Действительно, за 70 лет истории фенологии семь из восьми зимних дней с 40-градусными морозами приходились на вторую декаду января. Особенно запомнились садоводам 42-градусные морозы 17 января 1940 года.

Морозная лють двух январских декад в 1963 году сильно встревожила подмосковных садоводов: они опасались повторения катастрофического дня «садовой Помпеи». Но вовремя подоспел на выручку снег. Угроза миновала. Не пострадали плодовые деревья.

Щедрит снеговейное небо. В сугробах прячется от холодного дыхания все живое. Большой снег надежно укутывает озимые поля, сады и ягодники. Снежное богатство!

Пылкие морозы, северо-восточные ветры-снеговеи, самый толстый мост льдов — все против рыбацкого счастья на льду у проруби. Глухое время, бесклевье. Январь — трудный месяц для удильщиков. Заморная пора для рыб из-за недостатка кислорода.

…В заиндевевшем окне — снежная кутерьма белокосой метели, света не видать. Но никакая непогода не удержит заправского рыболова. Страсть превозмогает все. Охота пуще неволи. Никогда в году не требуется столько знания рыбы, как в январе. Удильщику полагается быть понемногу и ихтиологом и рыбоводом.

Но даже в безнадежном январе истый рыбак не теряет присутствия бодрого духа, не отчаивается, не унывает, не отступает перед трудностями. Поработаешь, как шахтер, в ледовом забое, найдешь чистую воду с кислородом, поменяешь несколько раз горизонт отпуска лески — и улыбнется тебе рыбацкое счастье!

В затишье лесного берега облюбуешь устье чистоводного ручейка и на метровой глубине, можно и мельче, таскаешь на мормышку окуньков, ельцов, плотичек. Секрет прост: здесь в свежеструйном ручье рыбье убежище от замора. Волнует трепет поклевки. Вот когда и маленькая рыбка большое счастье.

Важно знать излюбленные места рыбьей зимовки: окунь — в коряжнике, ерш — у глинистых берегов, плотва — в траве и камышах. Карповые рыбы зимуют стаями на дне глубоких омутов. Оцепеневший карась, кажется, насквозь промерзает в иле, иногда вмерзает в лед, но, отогретый, оживает. Судака ищи на глуби в 5—10 метров. Классик уженья Сабанеев рекомендовал ловить ерша со дна, а вот на озере Сенеж даже в глухое январское время крупный, так называемый «королевский» ерш — рекорд веса 150 граммов — лучше берет вполводы и только на кучку мотылей.

Вообще единственный в году сезон удачного лова «королевских» ершей — это по последнему льду, в канун весны и до ледохода.

На зимние жерлицы и крупные блесны щука удачнее ловится на глуби, на реках лучше в бучилах мельничных омутов. В безветрие на речном льду по ночам с фонарем удается поймать на поплавочные удочки подлещика, голавля, ельца, плотву.

Хороший знакомый рыбака судак — своенравная рыба. Удалые хищники идут стаей, налетают ватагами: сразу во всех прорубях берут, но моментами, не больше часу. Их надо ждать утром или вечером. В январе они ловятся на продольную судаковую блесну. Да еще как! Безошибочно руби лед, где торчат сваи, где на дне залило коряжник, пни с можжевельником и елочками.

В последние годы невероятно быстро развивается в Подмосковье здоровый спорт зимнего уженья рыбы. Да это и понятно: проста и легка немудреная, чаще самодельная, зимняя снасть.

Летом ограничивают берега, закинуть можно в меру удилища, а зимой — какой простор! Где хочешь, там и лови, хоть на середине реки, хоть на глуби любой, где лодку не приякоришь. А какая здоровая зарядка, свежий воздух!

Серьезный вопрос встает в спортивном рыбоводстве: хищные ерши и окуньки поедают икру ценных рыб. Есть о чем задуматься! Пожиратель сорной рыбы змееголов для этого и переселяется с Дальнего Востока.

