1969 «Жаждешь узреть — это необходимо…» Жаждешь узреть — это необходимо (необходимо? зачем? почему?), — жаждешь узреть и собрать воедино всё, что известно уму твоему. Жаждешь, торопишься, путаешь, Боже, вот сколько нужно: глаза, голоса, горе… А радости? Радости тоже! Радости, шалости и чудеса! Жаждешь и думаешь: помню ль? могу ли? Вечер в Риони, клонящий к слезам солнцем и свадьбою: «Лиле»… «Макрули» [98]… И Алазань? Как забыть Алазань? Жаждешь в душе твоей, в бедном ковчеге, соединить без утрат и помех всё, что творится при солнце и снеге: речи, поступки, и солнце, и снег. Жаждешь… Но если, Всевышним веленьем, вдруг обретешь это чудо и жуть, как совладаешь с чрезмерным виденьем, словом каким наречешь его суть? 1969 Григол Абашидзе[99] ПАМЯТЬ В час, когда осень щедра на дожди и лихорадка осину колотит, глянешь — а детство блестит позади кроткой луною, упавшей в колодец. Кажется — вовсе цела и ясна жизнь, что была же когда-то моею. Хрупкий узор дорогого лица время сносило, как будто монету. Мой — только памяти пристальный свет, дар обладания тем, чего нет. «Я сам не знаю, что со мной творится…» Я сам не знаю, что со мной творится: другой красы душа не понимает, и холм чужбины в зрении двоится, и Грузию мою напоминает. Ее свеча восходит солнцем малым средь звезд и лун, при ветреной погоде. Есть похвала тому, что изумляет: о, как это на Грузию похоже. Природе только слово соразмерно. Смотрю, от обожания немею и всё, что в этом мире несравненно, я сравниваю с Грузией моею. Из стихов Турмана Торели[100] 1. НА БОЙНЕ Грянула буря. На празднестве боли хаосом крови пролился уют. Я, ослепленный, метался по бойне, где убивают, пока не убьют. В белой рубашке опрятного детства шел я, теснимый золой и огнем, не понимавший значенья злодейства и навсегда провинившийся в нём. Я не узнал огнедышащей влаги. Верил: гроза, закусив удила, с алым закатом схватилась в овраге. Я — ни при чем, и одежда бела. Кто убиенного слышал ребенка крик поднебесный, — тот проклят иль мертв. Больно ль, когда опьяневшая бойня пьет свой багровый и приторный мёд? Я не поддался двуликому ветру. Вот я — в рубахе, невинной, как снег. Ну, а душа? Ее новому цвету нет ни прощенья, ни имени нет. Было, убито, прошло, миновало. Сломаны — но расцвели дерева… Что расплывается грязно и ало в черной ночи моего существа? 2. ЕДИНСТВЕННЫЙ СВЕТ
Глядит из бездны прежней жизни остов. Потоки крови пестуют ладью. Но ждет меня обетованный остров, чьи суть и имя: я тебя люблю. Лишь я — его властитель и географ, знаток его лазури и тепла. Там — я спасен. Там — я Святой Георгий [101], поправший змия. Я люблю тебя. Среди растленья, гибели и блуда смешна лишь мысль, что губы знали смех. Но свет души, каким тебя люблю я, в былую прелесть красит белый свет. Ночь непроглядна, непомерна стужа. Куда мне плыть — не ведомо рулю. Но в темноте победно и насущно встает сиянье: я тебя люблю. Лишь этот луч хранит меня от бедствий, и жизнь темна, да не вполне темна. Меж обреченной плотью и меж бездной есть дух живучий: я люблю тебя. Так я плыву с ослепшими очами. И я еще вдохну и пригублю заветный остров, где уже в начале грядущий день и я тебя люблю. Иосиф Нонешвили [102] «Вот я смотрю на косы твои грузные…» Вот я смотрю на косы твои грузные, Как падают, как вьются тяжело… О, если б ты была царицей Грузии, — О, как тебе бы это подошло! О, как бы подошло тебе приказывать! — Недаром твои помыслы чисты: Ты говоришь — и города прекрасного В пустыне намечаются черты! Вот ты выходишь в бархате лиловом, Печальная и бледная слегка, И, умудренные твоим прощальным словом, К победе устремляются войска. Хатгайский шелк пошел бы твоей коже. О, как бы этот шелк тебе пошел. Чтоб в белой башне из слоновой кости Ступени целовали твой подол. Ты молишься — и скорбь молитвы этой Так недоступна нам и так светла, И нежно посвящает Кошуэта [103] Тебе одной свои колокола. Орбелиани пред тобой, как в храме, Молчит по мановению бровей. Потупился седой Амилахвари [104] Пред царственной надменностью твоей. Старинная ты, но не устарели Твои черты… Светло твое чело. Тебе пошла бы нежность Руставели… О, как тебе бы это подошло! Как я прошу… Тебе не до прошений, Не до прощений и не до меня… Ты отблеск славы вечной и прошедшей И озаренье нынешнего дня! вернуться Григол Абашидзе (1914–1994) — грузинский поэт. вернуться Турман Торели — персонаж исторической эпопеи Г. Абашидзе. вернуться Святой Георгий — христианский святой, великомученик, один из почитаемых святых в Грузии, считающийся покровителем земледелия и скотоводства. вернуться Иосиф Нонешвили (1918–1980) — грузинский поэт. вернуться Кошуэта (Кошэти) — памятник древнегрузинского зодчества в Тбилиси. вернуться Амилахвари Александр Дмитриевич (1750–1802) — грузинский литератор-просветитель. |