Пожалуй, мне следует раскрыть одну страшную тайну: хоть Питеру и поют дифирамбы за его принципиальную позицию, изложенную в «Пентхаузе», тогда он на первых порах уже был готов принять предложение «Клуба книги месяца». Он говорил, что «Поц и я» — это очень даже неплохое название, оно очень смешное, да к тому же «Клуб» предлагает за это очень круглую сумму. Но тут он получил два новых предложения от издательств, выпускающих книги в мягких обложках, и эти предложения были одно другого щедрее; а когда я связался с главными редакторами этих двух издательств, оказалось, что они и слышать не хотят о том, чтобы изменить название.

— Да что вы, это же самое завлекательное название со времен «Унесенных ветром»! — сказал один из них.

Вот тут-то Питер снова заартачился и написал свое знаменитое письмо, и в результате эта книга дойдет до потомков именно под названием «Мой хуй». «Литературная гильдия» проглотила это и все-таки взяла книгу. Я видел их рекламный буклет. На обложке крупными буквами набрано: «Новый шедевр Питера Куота». Но тот, кто пожелает узнать название этого шедевра, будет вынужден заглянуть внутрь буклета — и после этого он либо покраснеет, как маков цвет, и откажется от членства в клубе, либо, заранее пуская слюни, отправит подтверждение на Питерову книгу.

Джаз Джекобсон просмотрел буклет и сказал, что его автор «труса празднует». Джекобсон — это, в голливудской терминологии, «пекеджер»: его задача — сорганизовать продюсера, режиссера, актера на главную роль, банковский заем и пьесу или сценарий, чтобы обеспечить кассовый успех спектаклю или фильму еще до того, как начнется работа над ним.

— Морт Ошинс до смерти хочет сделать фильм по этой книге, — сказал мне сегодня утром Джекобсон, когда мы с ним сидели за завтраком в ресторане «Веселые девяностые годы», где когда-то любили завтракать мы с Бобби — в те времена, когда здесь было лишь маленькое кафе «Апрельского дома». Уписывая яичницу с ветчиной, Джекобсон ни на секунду не закрывал рта:

— Гудкинд, это же выдающееся юмористическое произведение. Если учесть куотовскую репутацию, оно и в твердой обложке разойдется тиражом тысяч в триста, да еще миллиона три — в мягкой обложке, плюс миллион разойдется по клубным подпискам. То есть мы заранее гарантируем себе для фильма гигантскую аудиторию с потенциальной чистой прибылью от пятидесяти до семидесяти миллионов долларов. Для такого фильма я сегодня же могу получить заем — если, конечно, Ошинс и Куот договорятся друг с другом на одиннадцать миллионов долларов, из которых автор получит миллион. Деньги на бочку!

Раздумывая об этой странной затее — сделать фильм из Питеровой книги, — я осторожно вставил:

— Я понимаю, что создать образ профессора Динстага — это для актера очень заманчивая задача. Но…

— Профессора? — Джекобсон посмотрел на меня через свои толстые очки так, словно я был какое-то безволосое и остроухое насекомое, явившееся из космоса. — Какого профессора? Я вас не понимаю. Конечно же Морт Ошинс будет играть его хуй. Это — для него настоящая роль.

Бывают фразы, после которых беседу продолжать невозможно. Это была одна из таких фраз. Джекобсон в молчании доел свою яичницу с ветчиной и выпил стакан молока.

Я все еще не понимал, чего Джекобсон от меня хочет. Об этой встрече в Нью-Йорке он договорился со мной по телефону из Лондона, где Морт Ошинс сейчас принимает участие в рекламировании своего нового фильма под названием «Распятый Христом». Это — фильм про еврейского вора, который был распят на кресте рядом с Иисусом. Ошинс впервые прославился, когда он выпустил пластинку с комическим монологом этого вора, прочитанным с еврейским акцентом и с изрядной примесью слов из идиша: в этом монологе он обыгрывал страдания вора, когда его прибивают к кресту, и вопросы, которые он задает Иисусу, уже вися на кресте: например, о том, когда же наконец они оба отправятся в рай, и так далее. Этот монолог был тем смешнее — для тех, кто вообще склонен над этим смеяться, — что он сопровождался неумолкающим стуком молотка; и ключевая фраза: «Ой, поосторожней мит дер молоток!» — вошла в поговорку. Теперь эта фраза стала названием основной песни фильма.

