И полночь пришла под выкрики и свист, под грохот консервных банок, под завывание автомобильных сигналов, под пение «Забыть ли старых нам друзей» — стремительное высвобождение всех чувств: старый деспот скончался, а новый был еще слишком юн, чтобы проявить свою власть.

Арти прихлопнул кулаком сигнал и не отпускал его.

— Счастливого Нового года, крошка! — завопил он, сияя. Они поцеловались. Арти жадно оглядывался вокруг, стремясь раствориться в толпе, в огнях, в шуме.

Когда веселье немного утихло, Пегги сказала:

— Больше ничего не будет, Арти. Поедем домой. — И когда они легли: — Спокойной ночи, милый! Ой, как я устала!..

Арти поцеловал ее и, лежа на спине, уставился в темноту. Он прислушался к дыханию Пегги, ровному и спокойному, и вдруг его охватило непреодолимое желание вырваться из этой тесноты. Он лежал неподвижно, а его лицо и тело покрывались мелкими капельками пота. Он лежал так неподвижно, словно был прикован к кровати цепями, а его сознание металось в кольце мрака…

Тихонько поднявшись с кровати, Слоун пробрался в их маленькую кухню и повернул выключатель. Свет озарил темные углы его сознания, он огляделся в поисках сигарет. Но сигарет на кухне не было. Вернувшись на цыпочках в спальню, он вытащил пачку из кармана брюк. На кухне он высунулся в окно и курил, поглядывая на проулок внизу, прислушиваясь к шуму уличного движения, к глухому гулу города, к звукам рояля, к шагам на соседней улице. Если бы погулять немного, ему, пожалуй, удалось бы заснуть. Он поглядел на будильник. Половина второго — ночь только-только вылупилась из яйца, ну, а Пегги… ее сегодня и пушкой не разбудишь! Он прокрался в спальню, сдернул рубашку и брюки с крючка за дверью, нащупал башмаки с носками и выбрался назад на кухню. Он уже сбросил влажную пижаму, натянул рубашку и возился с запонкой, когда вдруг услышал, что она зовет его.

— Арти! — Голос был тихим, но в нем прятался страх. — Арти!..

Содрав с себя рубашку, он накинул на плечи пижаму и вернулся в спальню.

— Ну! — сказал он так же тихо и ласково. — Что случилось? — И подошел к кровати.

Пегги лежала на спине, и даже в темноте он увидел ее глаза.

— Арти, Арти… — она погладила его руку. — Я думала, ты ушел. Я так испугалась!

— Я здесь, крошка, — сказал он, и голос его прервался.

— Тебе не спится, Арти?

Он погладил ее по плечу.

— Да, немножко. Встал покурить. Ну куда бы я, по-твоему, ушел посреди ночи?

— Не знаю, Арти. Только тебя не было рядом, вот я и подумала…

— Нечего думать глупости, когда я просто вышел на кухню. Ложись-ка на бочок, а я докурю и вернусь.

Она стояла на углу у антикварного магазина, выжидая, когда можно будет перейти улицу. Он подошел к ней сзади и сказал:

— Было весело?

Она обернулась с неуверенной улыбкой.

— Получилось чертовски неприятно. Ты долго ждал?

— Порядочно. А что случилось?

— Это все Руди. Он сказал, что не поедет через Кингс-Кросс — ему еще жизнь дорога. Ревность — жуткая вещь. Я прощена?

— Если ты примешь мое приглашение на следующий субботний вечер.

— Договорились, Дэнни. (Будет, конечно, зверски скучно, но надо же как-то загладить этот дурацкий случай.) Руди взбесится, когда узнает, что я не пойду на танцы в яхт-клуб.

— Справедливое возмездие, — сказал Дэнни. — В новогодний вечер я изгрыз до корня три ногтя.

Пола взяла его под руку.

— Пошли… Ну!

Они побежали. Дэнни распахнул дверь, и они вошли в зал. Пола сморщила нос, словно почувствовала невыносимое зловоние.

— С, каждым днем все хуже. Господи, остаться тут до конца своих дней!..

На мгновение Дэнни показалось, что это презренное будущее она предназначает ему, но она тут же отошла, не дожидаясь его ответа, и он решил, что она говорила о себе. Это его не удивило. Конечно, такой девушке, как Пола, мало быть просто машинисткой. Он попробовал догадаться, почему она выбрала такую работу, и со страхом прикинул, долго ли она еще здесь останется.

