Антонина Павловна вдруг посерьезнела и неприязненно произнесла:
— Расскажите это кому-нибудь из начальной школы. Из учеников...
Маша сочувственно посмотрела на завуча.
— Бедная Антонина Пална, вы ошибаетесь, и мне вас жалко, нет у меня «зуба» на вас. Понимаете, нет! Честное слово. Привет! — Маша решительно вышла из учительской.
Вероятно, знай она о событиях, которые должны были развернуться у нее дома, Маша бы отказалась от своего последнего монолога и поспешила бы, но...
Даже Юля, вся в тортах и шампанском, не подозревала, что произойдет вскоре.
— В коридоре еще конфеты, банка кофе, арахис и, кажется, джем! — пояснила Юля в ответ на оценивающий дары взгляд отца. Просто рук на все не хватает.
— Наконец-то Константин Боровой в гости пришел! Он с президентом «Тори-банка» или с братьями ЛЛД?
— Это Гоша, — улыбнулась Юля.
— Гоша?!
Саша выскочил в коридор и, никого не увидев, с удивлением обернулся на сестру.
— Все в порядке. Он руки моет. Говорит, возился в машине с маслопроводом.
— Живем, да?! — внося остатки продовольствия в комнату, восторженно проговорил мальчик. — Между прочим, пап, пока тебя не было, он еще два раза привозил всякую всячину. И велел, чтобы про деньги мы даже не вякали!
— А вы вякали? Саша пожал плечами.
— Тогда что же получается — я зря вышел? — Сергей встал, подошел к двери. — Сидя там, я бы гораздо лучше обеспечил семью?
— Пап! — Юле не понравилась шутка отца.
— Руки, значит, моет... — Сергей пропустил мимо ушей замечание дочери. — Юлька, а помнишь, кто-то в истории или в Евангелии тоже был такой чистоплотный? Ну который Иисуса отправил на смерть и сказал в таком духе: ты сам подставился, сам лопух, а я ни при чем, я умываю руки... И умыл.
— Понтий Пилат?
— Во-во, он самый. Гляди, обстоятельно моет. — Сергей повысил голос, так чтобы Гоша в ванной мог его слышать. — Эй! Знаешь, как теперь говорят? «Если руки моете с мылом, тогда чай, извините, будет без сахара!» — Да ладно тебе, пап, — недовольно пробурчала Юля и, повысив голос, добавила: — Гош! Полотенце — которое у зеркала! Зеленое!
— Любишь ты дядю своего, — почему-то усмехнулся Сергей.
— Естественно, а что? — удивилась Юля.
— Да нет, ничего, ничего.
Не поняв, о чем речь, Юля удивленно помялась.
— Ладно, пап. Я пойду.
— Что значит пойдешь?
— Ну, пойду, и все...
— И не дождешься маму?
Юля отрицательно покачала головой.
— Она же с минуты на минуту...
— Нет, пап. Я подвожу Катю, я ж обещала ко времени... У нее же даже и соседок никаких нет, которым можно было бы доверить Аленку хотя бы на полчаса.
— И торт не попробуешь?
— Нет. Орешков вот с собой прихвачу... Юля чмокнула отца в щеку.
— А стол я вам накрою, конечно... Ничего, попируете без меня. Я тебя повидала, Сашку — вполне достаточно.
Сергей внимательно посмотрел на дочь.
— Ты знаешь, это переселение к Кате — оно мне не до конца понятно.
— Почему?
Юля достала тарелки из «стенки».
— Родственная взаимовыручка. Обычное дело. Если не я, то кто?
Сергей взглянул на дочь попристальнее. Юля ответила на его пытливость уклончивой усмешкой. Так ничего и не сказав, он вышел в коридор. Распахнул дверь ванной. Похоже, Гоша уже давно помылся, но все не решался «выйти на свет».
— Ну привет, спонсор! — Сергей похлопал по плечу родственника. — Весь, что ли, мылся?!
— Зачем? — смутился Гоша. — Просто пришлось капот открывать, и я...
Гоша замолчал, затравленно посмотрел на Сергея и вдруг, неестественно расхохотавшись, торопливо заговорил дальше:
— Здорово. Дьявольски рад, что ты дома! Ты должен понимать, что я-то психовал не меньше, чем твои... а может, еще и посильней...
— Еще бы, — спокойно произнес Сергей. — Если из каждых десяти вопросов, какие задавались мне, восемь — твои. В смысле про тебя, про моего благодетеля.
— Ну и что ты?! — испуганно спросил Гоша.
— А что я мог? Тяжело, старичок, отбивать такие мячи! Они чугунные. Особенно для того, кому вранье и хитрованство сроду не давались. Ну, понимаешь, бесталанный я в этом...
