Шестерки, семерки, восьмерки, девятки, десятки.

Опять невпопад — затесались король и валет…

Пасьянс не выходит! Опять полколоды в остатке.

И все это тянется дикое множество лет!

Что можно узнать во дворце костюмерной колоды?

Какие затмения Солнца, кометы и воины придут и пройдут?

Какие отлеты, какие на землю прилеты?

Какие новинки пилоты у звезд украдут?

Когда я уснул, как в гадании, с дамою рядом, —

Вот только тогда стасовался и ожил пасьянс на столе

и тысяча лет пронеслась над упавшим снарядом,

над Вязьмою, Мюнхеном, Перу и Па-де-Кале.

Цветы раскрывались в минуту. По просекам бегали лани.

Дома улетали. Деревья за парами шли по следам.

На море качались киоски любых исполнений желаний.

Машины сидели в раздумье — что сделать хорошего нам?

Весь воздух был в аэростатах. Но не для воздушной тревоги.

Гуляние происходило. По звездам катали ребят.

Там девушка шла на свиданье по узкой канатной дороге,

и к ней через десять трапеций скользил и летел акробат.

На тучах работали люди. Они улучшали погоду.

Все им удавалось — и ветер, и солнце, и дождик грибной.

Вдруг вышел поэт, он шатался без дела, тасуя колоду,

стихи перед ним танцевали, как дети, с гармошкой губной.

Пасьянс у него получался. Он, каждую карту снимая,

показывал очень далекий, за тысячелетием, день —

вдруг желтые стены Китая, вдруг пестрое Первое мая,

и вдруг из-за стекол трамвая — моя померещилась тень.

А мы? Где мы будем? Вам кажется — мы разложились?

Мы живы, мы теплые почвы с рябинками древней грозы.

Цветные пасьянсы лугов, и дворцов, и гуляний на нас разложились,

и рядышком вышли — валеты, и дамы, и короли, и тузы.

Я не скажу: над нами пусть не каплет,

а после нас — хоть мировой потоп!

Нет, я хочу, чтоб тысяч через пять лет

вели следы вдоль непросохших троп;

чтоб босиком по лужам мчались дети

на свете без котомки и тюрьмы,

на свете, где за пять тысячелетий

шли под дождем и обнимались мы.

А если так считать: мол, безразлично,

что будет с нашей, лучшей из планет, —

не знаю, как кому, а мне вот лично

тогда и жить на свете смысла нет.

Уважаю боевую старость,

блеск в глазах, кипение в груди!

Уважаю тех, кому досталось

больше, чем осталось позади!

Уважаю творческие муки,

нетерпенья взрывчатого тол,

Павлова решительные руки,

брошенные яростно на стол!

В мире, молодом, как Маяковский,

седина вполне хороший цвет!

Я не буду жить по-стариковски —

даже в девяносто девять лет!

По-моему, пора кончать скучать,

по-моему, пора начать звучать,

стучать в ворота, мчать на поворотах,

на сто вопросов строчкой отвечать!

По-моему, пора стихи с зевотой,

с икотой, рифмоваться неохотой

из наших альманахов исключать,

кукушек хор заставить замолчать

и квакушку загнать в ее болото.

По-моему, пора сдавать в печать

лишь книги, что под кожей переплета

таят уменье радий излучать,

труд облегчать, лечить и обучать,

и из беды друг друга выручать,

и рану, если нужно, облучать,

и освещать дорогу для полета!..

Вот какая нам предстоит гигантская работа.

Два винта крутануло, рывок — и

ты в трехслойную высь поднялась…

И от облака в гулкой тревоге

не отнять растревоженных глаз.

Крылья, крылья, подумайте, как

дорога ваша легкая ноша!

Ты уже в кучевых облаках,

ты вот-вот стратосферы коснешься!

О, я верю в звучащие части,

в прочность поршней и в сортность колец,

верю в жизнь, в окрыленное счастье,

в окружающий солнце венец!

Прочь, тревога! Моторы, вперед!

Вы — мое нетерпенье поймете.

Ту же скорость и песня берет,

до конца неизменно в полете!

Что мне выгода, выручка, польза,

когда мчусь, виражами кружа?

Не в низине я жил и не ползал

шелестящей дорожкой ужа!

Не в тиши, никогда не в тиши,

не в низине, нет, нет, не в низине!

Я и сердце толкал: «Поспеши

за стремящейся жизнью в бензине!»

Не замолкнет мотор, довезет!

На полет, на движенье надейся!

Должен выжать я лет девятьсот

за свои пятьдесят или десять!

День в кристаллах, в небесном пуху,

там рычит быстрота, нарастая.

Мне лишь видеть тебя наверху,

песня жизни моей скоростная!

Дальше, дальше, в залив занебесный,

в синеве плоскостями скользя,

нам, врезаясь в грядущее песней,

и на миг задержаться нельзя!