Шведов усадил Регину в кресло для посетителей и, помолчав, начал издалека.
— Послушай, солнышко, тут нужно уладить одно дельце...
— Я слушаю вас, Игорь Андреевич...
Регина, как всегда, была готова на все ради шефа и дела.
Семендяева почти прижалась ухом к селектору.
Глава двадцатая. «ЧЕРТОВСКИ КРУТАЯ КЛАССИКА»
Углубившись в проверку контрольных, Маша не замечала, что происходит в учительской. Двумя фломастерами, красным и синим, делала она рутинную эту работу, в которой внимания и автоматизма было, пожалуй, поровну.
Между тем почти все ее коллеги ушли, и только завуч, Антонина Павловна Вышегородцева, еще медлила.
— Машенька, — наконец заговорила она, — а сколько может стоить сейчас такой свитер, что на вас?
Маша оторвалась от работы, растерянно подняла глаза, виновато поежилась.
— Как, простите?.. Вы что-то спросили, Антонина Павловна?..
— Да, милая, — по-прежнему глядя не прямо на Машу, а на ее отражение в зеркале, проговорила завуч. — Я поинтересовалась ценой вашего свитера.
— Не помню уже, он ведь неновый. Антонина Павловна понимающе усмехнулась.
— А тогда сколько было? Нули, милая, я сама могу приписать...
— Вы же знаете, что от темы цен я шарахаюсь, — Маша виновато развела руками, — она ни на какие другие темы не позволяет соображать.
— Ой, я бы тоже с удовольствием от нее «шарахнулась», да не отпускает, подлая! Нет, вообще, Машенька, вы у нас загадочная... вы самая закрытая, пардон, штучка... разве не так? — Антонина Павловна нацепила на лицо фальшивую улыбку. — А взгляд, главное, ясный-ясный... чистый-чистый!
— Но вы-то уж точно знаете, — стремительно среагировала Маша, — на самом деле он лживый-лживый...
Казалось бы, сейчас, когда ее прямо провоцировали, ей легче легкого было сорваться в тональность склоки, вражды — но нет, только горькая ирония чуть-чуть искривила ее губы. Терпимость, покой, чуть ли не толстовское «непротивление злу»...
— Ну зачем же так?! — наступала завуч. — На самом деле все сложнее — да? Чего уж кругами ходить, когда я сама видела, какие интересные визиты вам делаются...
Машу аж передернуло, но, взяв себя в руки, она так же кротко переспросила:
— Чего вы хотите, Антонина Пална?
Однако завуч приняла эту кротость за «разоружение», готовность каяться, словом, за то, чего, собственно, и ждала, на что надеялась в тоскливом своем одиночестве.
— Господи! Ну чего я могу хотеть? — Она непроизвольно прижала руки к груди. — Что мне-то обломится от того, что я видела или слышала, какой такой интерес? Да просто поговорить! Просто немного откровенности бабской — она же теперь ничем не грозит вам, никакой «аморалкой»!..
Маша встала, не разбираясь, что проверено, что не проверено, сложила листочки контрольных стопкой.
— Я буду предельно откровенна, Антонина Пална, дорогая... а не пошли бы вы к черту?
Услышав последнюю фразу запивавшая водой какую-то таблетку завуч поперхнулась, закашлялась и, жадно глотая воздух, схватилась за горло.
— Вам плохо? — немного испуганно спросила Маша. Но Антонина Павловна уже взяла себя в руки.
— Да? Могу себе представить... Супруг в командировку укатил? Свободная птаха?
Маша горько усмехнулась.
— Очень вы сильны в психологических тестах, играх—да? А можете вообще непобедимой стать. Для этого все ваши отгадки понимайте с точностью до наоборот. — Резко повернувшись, Маша направилась к телефону.
Сергей вернулся домой. Он сидел на тахте, обнявшись с детьми, усталый и изможденный.
— Пап, а разве в тюрьме не стригут под нулевку? Сергей потрепал сына по волосам.
Для Сашки это всего лишь развлечение, которое выпало на долю отца. Ему даже в каком-то смысле завидно...
— Кого-то еще ниже нуля стригут! — ответила за отца Юля. — А нашего папку за что? Давай, Сашунь, еще спрашивай. Спроси про арестантскую пижаму в полоску... Про кандалы спросить не забудь!
