— Ну так не связывай себя по рукам и ногам. Подожди, пока ты не встретишь девушку, которая сумеет занять достойное место в самом лучшем обществе. Ты должен об этом помнить, Дэнни! Должен! А такую девушку на нашей улице ты не найдешь. Никогда!

— Ну ладно, — он отвернулся, но она не выпустила его плеча.

— Ты должен меня выслушать, Дэнни. Как следует ты это поймешь, когда начнешь выходить в люди. Пусть только это будет для тебя главным. Уповай на бога и молись, чтобы он даровал тебе силы. А иначе ты останешься слабым и из тебя ничего не выйдет, — она вдруг яростно его встряхнула. — Хорошенько запомни, что я тебе сказала. Это для твоего же добра.

Дэнни вырвался, не глядя на мать, чувствуя себя саженцем, так и не привыкшим к почве, которая его вскормила. Может ли он примирить веру в бога, даже в столь снисходительного бога, с планами успешной карьеры? И сможет ли он оценивать каждую девушку, с которой ему доведется познакомиться, только как ступень, к успеху? Сможет ли он когда-нибудь стать настолько расчетливым?

Отодвинув стул, он вскочил, отошел к окну и стал глядеть вниз, на Токстед-роуд. Вскоре он услышал, что мать вышла из комнаты. Его пальцы разжались и снова сжались. Ему хотелось разбить кулаком окно и выкрикивать в ночь дерзкие кощунства. Он задыхался, словно после быстрого бега, и начал кружить по комнате. У кровати он остановился и вдруг бросился на нее ничком, бил кулаками по подушке и плакал.

— Что же это такое стряслось? — спросил Чик. — Что же это такое стряслось сегодня с Артом Слоуном?

Слоун подбросил кий и перехватил его другой рукой.

— Чтобы промазать по такому легкому шару! — сказал он с отвращением.

Чик ухмыльнулся.

— Смотришь на шар, а думаешь совсем о другом! Когда эта штука забирает человека всерьез, теряешь спортивную злость. Стоит такому случиться со спортсменом, и ему уже далеко до прежнего.

— Зависть — большой порок, — заметил Слоун, поправляя галстук.

Чик наклонился над столом. Щелк! Красный шар исчез в лузе.

— Ну-ка, поставь их снова, — сказал он. — И гляди, как работает новый чемпион.

Арти поставил шар на место и, опершись подбородком на кий, смотрел, как Чик примеривается для следующего удара. Ему было скучно. Преснятина по сравнению с тем, что было накануне в «Палэ». Эх, черт! Как ему сейчас хочется увидеть Пегги! Он бы и пошел к ней, если бы ее папаша не озлился из-за марафона. А так будет скандал, что из-за него она ляжет поздно. Ну ничего, подождем. Подождем до нашей победы!

Вот тогда старик сядет! Уж он-то ста фунтов зараз в жизни не видел и не увидит.

Яркие, низко подвешенные лампы прорезали колеблющиеся полосы в табачном дыму. Щелкали шары, шаркали подошвы, патефон в углу визжал под тупой иглой: «Эх, и красотка!» К ним подошел Чарли. Рукава на бицепсах борца-профессионала засучены.

— Здорово, Арти! Как делишки?

— Лучше всех, Чарли. А у тебя сегодня полный зал, а? — Арти подмигнул.

Чарли усмехнулся. Заблестели золотые коронки.

— С тех пор как я стал хозяином клуба, он пустым не бывает. Всякие подонки и хулиганье сюда не допускаются. Никаких скандалов. Аристократическое заведение! — Его усмешка стала шире. — А как же иначе, если сюда заходит такой человек, как мистер Слоун!

Арти поглядел на мышцы под черным войлоком волос, на бычью шею, на плотный торс. Чарли — железный парень. И умен. Он хозяин клуба. Клубные правила — это правила Чарли. У подъезда стоит его машина. Но вот что такое настоящий шик, Чарли не знает.

— Верно, Чарли. Для мистера Слоуна хорошо только самое лучшее.

Чарли усмехнулся.

— В следующую субботу я устраиваю бильярдный турнир для постоянных клиентов. Первый приз — десятка. Допускаются только те, кого я считаю самыми лучшими.

Чик загорелся.

— А я, Чарли? Я только что набрал подряд двадцать очков, — он показал на доску. — Я веду, видишь? Я на десять очков впереди!

— Вы, ребята, оба классные игроки, — сказал Чарли, — и постоянные клиенты. Вы оба включены.

Чик загарцевал вокруг стола.