— Ну-ну-ну?! — недоверчиво проговорил Гоша. — И как же все это понимать? Ты отдал им меня? Назвал?
Сергей не успел ответить. В коридоре показалась Юля.
— Уже? — глядя, как она надевает сапожки, спросил Сергей. — Лизнула бы хоть шампанского... Человек тратился...
— Времени нет, — виновато развела руками Юля. — Тем более у вас тут свой тет-а-тет...
— Да уж... Мы двое пока к шампанскому не готовы, — согласился Сергей. — Как знать, может, «спонсор» вообще поторопился с выпивкой. — Сергей холодно посмотрел на Гошу. — Пройди-ка пока в ту комнату, я сейчас...
Гоша покорно покинул коридор.
Проводив его взглядом, Сергей обернулся к Юле.
— Юля, ну погоди удирать, — он отобрал у дочери шубку, которую она уже хотела надеть. — Слушай, найдется у нас строгая музыка? — Юля удивленно смотрела на отца. — Погуще. Побасовитее!
— Я не понимаю.
— Стенки, стенки у нас тоненькие, — пояснил Сергей. — А будет крупный разговор. Вот и нужна такая музыкально-капитальная стенка.
— Пап, ты совсем, что ли? — Юля недовольно поморщилась. — Врубаешь любой рок или «попсу» какую — все равно что... делаешь погромче — и все. Гарантия.
— Гарантия, что соседи взвоют! И какие могут быть разговоры под это? Нет... Вот, скажем, Бетховена пластинка найдется?
У Юли аж зрачки расширились.
— Папочка! Тебе... понадобился... Бетховен? Я падаю!.. Что с тобой сделали в этом... узилище?
— Вопросы потом, — не ответил Сергей. — Так я на тебя рассчитываю?
И он отправился, почему-то с Юлиной шубкой, в ту комнату, куда он отослал Гошу. Это была спальня. Их с Машей спальня.
«Сосланный» Гоша в недоумении и наихудших предчувствиях слонялся из угла в угол.
— Слушай, давай лучше в кухню, а? — встретил он Сергея. — Зачем нам всухую говорить? Размочили бы шампанским это дело... Оно хорошее. Полусладкое.
Сергей отвел это предложение не словами, а рукой.
— Но почему? Заскучаем ведь!
— Не заскучаем.
Сергей присел на край кровати, тут же встал.
— Я привык всухую. И тебе, брат, надо как-то уже привыкать, тренироваться...
— Ты про что? — в панике, делаясь бледно-серым, пробормотал Гоша. — К чему привыкать-то?!
Сергей то ли ободряюще, то ли, наоборот, сочувственно потрепал Гошу по щеке.
— Сейчас, сейчас, потерпи маленько...
С пластинкой в руках в комнату вошла Юля. Подошла к проигрывателю. Молча поставила ее. Включила аппарат.
Колонки, казалось, вздрогнули, исторгнув из себя первые такты бетховенской увертюры к «Эгмонту».
— А это еще зачем? — пролепетал Гоша. — Лично я песни предпочитаю, джаз...
— Я тоже, — кивнул Сергей. — Но в следственных изоляторах воспитывают более строгий вкус...
Юля поцеловала отца и отобрала у него свою шубку.
— Дай сюда! — Сергей вернул шубку себе, подал ее дочери. — Прошу!
— Сэнк ю, данке, мерси, граци... Я буду звонить. Привет! Юля снова поцеловала отца, игриво помахала Гоше рукой и ушла. Теперь уже совсем.
Сергей вздохнул, обернулся к Гоше:
— Вот теперь давай. На чем мы остановились? Гоша помялся.
— Ты говорил, как тяжело «гасить» их мячи, да? Но погасил же, выходит? Погасил же? Вообще-то счет должен был идти не на сутки, а на часы! Ты же прозрачный со всех сторон, они ж это видели!
Со стороны можно было подумать, что Сергей не слышит обращенной к нему речи.
— Не... — наслаждаясь Бетховеном, удовлетворенно проговорил он. — Я считаю, музыка выбрана правильно. Очень, очень правильно.
— Для чего?
— Что? — не услышал вопроса Сергей.
— Для чего правильно выбрана? — повторил вопрос Гоша.
— А ты затихни, и поймешь.
— Сереж! Но я ведь не в филармонию пришел? Тебе чего хочется? Достать меня, да? Чтобы я на коленки перед тобой встал? — заорал Гоша. — Театра такого захотел? Нет, в мыслях я уже давно, две недели, перед тобой ползаю... Ну чего ты хочешь-то?! Чего?!..