Скрипит под ногами твердый снежок. Хваткий морозец пощипывает лицо. Заметно пояснели дни. Наряднее, красочнее вспыхивают холодные огни заката. Обходит город дозором льдистая луна со свитой сапфировых звезд. Лунные тени, прозрачно-светлые опаловые блики на голубых снегах украшают московские «белые ночи».

Уткам-кряквам сейчас место на Каспии или в далеких теплых странах. А вот около сотни их осталось на зиму на полыньях Истринского водохранилища.

Нарядный красавец в зимнем «брачном» пере — кряковый селезень плавает среди льда, рулит оранжево-красными лапками, чтобы течение не отнесло от родной стаи. Бдительный страж внимательно следит за любопытствующими воронами. Утки-кряквы, спрятав голову под крыло, чутко дремлют на воде. Иные жируют на разводье, опрокидываются кверху хвостами; достают клювами со дна семена трав, побеги растений. Мороз силится затянуть полынью тонким ледком, но живая вода уносит его течением.

Сметливые птицы — вороны издалека заметили чернеющие среди снегов истринские полыньи и слетелись сюда со всей округи. Еще бы, зимой вода бежит!

Разочарованные, собрались они у кромки льда. Недоступна сухопутным птицам утиная кормежка, а на снегу нечем поживиться.

С досады ворона каркает «во все воронье горло». Завидует вещунья кряквам: что-то вкусное достают утки с мелкого дна. Опрокинется головой в воду, а вынырнув, поднимает утиный нос кверху и жадно глотает. Вороватые птицы со всех сторон обхаживают полынью, не сводят с уток голодных глаз. Соблазнительно! Кормятся утки вволю, а к ним не пускает вода. Надоело плутовке смотреть на чужую еду. Боком попрыгала завидущая птица к кромке льда, а дальше — стоп! — вода. И «стартует» ворона в воздух, низко кружится над кряквами, захлебывается негодующим карканьем и норовит еще клюнуть, налетчица. Охота, видно, и ей окунуться по-утиному, да не дано таких способностей вороньему роду.

Воды, накапливаемые в Истринском хранилище, сбрасываются плотиной. Потому-то стремительное течение не сковано ледоставом. Обильную пищу нашли на дне водоплавающие птицы и не захотели расстаться с обжитым за лето районом, не полетели на юг, изменили смельчаки-кряквы своим сородичам. Взяли, да и остались зимовать под Москвой, вопреки закону вечной птичьей тяги к великим перелетам. Утки-«отщепенцы» так и дождутся весны на полыньях Московского моря.

Это не первый случай утиной зимовки под Москвой.

В январе 1949 года дикие утки наблюдались у Бутова и Сходни. Еще одна зимовка уток была замечена на незамерзающих истоках реки Любовки близ станции Узловая. На полынье кормилось около 60 уток.

На полыньях реки Киржач, в 18 километрах от Орехово-Зуева, запоздавшие утки-кряквы плавали в 1950 году еще 4—5 декабря.

В необыкновенном январе 1961 года по-апрельски таял лед, и на чистоводье Оки, верховьев Москвы-реки также задержались утки в антракте осеннего чернотропа и безледья.

Помню, как четверть века назад увидел я неправдоподобную для январской природы картину. По крутому берегу лесной реки шагаю с ружьем, глазами слежу, куда ведет след зайца. Вдруг что-то черное замелькало внизу, под обрывом, над ровным сугробом вдоль реки. Смотрю, тянет стайка черных нырков — два-три десятка зимующих уток. Сорвались, видно, с полыньи и вот теперь направились на другую. Очевидно, зимовщицы еще с осени освоились и уверенно летели на знакомую полынью, на жировку. Черные утки — мастаки нырять на дно. Здесь вдоволь находят они семян, побегов зимующих водорослей и трав. В Вологодской области из года в год наблюдались зимовки диких крякв на мельничных омутах-бучилах ниже плотины. Живая вода — уткам раздолье среди льда. Клюют и зерно.

В 1963 году не только утки, но и чайки остались на льду Оки, на иждивении рыболовов у прорубей, — подбирают мелких ершей, берут их почти из рук.