— Что-то мне в последнее время везет на Мадлен, — невпопад ответила Юля.

— В каком смысле?

— Я тут недавно в «Останкино» была. В концертной студии. Там певицу с таким именем снимали.

— А... Да... Я что-то такое слышала. — Мадлен и бровью не повела.

— Вообще-то удивительно: такое редкое имя в России и вдруг сразу две Мадлен.

— И как она тебе?.. — спросила вдруг певица.

— Голос фантастический! А сама... дешевка!

— Дай мне, пожалуйста, сигарету. Я специально положила подальше, чтобы меньше курить, — попросила Мадлен, как бы пропустив Юлины слова мимо ушей.

Юля взяла лежащую на скамейке, в стороне, пачку. Протянула Мадлен сигарету и дала прикурить от зажигалки.

— Спасибо, — поблагодарила Мадлен и тут же предложила: — Давай на «ты»?

— Давай, — согласилась Юля.

— Ты любишь эстраду?

— Я хорошую музыку люблю.

— А я с детства на эстраде. В четырнадцать уже была солисткой в нашем ДК. Один раз даже в Финляндию ездила. А потом... В машину, где я была с родителями, врезался самосвал... Они погибли, а я вот...

— Как же ты жила все это время?

— Сначала было жутко, а потом привыкла. Знаешь, я убедилась, что поговорка «мир не без добрых людей» еще права. А в последнее время особенно...

— Когда появился Иннокентий?

— Ты знаешь Иннокентия? — Мадлен напряглась.

— Да... Я его как-то с Максимом видела...

— Он очень хороший человек, — проговорила Мадлен торопливо. — Благотворительностью занимается. Вот мне помогает. Казалось бы... кто я ему?..

— А я думала, вы как-то по делам связаны... — сказала Юля не очень уверенно.

— Нет!

— Жаль. Я хотела о нем поподробнее расспросить. Максим недавно начал в шоу-бизнесе работать. А там ведь, говорят, такие дела творятся! Одно слово — мафия!.. Еще вляпается в какую-нибудь историю, — Юля усердно изображала любящую сестру.

Подошел с коляской Биг-Мак.

— Все о'кей, Мадлеш. Колеса крутятся. Можешь хоть в космос стартовать.

— Спасибо. А мы тут с твоей сестрой разговорились.

— О чем? — насторожился Биг-Мак.

— Так, о том о сем. Юля меня об Иннокентии расспрашивала. Боится, чтобы ты не попал в плохую компанию. Я ее успокоила.

Биг-Maк крепко взял Юлю за руку.

— Я же тебя просил, сестрица, не волноваться и не совать нос в чужие дела.

— Пусти, больно! — Юля вырвала руку.

— Вы такие разные... — сказала Мадлен, намекая, что Юля и Биг-Мак не очень похожи внешне. — Побудьте еще немного, ребята, мне что-то не по себе сегодня...

— Ты сочиняешь музыку? — спросила Юля.

— Так, немножко, для себя. Пишу слова, а потом подбираю к ним музыку на гитаре. Дилетантство, в общем.

— Окуджава тоже называл себя дилетантом, — заметила Юля.

— Он великий бард, а что я... Так... «попса».

— Да ладно уж, расскромничалась! От такой «попсы» люди балдеют! —не преминул вставить Биг-Мак.

— Ты хотел сказать, балдели бы, если б услышали? — Мадлен посмотрела на Биг-Мака выразительно. — Какой ты смешной, Максимка...

— Кто смешной? Я?

— Мой братец обожает все раздувать. Все его знакомые — великие люди, гении, от всех балдеют, — стала подначивать Биг-Мака Юля.

— Не веришь? — Максим аж побелел от злости. — Мадлеш, спой что-нибудь.

— Сейчас? Здесь? Но ты же знаешь... — засомневалась Мадлен.

— Ну хоть одну. Чтобы смахнуть улыбочку с этого глупенького личика.

— Зачем ты ее обижаешь? — обиделась за Юлю Мадлен.

— А я не обижаюсь, потому что знаю своего братца, — не приняла слова Максима близко к сердцу Юля. — Да уж спой. А то тетя так и не дождется своего племянника.

Все еще колеблясь, Мадлен вопросительно посмотрела на Биг-Мака.

— Давай. Одну можно, — кивнул Максим, которому ну очень уж хотелось «умыть» Юлю.

Мадлен перебрала струны.

— Может быть, из «Исповеди»? Она не новая, из моих школьных сочинений...

— Вот-вот, — обрадовался Максим, — как раз для моей сестры. В прошлом — пламенной пионерки.

