Юля спустилась на лифте как раз в ту самую минуту, когда к лифту подошла Маша.
— Юленька! — воскликнула она при виде дочери. — Мне просто повезло!..
— Я опаздываю, — сухо проговорила Юля, глядя мимо глаз матери на почтовые ящики, потрепанные шпаной. — Там отец и Гоша объясняются. Кажется, папа ему сказал, что теперь его черед посидеть на нарах... что папе пришлось назвать его...
— Но это же вранье!
— Мам, там все очень круто, под музыку Бетховена...
— При чем тут Бетховен?
— Не знаю. Папе так больше нравится. Разряди, если сможешь... — И Юля проскочила мимо матери к выходу на улицу.
Маша со слабой усмешкой посмотрела ей вслед.
А «мужской» разговор уверенно двигался к бурному своему разрешению.
— Ну при чем тут «правовое государство»? — увещевал родственника Сергей. — Чего сейчас вздыхать о нем? Нельзя, что ли, и в правовом погореть, имея под боком таких полуродственников? Нет, ты скажи: если они у тебя шаромыжники и аферисты, могут они и в самом что ни на есть правовом замарать тебя по уши? Могут или нет?
— Да я ничего не говорю... — не поднимая глаз, проговорил Гоша. — Ты ругайся, ты в своем праве сегодня. Мне помалкивать надо.
— Спасибо. И еще раз спасибо, — ерничал Сергей. — Теперь насчет этого произведения искусства, будь оно трижды клято. Мог я его залапать своими отпечатками, если оно у меня в куртке?
— В пиджаке, — механически поправил Гоша.
— Хорошо, в пиджаке. Гоша кивнул.
— И я считаю, что запросто. Мог я случайно оставить пальчики на этом замечательном сувенире? Мог. Больше того, я мог даже разглядывать вещь из чисто художественного интереса. Так, дорогуша?
Гоша не ответил.
— Ладно, ладно. Помолчи — подумай. А я пока поговорю. На чем я остановился?.. — Сергей задумался на мгновенье и тут же продолжил: — Ах да! На отпечатках! На том, что мог я облапать это антикварное чудо, но не сделал это. Случайно повезло — не совершил. Как ни старались, черти, ни одного моего оттиска не нашли!
— Потрясающе... — повеселев проговорил Гоша. — А ты им, естественно, говоришь: мол, сами видите — подбросили со стороны, я и не касался...
— Да уж говорю. Говорю, в первый раз я статуэтку эту увидел одновременно с вашим сержантом Паленым. Оцени фамилию... до чего в масть — сержант Паленый!
— Фантастика!.. — искренне поразился Гоша. — Ну хорошо, а дальше второй тур пошел — да? Кого, мол, подозреваете? Кто мог подбросить?
— Ты думаешь, один разок спросили? Или два? А сорок — не хочешь? А семьдесят? А сто одиннадцать раз? Будь здоров как наседали. «Сергей Анатольевич, вы же понимаете: только самый тесный, панибратский, можно сказать, или родственный контакт с вами давал этому ловкачу такую возможность».
— Родственный? — отловил ключевое слово Гоша.
— Родственный, родственный!... И дальше... «Вспомните: кто вас провожал? Где это могло иметь место? С кем? Мы не торопим вас, вы подумайте хорошенько... » И ведут тебя думать в СИЗО. А там четыре голых стены цвета не слишком крепких детских какашек, причем масляная краска еще свежая, от нее резь в глазах...
— И ты это... Ты что?.. — снова испуганно проговорил Гоша. — Спекся?
Сергей молчал. Отвернувшись от Гоши, он отрешенно смотрел в окно.
— Ну говори же! — сорвался на крик Гоша.
— А кто я, по-твоему? Рихард Зорге?! Котовский?! Зоя Космодемьянская?!
— Привет! — Дверь в спальню распахнулась. На пороге стояла Маша. — Вот и я... Недолго, правда? Даже ваше шампанское не успело толком охладиться.
— Шампанское... — Совершенно подавленный Гоша, даже забыв поздороваться с сестрой, медленно поднял глаза. — Шампанское мне сейчас слабовато будет. Мне бы спирту сейчас ахнуть! Технического!
—Это я тебе найду. Попозжей чуток. А вот Маше надо супчику сперва поесть. А там и мы подоспеем.
Сергей обнял жену и, легонько подталкивая ее к выходу, добавил:
— Ты, Гош, нас подожди! Я сейчас с нее сапожки стащу. А ты давай, вникай в Бетховена. Ведь говорят — гений.