Ошинс не дурак, и сам Иисус в фильме не появляется, нет даже его голоса за кадром. Его присутствие передают реакция толпы и реплики других актеров. Некоторые христианские священники одобрили этот фильм — за то, что он «приближает евангельский рассказ к массовой аудитории через посредство юмора», — хотя большинство из них эта картина привела в такое же бешенство, в какое книги Питера Куота приводят Марка Герца и многих серьезных раввинов. Решив спарить Морта Ошинса с Питером Куотом, Джекобсон доказал, что у него есть нюх на то, что нравится публике. Пока еще никто другой до этого не додумался, но Ошинс и Куот действительно так же созданы друг для друга, как яичница и ветчина. Морт Ошинс в своих фильмах только и делает, что во все тяжкие нажимает на еврейский юмор, а сам он всегда играет маленького жалкого еврея.

— Все зависит от одного, — сказал Джекобсон, тщательно вытирая рот салфеткой. — А именно от того, согласится ли Куот дать Ошинсу полную свободу рук. Видите ли, раньше Морт сценарии всех своих фильмов писал сам. Чужим материалом он еще ни разу не пользовался. Я дал ему гранки, чтобы он их прочел в самолете, когда будет лететь сюда из Лондона. Мы с вами должны встретиться с ним здесь завтра в обед.

Деловой обед в субботу? Как читатель хорошо знает, для меня это немыслимо; но я сказал только:

— Так он, значит, и книги-то еще не читал? Как же он может до смерти хотеть сделать по ней фильм?

— Я ее ему подробно пересказал. Он был без ума от самой идеи и сразу же начал импровизировать как одержимый. Честное слово, Гудкинд, я в жизни так не смеялся. Тут же, в гостиничном номере, он добрых двадцать минут с неподражаемым еврейским акцентом иппровизировэл монолог хуя в момент обрезания. Я вынужден был попросить его остановиться, потому что я буквально валился от хохота; я боялся, что просто помру от смеха.

— Но как именно он это делает? То есть возможно ли такое перевоплощение?

— Почему нет? — спросил Джаз Джекобсон. — Вы видели Зеро Мостеля «Носорогах»?

— Конечно.

— Разве он выглядел как носорог?

— Ничуть.

— Сумел он вас убедить, что он носорог?

— Полностью.

— Вот видите! А Март Ошинс может убедить вас, что он половой орган. Я его как сейчас вижу: это было совершенно неподражаемо.

— Но, к сожалению, встретиться с ним завтра я никак не могу. Может быть, в воскресенье в Вашингтоне?

Джаз Джекобсон помрачнел.

— Я позвоню Морту в Лондон и спрошу. — Он взглянул на часы. — Но не можете ли вы отложить все другие дела и все-таки назначить эту встречу на завтра?

— Ни в коем случае.

— А если из-за этого сделка расстроится? — спросил Джекобсон, понизив голос.

— А она может расстроиться?

Джекобсон еще больше понизил голос и перешел почти на потусторонний шепот:

— Дрейфус.

— Простите? При чем тут Дрейфус?

— У Морта есть задумка сделать фильм о деле Дрейфуса, подав его под очень неожиданным смешным углом. На эту идею уже клюнула студия «Парамаунт». Собственно, я и в Лондон-то летал как раз для того, чтобы оформить договор. Гранки куотовской книги я взял с собой просто для того, чтобы что-нибудь читать в самолете. И когда я их читал, меня вдруг осенило, что эта тема — как раз для Морта. Это современно. Это увлекательно. Но у Морта, Гудкинд, семь пятниц на неделе. Он прилетит в Нью-Йорк всего на один вечер, чтобы отсюда лететь домой. — Джекобсон опять понизил голос. — У него тут подружка, а в Беверли-Хиллз его ждет жена. Если он вернется в Лос-Анджелес, не закончив дела с книгой Куота, он может уже в понедельник подписать договор на фильм про Дрейфуса. Да полно вам, это займет не больше часа. Я уверен, что вы сумеете выкроить этот час ради того, чтобы заключить великолепный договор.

Конечно, Питер в таких обстоятельствах воспользовался бы случаем, чтобы стать недосягаемым. Фальшивая срочность — это главная уловка голливудских дельцов, и если вы не идете на попятный, ваша позиция укрепляется. Но я не мог рисковать, не посоветовавшись с Питером. Его литературный агент слег в больницу с камнями в почках, и все дело было теперь в моих руках.