Саша надулся и обиженно посмотрел на сестру. Сергей расхохотался, хотел помирить детей, но зазвонил телефон.
— Вас внимательно слушают, — схватила трубку Юля. Лицо ее вдруг замкнулось, губы сжались. — Да. Я сейчас дам папу.
Звонила Маша.
— Дашь, когда я тебя об этом попрошу! — раздраженно выпалила она. — Я еще с тобой не договорила!
— Ай эм сори... — поморщилась Юля.
— Может быть, ты хотя бы поздороваешься?
— Привет...
— Ты собираешься возвращаться домой? — строго спросила Маша.
— Боюсь, пока не получится.
— Что значит не получится?! Это еще почему?!
Юля прикусила губу, стараясь сдержаться. Она не хотела ругаться с матерью. Сегодня не хотела. При отце.
— Потому что! — все еще резко ответила она и уже спокойнее объяснила: — Я нужна Кате. Ты же знаешь, что у Аленки в саду карантин и с ней некому сидеть.
— Но сегодня ты могла бы остаться? — настаивала Маша.
— Нет, я обещала Кате подменить ее.
— И долго это будет продолжаться?
— Я думаю, до тех пор, по крайней мере, пока я нужна изза Аленки.
Маша помолчала немного и с трудом спросила:
— Может быть, есть другие причины?
— Может быть, — Юля не хотела говорить на эту тему. — Все, даю отца. Кстати, в дверь звонят, по-моему...
В дверь и на самом деле звонили. Юлино «по-моему» произнесено было лишь потому, что звонок был какой-то несмелый и один. Передав отцу трубку, она направилась в коридор.
— Машуль, ну когда ты уже?! — нежно проговорил в трубку Сергей.
— Скоро, скоро, — Маша тихо «чмокнула» трубку. — Уже практически пришла.
— Как-то тебя плохо видно, — в тон ответил Сергей.
— Там действительно кто-то пожаловал? — поинтересовалась Маша.
— Сейчас доложим, какие гости... пока сами не знаем... — Сергей вытянул шею в сторону коридора, но так ничего и не увидел. — А вообще-то придешь — увидишь!
— Приду, приду! — обрадованная тем, что дочь не соврала про звонок, весело проговорила Маша.
— Маш, поскорее, а?!
— Со скоростью звука. Нет, света! Нам физик повторяет постоянно, я запомнила: «Это почти неподвижности мука — мчаться куда-то со скоростью звука...»
Маша читала стихи не замечая и не желая замечать, как реагировала на это Антонина Павловна. А реакция заслуживала внимания — «всепонимающая» завуч уверена была, что строки эти предназначались уху Машиного кавалера. Ну, право, не с мужем же так нежничать!
— «Зная при этом, что есть уже где-то, — продолжала Маша. — Некто летящий со скоростью света!»
То, что Сергею хотелось сказать, даже и неловко было както произносить при сыне.
Саша сидел рядом и рисовал: толстые прутья, из конца в конец листа, заслоняли маленького, изможденного узника.
Отвернувшись от сына, прикрыв рукой трубку, Сергей вполголоса проговорил:
— Ты так прочитала, что я, кажется, с одного раза запомнил! Но ведь это про что? Про зависть, правильно? Маш, а кому мне завидовать, если ты — вот она, почти рядом... и спешишь домой?
В комнату вошла Юля. С трудом, помогая себе подбородком, она внесла два торта и две бутылки шампанского.
Сергей удивленно вскинул брови.
— Ты меня слушаешь? — раздалось в трубке.
— Конечно.
— Я тоже никому не завидую. И ни с кем тебя не сравниваю. Вот так... Только глупо говорить это отсюда...
Маша оглянулась на Антонину Павловну.
— Впрочем, меня уже ничто не задерживает, я выхожу сию минуту! Все! — Маша положила трубку.
— Поговорили? — завуч улыбалась.
— Антонина Павловна, у вас же ровно никаких дел не осталось тут. Зачем, спрашивается, вам нужно было быть третьей, когда у меня муж на проводе?
Завуч издала нечленораздельный звук и усердно закивала.
— Ах, это муж...
— Муж, муж, угомонитесь!
— Конечно, конечно...
— Вас что-то не устраивает?!
— Меня?! О чем вы говорите. Я же понимаю. К мужу — «со скоростью света»! Со стишками! Со всякими лирическими отступлениями!..