— Да уж с сапожками я как-нибудь сама... — подчиняясь мужу, последовала в коридор Маша.
— Ничего-ничего...
Усадив ее на тумбу, Сергей присел на корточки, стащил сапог.
— Ты, главное, Машунь, не нервничай. — Сергей обернулся на дверь спальни. — Он там скучать не будет.
— Сережа! Ведь он действительно боится, что ты «заложил» его! Зачем такая месть?! Сережа! Не надо! Я прошу тебя! Это ни к чему!
— Что, выглядит уже квело, да? — стаскивая второй сапог, усмехнулся Сергей. — Как мороженый хек?.. Нет, он не хек! Он толстолобик, у которого сейчас пора горячего копчения!.. — Сергей взглянул на жену. — Ну чего ты?! Ты же любишь рыбку горячего копчения.
— Сережа! Это мой брат!
— Ну, двоюродный, положим!
— Оставь его в покое! Черт-те что между вами может произойти... — Маша с тоской посмотрела на мужа. — Отразится на Кате... потом еще и она будет мстить... «Внучка за бабку, Жучка за внучку...» Слушай, а Бетховен-то зачем?!
— А в порядке глушения всяких воплей — это раз. И чтобы понимал, гад: с ним не шутят!
Маша укоризненно посмотрела на мужа. Погладила его по щеке. Прижалась.
— Ну чего ты? — смутился Сергей.
— Ничего...
— Ведь все нормально? Да?
— Сегодня я пожалела и простила одну крысу. Почувствовала, что сама буду не лучше ее, если не научусь прощать! Сережа, ты не представляешь, как от этого самочувствие улучшается!
Сергей усмехнулся.
— Почти, считай, сагитировала... — Он поцеловал Машу. — Знаешь ведь уже: кончится шампанским. Иди лучше погрей обед себе...
И он вернулся в спальню.
— Ну договаривай... «Котовский», — обреченно проговорил Гоша. — Чего ты им сказал про меня?
— Ну нет, допрашивать меня ты не будешь. Они, может, еще и продолжат — взяли же все-таки подписку о невыезде, — а ты — нет. Лучше я тебя допрошу: знал ты, зараза, что вещь находится в розыске? Что она — как бы это поэлегантнее сказать? — ну, в общем, краденая?
— Нет! Ей-богу, не знал!
Сергей пристально посмотрел на Гошу.
— Но догадываться мог? Чуял?
— Да нет же, Сергунь!
Сергей прибавил громкость в проигрывателе.
— Старый агрегат, колонки никуда не годятся!
— Не понял, — растерялся Гоша.
Но Сергей не дал объяснений. Бетховенские раскаты набрали свою знаменитую мощь.
— Ладно. Надоедает уже... закругляться давай. Ну надо, чтобы вышла злость, извини... — Сергей виновато развел руками. — Чтоб не искрило так между нами! — И он заехал Гоше кулаком по физиономии.
От удара Гоша отлетел, ударился о платяной шкаф и сполз на пол. Почему-то он совсем не был готов: на долгую моральную вивисекцию настроился, а простого мордобоя не ждал.
— Как? Мало не показалось?
— Не... уже прилично. Гоша осторожно потер скулу.
— А то можно еще, из премиального фонда.
— А сдачу если?! — заводясь, произнес Гоша. — Не раскололся бы — имел бы право руками махать! А так—еще неизвестно, кому больше причитается!
— Тебе, только тебе.
Сергей вновь отошел к окну. Повернулся к Гоше спиной. Сделал длинную паузу.
— Но я добрый. Живи, гуляй, двигай коммерцию. Не знают они про тебя. Ни звука не знают.
— Нет... Серьезно?
Гоша был потрясен и счастлив.
— Ну, брат... Ну спасибище...
— Ты это Маше скажи — за ее нервотрепку жуткую. За ее поход, например, в Большой дом на Лубянку — думаешь, легко это женщине? Даже сейчас?
— Знаю, да... — наконец вставая, понуро проговорил Гоша. — Они туда с Катей ходили.
— А почему, прости меня, не с тобой, не с мужиком? А? — повысил голос Сергей.
Гоша не ответил.
— Да! Ходили они туда с Катей. Только Катя забыла паспорт и это ее сразу отсекло... И ходила она полтора часа по периметру этого «динозавра»...
— Сереж, — попытался вступить Гоша, но Сергей не дал себя перебить.
— А Маша была внутри. Одна. «Динозавр» — это я неправильно сказал, наверное: динозавры все вымерли... Все, хватит. Надоело мне с тобой разбираться! Пошли шампанское пить. За мою Машу героическую.
