блу со скептическим видом выслушивал мои наскоро состряпанные выдумки, вошел Бойд с конвертом в руке.