СТОН ВО СНЕ (1937–1939) «Сказали мне…» Сказали мне, что я стонал во сне. Но я не слышал, я не знал, что я стонал во сне. Я не видал ни снов, ни слов я не слыхал — я спал, — без сновидений сон. Товарищ утром мне сказал, что слышал долгий стон, как будто больно было мне — так я стонал во сне. Да, все, что сдерживалось днем затихшее в быту дневном, уже давно не боль, не рана, а спокойный шрам, рубец, стянувшийся по швам, — а что для шрама соль? Да! Я забыл луга в цвету и не стонал о ней, — я стал считать ту, что любил, почти любовью детских дней. Но если б знали вы — как это все взошло со дна, очнулось смутной раной сна и разошлось, как швы. Но я не видел ничего во сне. Я спал без снов. Товарищ в доме ночевал, и это я узнал со слов… Как мог таким я скрытным стать и спрятать от себя боль и бездумно спать? Но боль живет, и как ни спишь, и как ни крепок сон, какую б ночь ни стлала тишь — все слышит, знает стон, все помнит стон, он не забыл ту, что бессонно я любил в дали ушедших дней, стон мне напоминал о ней, чтоб днем не больно было мне, чтоб я стонал во сне. Случай с телефоном Жил да был Телефон Телефонович. Черномаз целиком, вроде полночи. От него провода телефонные, голосами всегда переполненные. То гудки, то слова в проволоке узкой, как моя голова — то слова, то музыка. Раз читал сам себе новые стихи я (у поэта в судьбе есть дела такие). Это лирика была, мне скрывать нечего — трубка вдруг подняла ухо гуттаперчевое. То ли ловкая трель (это, впрочем, все равно), — Телефон посмотрел заинтересованно. Если слово поет, если рифмы лучшие, трубка выше встает — внимательней слушает. А потом уж — дела, разговоры длинные… А не ты ли была в те часы на линии?.. Нет Золушки
Я дома не был год. Я не был там сто лет. Когда ж меня вернул железный круг колес — записку от судьбы нашел я на столе, что Золушку мою убил туберкулез. Где волк? Пропал. Где принц? Исчез. Где бал? Затих. Кто к Сказке звал врача? Где Андерсен и Гримм? Как было? Кто довел? Хочу спросить у них. Боятся мне сказать. А все известно им. Я ж написал ее. Свидетель есть — перо. С ней знался до меня во Франции Перро! И Золушкина жизнь, ее «жила-была» — теперь не жизнь, а сон, рассказа фабула. А я ребенком был, поверившим всерьез в раскрашенный рассказ для маленьких детей. Все выдумано мной: и волк, и дед-мороз… Но туфелька-то вот и по размеру ей! Я тоже в сказке жил. И мне встречался маг. Я любоваться мог хрустального горой. И Золушку нашел… Ищу среди бумаг, ищу, не разыщу, не напишу второй. Четыре сонета 1 Сад, где б я шил, — я б расцветил тобой, дом, где б я спал, — тобою бы обставил, созвездия б сиять тобой заставил и листьям дал бы дальний голос твой. Твою походку вделал бы в прибой и в крылья птиц твои б ладони вправил, и в небо я б лицо твое оправил, когда бы правил звездною судьбой. И жил бы тут, где всюду ты и ты: ты — дом, ты — сад, ты — море, ты — кусты, прибой и с неба машущая птица, где слова нет, чтоб молвить: «Тебя нет», — сомненья нет, что это может сбыться, и все-таки — моей мечты сонет 2 не сбудется. Осенний, голый сад с ней очень мало общего имеет, и воздух голосом ее не веет, и звезды неба ею не блестят, и листья ее слов не шелестят, и море шагу сделать не посмеет, крыло воронье у трубы чернеет, и с неба клочья тусклые висят. Тут осень мне пустынная дана, где дом, и куст, и море — не она, где сделалось утратой расставанье, где даже нет следа от слова «ты», царапинки ее существованья, и все-таки — сонет моей мечты |