— Ух ты! Слышишь, Арти? Мы оба включены!

Чарли скрестил руки на груди.

— Это важный турнир. Победитель может сделать на нем хорошее дело, — он многозначительно посмотрел на Слоуна и отошел к другому столу.

— Чарли — сила! — сказал Чик. — Как по-твоему, можешь ты взять первое место?

— Десятка! — в голосе Слоуна было легкое презрение. Раздосадованный снисходительной манерой Чарли, он поглядел на грязные стены, на согнутые фигуры под лампами. — Что такое десятка? Я в марафоне возьму сотню. И кое-что сверх. По десятке за снимок для рекламы. Мы с Пегги запросто отхватим четыре сотни, а то и пять.

Чик уже давно таращил глаза.

— Это будет дело. — Он почувствовал настроение Арти. — Пойдем прошвырнемся но городу.

Они вразвалку шли по улице мимо ярких витрин. Арти объяснял:

— Я открою свою собственную танцстудию «Идеал», а потом при ней дансинги. Можно еще нанять артистов и устроить варьете. А кончить ночным клубом для денежной публики: ковры и официанты-французы парле Франсе по всему заведению! — Он увлекся. — Вот возьми, к примеру, Чарли. Может он открыть ночной клуб? Он только до одного допер: очистить свое заведение от хулиганья. А вот придать ему тон он не умеет. Все дело в том, какого клиента обслуживать, ясно?

Перед глазами Чика плавало ослепительное видение. Огромные автомобили, меха и шелка, приглушенный свет, приглушенная музыка… Он все это видел в кино, и ему не верилось, что Арти такое по плечу, но ведь заранее не скажешь… Может, и старине Чику когда-нибудь перепадет тут стоящая работенка. В таких клубах где-нибудь наверху, в задних комнатах, всегда идет игра, и командует там типчик во фраке.

— У тебя есть идеи, Арти. А раз есть идеи, значит будет толк.

Слоун закурил сигарету и протянул пачку Чику.

— Надо уметь мыслить крупно, чтобы делать крупные дела, — сказал он. — Надо уметь рисковать.

— И еще надо, чтобы тебе везло, — заметил Чик. — Нужна удача.

— Только ее не ждут сложа руки. Надо держать ухо востро и поглядывать по сторонам. Никогда не угадаешь, что может подвернуться.

— А ты бросишь свою службу, если выиграешь марафон, Арти?

— Как наберу четыреста фунтов, так и сделаю ручкой этой дыре, — ответил Слоун. — По-моему, четырех сотен для начала хватит, если кий держать намеленным, а глаз — на своем шаре.

— Можешь и мне подыскать местечко, когда развернешься, — сказал Чик. — Своей нынешней работой я по горло сыт.

— Уж старины Чика я не забуду! — Арти был польщен.

Они пошли дальше, и Чик спросил:

— Может, еще постукаем?

— Нет. Пора баиньки. До завтра в «Палэ».

— Ты с Пегги?

— А с кем же еще? — он хлопнул Чика по спине.

— У тебя с ней всерьез? — Чик говорил раздраженно. Он предостерег: — Смотри, женишься, и будет у тебя вместо клуба детская колясочка.

Арти рассмеялся. Старина Чик — настоящий друг. Звезд с неба не хватает, зато на него можно положиться. Если не считать Пегги, только он и понимает, что Арт Слоун знает, что делает.

Они расстались на углу.

— Считай, что место за тобой, — сказал Арти. — Всегда лучше работать с людьми, которым доверяешь.

— Мне-то ты доверять можешь, — отозвался Чик. — А это не так уж мало. Но вот бабам…

Арти засмеялся. Почему-то Чик почувствовал себя одиноким. И ему стало тоскливо.

Толпа напирала на эстраду. Перед оркестром, раскинув руки, стоял Дэйв Фримен.

— Уважаемые дамы и господа! — Он сделал паузу, улыбаясь, блестя напомаженными волосами. Дэйв Фримен, любимец публики, дирижер «Джазистов». — Сегодня у нас знаменательный вечер. Как вам известно, мы проводим финал соревнований по непрерывному танцевальному марафону, — он указал на малиновое полотнище, натянутое поперек зала. Огромные золотые буквы гласили: «Непрерывный марафон». — Зал разделен веревочным барьером так, чтобы соревнующимся никто не мешал. В остальной части зала — обычные танцы. (Толпа одобрительно загудела.) Играют три оркестра, сменяясь до тех пор, пока будут длиться соревнования, — если нужно, хоть неделю!