1970 МЫ СЛУШАЛИ МУЗЫКУ Мы слушали музыку. Вечер и сад так верили ей, и так мысли парили, как будто и музыка, и снегопад, и всё это с нами случилось впервые. Впервые, давно, до всего, до судьбы, до участи хлеба, постигшей колосья, до тяжести, обременившей сады, до встречи кувшина с водою колодца. Казалось, что пуля не знает ствола, петух не приходит заре на подмогу, рука человека огня не зажгла и жернов еще не учился помолу. Нет времени позже, чем ранняя рань, нет опыта утра у мглы предрассветной, не ведает тело премудрости ран, и нет ничего, кроме музыки этой. Мы слушали музыку в мире пустом, уже существуя, еще не печалясь: страданья — потом и несчастья — потом, пока — только музыки первоначальность! 1970 БЕЛИЗНА ЗИМНЕЙ НОЧИ Луна. Звезда. Притихшая чинара. Душа — их отраженье сочиняла, и вышло так: о, ночи белизна! Безлюдная дорога. Горы. Камни. Им длиться дважды — явью и стихами короткими: о, ночи белизна! 1970 ДВОРИК МОЕЙ МАТЕРИ Зимою дворик матери моей был бел от снега, летом — жёлт от света. Синело небо. Рос подсолнух. Дней я не считал. Я думал — вечно это. Бывало, мать оглянет огород, примерит к ливню или солнцепёку и так рассудит: — Если Бог пошлет, мы будем с урожаем. Слава Богу. — Ее передник вечно был в земле. Не вечно, нет. Теперь я знаю это. А я живу. И всё труднее мне глухую зиму отличить от лета. 1970 СОН ЗИМНЕЙ НОЧЬЮ Шел снег. И при медленном снеге, при стуже небес и земли, чем глубже я спал, тем краснее тюльпаны Чегема [202] цвели. Шел снег. Но душа ночевала вдали от его белизны. Шел снег. Зеленела чинара. Как зелены зимние сны!.. 1970 ТИШИНА Не убивайте тишину! Лишь в ней, при лампе догоревшей, мудрец, взирая на луну, склонялся к мысли долговечной. Лишь тишина взрастит зерно, чтоб хлеб живой детей насытил, и тишиной предрешено, чтоб снег поля и двор осыпал. Весна желает тишины. Что справедливо — то негромко, и веселит трава весны меня и малого ягнёнка. Нужна такая тишина, чтоб нежилась и зрела дыня, чтобы в ночи сбылась луна и путником руководила. Лишь в тишине бахче легко налиться сладостью земною. Ребенок, сено, молоко и луг — объяты тишиною. При тишине горит очаг и юной матери не спится, при ней родится хлеб в печах, пшеница зреет, реет птица. Лишь тишина склонит ко сну, утешит мыслью и беседой. Не убивайте тишину — дар драгоценный, дар бессмертный! 1970
ЗИМА ПРИШЛА Зима пришла в селенье, вблизи и в отдаленье белы, нежны слова и дни, беды не жди, сюда иди! Ночной сугроб лопатой от двери отгони. Снег, падай, падай, падай! Огонь, гори, гори! Ты жив, если заране сложил дрова в сарае, покуда сыт огонь, и ты — не сир, не гол. Дымок высокопарный уже достиг зари. Снег, падай, падай, падай! Огонь, гори, гори! Белы гора, и школа, и детвора, и что-то летит в глаза — смешны бои, щека красна, снежки белы. Пойдешь ли на попятный от эдакой игры? Снег, падай, падай, падай! Огонь, гори, гори! Жива на свете белом молва о снеге белом, земля прочна, сады белы, зима пришла, все дни белы. Гуляй, маляр опрятный, вдоль неба и горы! Снег, падай, падай, падай Огонь, гори, гори! 1970 КУКУШКА Ты слышишь? Кукушка кукует на склоне, где высится древняя зелень чинар. Столетье былое, не знаю какое, взывает ее кукованием к нам. Притихли деревья, дороги и камни, как мы — меж деревьев, дорог и камней. Не ей, исчисляющей время веками, судить о числе наших лет или дней. К тебе я скачу, я измучен и молод, прищурился глаз, углядевший меня, но я доскачу к тебе, если помогут удача судьбы и отвага коня. От ран изнемогший, к ногам твоим рухну, открою глаза и увижусь с тобой. О, как ты умеешь протягивать руку, врачуя несчастье, усталость и боль! Так было, иль будет, иль попросту мнится. Блаженно приемлют любовь облаков деревья горы. И прилежная птица кукует, сбиваясь со счёта веков. Ты слышишь? Кукушка слагает два слога, земле возвращая покой тишины. И ей заворожены заросли склона, чинары, и травы, и реки, и мы. вернуться Свиридов Георгий Васильевич (1915–1998) — композитор, народный артист СССР. вернуться Чегем — село в Кабардино-Балкарии на правом берегу реки Чегем. |
