9 Скоро встретим товарищей, возвратившихся сверху. Скинут шапки да варежки да проделают сверку. Перед днями хорошими шапки теплые стащат, у кого отморожено, а кого недостача… Там, где воет и мечется море, льдом облитое, будет жить человечество голубой теплотою. Будем петь, созывая, кто смелее и гибче, острова называя именами погибших. Аладин у сокровищницы Стоят ворота, глухие к молящим глазам и слезам. Откройся, Сезам! Я тебя очень прошу — откройся, Сезам! Ну, что тебе стоит, — ну, откройся, Сезам! Знаешь, я отвернусь, а ты слегка приоткройся, Сезам. Это я кому говорю — «откройся, Сезам»? Откройся или я тебя сам открою! Ну, что ты меня мучаешь, — ну, откройся, Сезам, Сезам! У меня к тебе огромная просьба: будь любезен, не можешь ли ты открыться, Сезам? Сезам, откройся! Раз, откройся, Сезам, два, откройся, Сезам, три… Нельзя же так поступать с человеком, я опоздаю, я очень спешу, Сезам, ну, Сезам, откройся! Мне ненадолго, ты только откройся и сразу закройся, Сезам… Стоят ворота, глухие к молящим глазам и слезам. Мелкие огорчения Почему я не «Линкольн»? Ни колес, ни стекол! Не под силу далеко километрить столько! Он огромный, дорогой, мнет дорогу в сборки. Сразу видно: я — другой, не фабричной сборки. Мне б такой гудок сюда, в горло, — низкий, долгий, чтоб от слова в два ряда расступались толпы. Мне бы шины в зимний шлях, если скользко едется, чтоб от шага в змеях шла злая гололедица. Мне бы ярких глаза два, два зеленоватых, чтобы капель не знавать двух солоноватых. Я внизу, я гужу в никельные грани, я тебя разбужу утром зимним ранним. Чтоб меня завести, хватит лишь нажима… Ну, нажми, ну, пусти, я твоя машина! Поезд в Белоруссию
Предутренний воздух и сумрак. Но луч! И в кустарную грусть на сурмах, на сурмах, на сурмах играет зарю Беларусь. А поезд проносится мимо, и из паровозной трубы — лиловые лошади дыма взлетают, заржав, на дыбы. Поляны еще снеговиты, еще сановиты снега, и полузатоплены квиты за толпами березняка. Но скоро под солнцем тяжелым и жестким, как шерсть кожухов на квитень нанижутся бжолы и усики июльских жуков. Тогда, напыхтевшись у Минска, приветит избу паровоз: тепла деревянная миска, хрустит лошадиный овес. И тут же мне снится и чуется конницы топот и гик, и скоро десницу и шуйцу мы сблизим у рек дорогих. Чудесный топор дровосека, паненка в рядне и лаптях… Прекрасная! Акай и дзекай, за дымом и свистом летя! Над нами На паре крыл (и мне бы! и мне бы!) корабль отплыл в открытое небо. А тень видна на рыжей равнине, а крик винта — как скрип журавлиный. А в небе есть и гавань, и флаги, и штиль, и плеск, и архипелаги. Счастливый путь, спокойного неба! Когда-нибудь и мне бы, и мне бы!.. На кругозоре На снег-перевал по кручам дорог Кавказ-караван взобрался и лег. Я снег твой люблю и в лед твой влюблюсь, двугорый верблюд, двугорбый Эльбрус. Вот мордой в обрыв нагорья лежат в сиянье горбы твоих Эльбружат. О, дай мне пройти туда, где светло, в приют Девяти, к тебе на седло! Пролей родники в походный стакан. Дай быстрой реки черкесский чекан! |