— Ну теперь, Максимка, помолчи, велела Мадлен. Представьте себе: молодая девушка... девочка, в общем, и, конечно, не пионерка, приходит на исповедь к священнику, и вот:

— Отче.

Я скажу вам все, как было... Отче.

Я учителя любила!

Мать меня собачьей цепью била,

Чтобы я про ту любовь забыла...

Мадлен начала вполголоса, как бы вполсилы, однако довольно скоро забыла обо всем, кроме песни, и запела, не стесняясь обнаружить опасное сходство с голосом той, «другой» Мадлен.

Биг-Мак напрягся, заерзал на скамейке, опасливо оглядываясь по сторонам, однако остановить, перебить Мадлен не решался.

Отче,

Я ходила к его окнам, Возле них я плакала и мокла... Сердце мое в колокол звонило: Я любила, отче, я любила! Тайных его дум Я не узнала...

Отче, может, струсил он скандала? Только объявил: «Прощай, глупышка.

Вот тебе на память эта книжка»... Милое окно его погасло. Стало пусто. Стало безопасно. Ну, а книжка — будто в назиданье: «Сто лет одиночества» — названый.

Заслушавшись, ни Юля, ни Биг-Мак не заметили, что в глубине парка, за деревцем, притаился еще один «благодарный слушатель» — Крюк...

Биг-Мак удобно расположился в кресле за низким журнальным столиком, на котором стояла вазочка с вареньем, сахарница, и на красивом блюде даже лежало несколько пирожных.

С горячим чайником в руках появилась Юля.

— Ты уверен, что не хочешь кофе?

— Конечно, уверен. Как можно быть неуверенным в том, чего хочешь?!

— А то смотри, это мне две минуты. Как раз пока пирог подойдет. — Юля поставила чайник на стол.

— Зря ты затеяла этот пирог.

— Просто я время не рассчитала. Если бы успела к твоему приходу — никакого пирога бы уже не было. Ты бы его съел не заметив! Знаешь какой вкусный! С изюмом и грецкими орехами. Полагается еще мак положить, но где его взять!

Вспомнив, по его мнению, смешной анекдот, Максим спросил, улыбаясь:

— А бутерброд с анашой?

— С чем? — Юля таких слов не знала.

— Ну... — Биг-Мак хохотнул, — это тоже штука такая... Типа мака.

— Чего нет — того нет, — развела руками Юля. — Кстати, бутерброд можно. С сыром, например. Ты как?

— Да нет. Спасибо. — Максим покачал головой. — Я не голодный. Но времени у меня немного. Говори, зачем ты меня вызывала?

— Покормить хотела. — Юля улыбнулась.

— Ну а если серьезно?

— Я все время думаю про эту Мадлен.

— Я тоже. Но у меня это работа. А ты что?

— Ей нужна помощь.

— Конечно. Я этим и занимаюсь.

— Ты не понял. Ее нужно спасать. Я все знаю, как делать, — заговорила Юля возбужденно. — Мы с тобой завтра поедем в прокуратуру и обо всем расскажем. Они ее защитят и заставят вернуть ей заработанные деньги.

Биг-Мак посмотрел на Юлю как на ненормальную.

— Что ты несешь?! Какая прокуратура? Какие деньги?! Да она сама сейчас всем должна! Окупаться проект начнет только месяца через четыре! Там столько вбухано! Одни костюмы от Шведова!..

— От кого?

— Шведов. Модельер такой. Классный. Но берет!.. Там мало не покажется...

— Знаю! — буркнула Юля довольно зло.

— А нам с тобой, — продолжал рисовать «радужные перспективы» похода в прокуратуру Биг-Мак, — так просто сразу крышка. Безо всяких «если» и «может быть».

— Трусишь?

— Кто?

— Ты!

— Я?!

— Ты!

— В нашем бизнесе трусов нет! — сообщил Биг-Мак с гордостью.

— Оно и видно! Чего ты боишься? Кого?

— Юля, пойми, если даже просто Мадлен болтанет Иннокентию, что я тебя приводил, — будет большая разборка! Ее категорически запрещено с кем-либо знакомить! Это же ото всех тайна — кто поет на самом деле! — Биг-Мак втянул носом воздух. — Пахнет паленым.

— Не придумывай.

— Судя по всему, пирог уже не съедобен. — Максим сделал скорбное выражение лица.

— Ой! — Спохватившись, Юля помчалась на кухню. Биг-Мак же с удовольствием впился зубами в пирожное. Юля вернулась в расстроенных чувствах.