Сорвав чехол с машинки, Пола с отвращением посмотрела на кипу счетов, которые ей предстояло перепечатать. Какого черта она торчит в этой дыре? Почему она не послушалась отца и не поступила в университет? Чтобы изучить — что? Искусство и литературу? И стать — чем? Школьной учительницей? Ну, уж это, во всяком случае, не жизнь, а пытка. Нет, она будет и дальше пробиваться в газету или журнал. Профессия журналиста дает возможность жить по-настоящему и в рабочие часы. Вот Дороти Паркер, например, всегда в самом центре событий. Ни одной скучной секунды. «И я хочу того же. Я хочу жить каждую минуту каждого часа каждого дня».

Риджби уже сидел за своим столом. Он ласково кивнул и улыбнулся. Дэнни кивнул в ответ, ясно вспомнив, каким видел Риджби вечером под Новый год, и удивился перемене. Риджби снова заполз в прежнюю одежду, в прежнее выражение, в прежнюю манеру держаться. Прежний мистер Риджби, который много лет назад достиг своего предела и продолжал пребывать в тех, прежних временах.

Но как ни была интересна эта мысль, она не отвлекла его от Полы. Каждая черта ее лица, каждое ее движение неизгладимо запечатлевались в его сознании. Иногда их взгляды встречались, и раза два она ему улыбнулась. Ее заразительная жизнерадостность и кокетство были для него чем-то новым и неизведанным, казались волнующей загадкой. На этой неделе он купит себе новый костюм. В субботу вечером ему надо показать себя с наилучшей стороны и выглядеть как можно старше. Вряд ли старше Руди, подумал он огорченно, но, во всяком случае, достаточно взрослым, чтобы получить шанс, отвечающий его возрасту и деньгам.

На следующее утро он явился на службу рано в надежде, что и Пола придет пораньше. Минут через десять в зал уныло вошел Гарри Дент. Бросив шляпу на вешалку, он потянулся.

— У тебя что, бессонница?

— Нет. Я лунатик, — сказал Дэнни, — и проснулся уже здесь.

Теперь он больше не был младшим клерком и держался с сослуживцами гораздо свободнее.

Дент засмеялся.

— Смотри, чтобы тебя не затянуло! Никогда не бери работу домой. Если человеку хочется работать больше восьми часов в день, значит он последняя свинья. — Он плюхнулся на стул. — «Ну, снова на штурм», как сказала девица матросу.

Пола не пришла раньше времени, зато по какому-то невероятному просчету это сделал Слоун. Чтобы хоть как-нибудь избежать своего стола, прежде чем настанет время за него садиться, он остановился возле Дэнни.

— Хорошо провел праздники? — осведомился он таким же тоном, каким попросил бы спичку.

— Да, спасибо, — ответил Дэнни. — А ты?

— Неплохо. Вот только паршиво, что надо возвращаться в нашу контору. — Он с отвращением огляделся и переменил тему: — Эта новая штучка здорово задается, а? Та, которая сидит вон там. Воображает, будто она невесть что такое.

Дэнни покраснел.

— Разве?

— А ты что, не видишь?

— Нет.

Слоун насмешливо ухмыльнулся.

— Так и думал, что ты клюнешь. Я на тебя посматривал. До того въелся в нее глазами, что и клещами не отодрать. И на что ты, собственно, рассчитываешь?

— Я ведь, по-моему, не говорил, что рассчитываю на что-нибудь. — Он редко разговаривал со Слоуном. Вернее, Слоун редко разговаривал с сослуживцами. И его наглость была так же неприятна, как его невежество.

Арти усмехнулся:

— Наступил тебе на любимую мозоль, а? — Он оперся локтями на стол. — Послушай моего совета, забудь про нее. Тут тебе не светит. — Он придвинулся еще ближе. — Послушай, я ведь в девочках разбираюсь и сразу ее понял. Воображает она, конечно, много, но шикарна по-настоящему. И знает, чего ей нужно. Она своего добьется. Когда дело дойдет до дела, она не станет связываться с голодранцем-клерком. А чего-нибудь получше тебе в этой дыре ждать не меньше десяти лет.

— Спасибо, — сказал Дэнни, — все это крайне полезные сведения.

Слоун пожал плечами.

— Ну что ж, убедись на собственной шкуре.