1958 «Две округлых улыбки — Телети и Цхнети…» Две округлых улыбки — Телети и Цхнети [50], и Кумиси и Лиси [51]— два чистых зрачка. О, назвать их опять! И названия эти затрудняют гортань, как избыток глотка. Подставляю ладонь под щекотную каплю, что усильем всех мышц высекает гора. Не пора ль мне, прибегнув к алгетскому камню, высечь точную мысль красоты и добра? Тих и женственен мир этих сумерек слабых, но Кура не вполне обновила волну и, как дуб, затвердев, помнит вспыльчивость сабель, топот конских копыт, означавший войну. Этот древний туман так не полон — в нём стрелы многих луков пробили глубокий просвет. Он и я — мы лишь известь, скрепившая стены вкруг картлийской столицы на тысячу лет. С кем сражусь на восходе и с кем на закате, чтоб хранить равновесье двух разных огней: солнце там, на Мтацминде [52], луна на Махате [53], совмещенные в небе любовью моей. Отпиваю мацони [54], слежу за лесами, за небесами, за посветлевшей водой. Уж с Гомборской горы [55] упадает в Исани первый луч — неумелый, совсем молодой. Сколько в этих горах я камней пересилил! И тесал их и мучил, как слово лепил. Превозмог и освоил цвет белый и синий. Теплый воздух и иней равно я любил. И еще что я выдумал: ветку оливы я жестоко и нежно привил к миндалю, поместил ее точно под солнце и ливни. И все выдумки эти Тбилиси дарю. 1958 ПО ПУТИ В СВАНЕТИЮ[56] Теперь и сам я думаю: ужели по той дороге, странник и чудак, я проходил? о, подтверди, что это было так. Я проходил. И детскую прилежность твоей походки я увидел. Ты за мужем шла покорная, — но нежность, сиянье нежности взошло из темноты. Наши глаза увиделись. Ревниво взглянул твой муж. Но как это давно случилось. И спасла меня равнина, где было мне состариться дано. Однако повезло тому, другому, — не ведая опасности в пути, по той дороге он дошел до дому, никто не помешал ему дойти. Не гикнули с откоса печенеги, не ухватились за косы твои, не растрепали их. Не почернели глаза твои от страха и любви. И, так и не изведавшая муки, ты канула, как бедная звезда. На белом муле, о, на белом муле в Ушгули [58] ты спустилась навсегда. Но всё равно — на этом перевале ликует и живет твоя краса. О, как лукавили, как горевали глаза твои, прекрасные глаза. 1958
ЗАДУМАННОЕ ПОВЕДАЙ ОБЛАКАМ А после — шаль висела у огня, и волосы, не знавшие законов причёски, отряхнулись от заколок и медленно обволокли меня. Я в них входил, как бы входил в туман в горах сванетских, чтобы там погибнуть, и все-таки я их не мог покинуть, и я плутал в них и впадал в обман. Так погибал я в облаке твоем. Ты догадалась — и встряхнула ситом, пахнуло запахом земным и сытым, и хлеб ячменный мы пекли вдвоем. Очаг дышал всё жарче, всё сильней. О, как похожи были ты и пламя, как вы горели трепетно и плавно, и я гостил меж этих двух огней. Ты находилась рядом и вокруг, но в лепете невнятного наречья, изогнутою, около Двуречья [59] тебя увидеть захотел я вдруг. Чуть не сказал тебе я: «О лоза, о нежная, расцветшая так рано…» В Сванетии не знают винограда, я не сказал. И я закрыл глаза. Расстались мы. И вот, скорей старик, чем мальчик, не справляюсь я с собою, и наклоняюсь головой седою, и надо мной опять туман стоит. Верни меня к твоим словам, к рукам. Задуманное облакам поведай, я догадаюсь — по дождю, по ветру Прошу тебя, поведай облакам! 1958 ДЕВЯТЬ ДУБОВ[60] Мне снился сон — и что мне было делать? Мне снился сон — я наблюдал его. Как точен был расчет — их было девять: дубов и дэвов. Только и всего. Да, девять дэвов, девять капель яда на черных листьях, сникших тяжело. Мой сон исчез, как всякий сон. Но я-то, я не забыл то древнее число. Вот девять гор, сужающихся кверху, как бы сосуды на моем пути. И девять пчел слетаются на квеври и квеври [61]тех — не больше девяти. Я шел, надежду тайную лелея узнать дубы среди других лесов. Мне чудится — они поют «Лилео» [62]. О, это пенье в девять голосов! Я шел и шел за девятью морями. Число их подтверждали неспроста девять ворот, и девять плит Марабды [63], и девяти колодцев чистота. Вдруг я увидел: посреди тумана стоят деревья. Их черты добры. И выбегает босиком Тамара и девять раз целует те дубы. Я исходил все девять гор. Колени я укрепил ходьбою. По утрам я просыпался радостный. Олени, когда я звал, сбегали по горам. В глаза чудес, исполненные света, всю жизнь смотрел я, не устав смотреть. О, девять раз изведавшему это не боязно однажды умереть. Мои дубы помогут мне. Упрямо я к их корням приникну. Довезти меня возьмется буйволов упряжка. И снова я сочту до девяти. вернуться Телети и Цхнети — две противоположные (восточная и западная) стороны Тбилиси. вернуться Кумиси и Лиси — озёра и одноименные сёла вблизи Тбилиси. вернуться Мтацминда (буквально: «Святая гора») — гора в Тбилиси на правом берегу Куры. На склоне ее был построен монастырь святого Давида, а также Пантеон, где похоронены выдающиеся деятели культуры Грузии. вернуться Махата — Махатская гора (см. прим. 47). вернуться Мацони (груз.) — специальным образом приготовленное кислое молоко. вернуться Гомборская гора — в Кахетии, восточнее Тбилиси. вернуться Сванети (Сванетия) — историческая область в Грузии, на юго-западных склонах Главного Кавказского хребта. вернуться Горваши — перевал и ущелье в Сванетии. вернуться Ушгул (Ушгули) — гора и селение в Верхней Сванетии. вернуться Двуречье (Месопотамия) — область в среднем и нижнем течении рек Тигр и Евфрат в Западной Азии. Один из древнейших очагов цивилизации. вернуться Число «девять» считается в Грузии магическим. «Девять дубов» — символ непоколебимости, силы, долговечности народа. вернуться Квеври — врытый в землю большой глиняный сосуд, использовавшийся для изготовления и хранения вина. вернуться «Лилео» («Лиле») — сванский языческий гимн солнцу, хоровая песня. вернуться Девять плит Марабды — девять могил братьев Херхеулидзе, героически погибших в битве при Марабде (1624). |