—Подлый шайтан, — крикнул он директору и наотмашь ударил его каменной ручищей по губам. — Куда ты их послал?
Однако при всем желании директор не мог ответить. От удара его стул перевернулся, и Лада головой ударился о край письменного стола, а потом еще и о деревянный пол. К его счастью, он потерял сознание, потому что Шамиль явно возымел намерение подвергнуть его столь прославленному на его родине искусству вырезания ремней из кожи клиента. Пнув Ладу пару раз ногой и убедившись, что толку от него мало, а связан он крепко, Шамиль приоткрыл дверь и высунул в нее свою круглую курчавую голову.
От удара обрубком трубы по голове она из черной стала темно-красной. В тот же момент батюшка Авакум втащил обмякшее тело обратно в кабинет и положил рядом с Ладой. Видимо, для симметрии. Коллегу, правда, он сразу поднял вместе со стулом, к которому тот был привязан, и привел в чувство, вылив на голову несколько кастрюль ледяной воды, для чего пару раз сбегал в ванную комнату и обратно. В спешке он забыл развязать директору ноги, что обнаружилось, когда тот, придя в себя, медленно стал подниматься и снова повалился лицом вниз прямо на хрипло дышащего Шамиля, вокруг головы которого уже набежала порядочная лужица крови.
От ледяной воды у Лады зуб на зуб не попадал, но он в подробностях сообщил батюшке историю и причины нападения на него каких-то восточных людей.
Батюшка слушал молча, не выказывая никаких эмоций, только когда директор рассказал, как главарь обещал ему вырезать весь интернат, заскрипел зубами от злости. Тотчас директорскими веревками педагоги связали Шамиля, обмотав ему из человеколюбия голову найденным в ванной полотенцем, и бросили под стол дожидаться приезда полиции.
—Я же их в подвале накрыл, — взахлеб рассказывал батюшка ход своей военной операции. — Не спалось мне, понимаете ли, — говорил он, в то время как Лада проницательно мерил его своими пытливыми глазами.
—Снова Андреев святой явился? — спросил наконец Лада, но сам и рассмеялся. — Ладно, не буду огорчать своего спасителя, простите уж, дорогой мой батюшка!
Отец Авакум прекрасно понимал, что обижаться на помятого, к тому же стукнутого по голове директора не стоит, и продолжал:
—Стою я перед дверью подвала, и вдруг оторопь меня взяла. Слышу, по длинному коридору приближаются шаги. Явно идут несколько человек.
—Четверо их было, — вставил директор. — Четверо и все очень хорошо вооружены.
—Я, признаться, так и подумал, что это пришли хозяева за своим добром, и решил от них спрятаться. Громадный военный опыт и тут помог. По коридору над полом так на уровне метров двух проходят какие-то трубы. Я, знаете, со страху, как обезьяна, подпрыгнул, подтянулся, залез наверх и на этих трубах залег. Прошли они в подвал, а ключи оставили в двери, видно, считали, что в столь позднее время некому блуждать по ночным коридорам. Спустился я вниз, от страха почти не касаясь земли, подошел к двери и узнал связку. Ваша ведь связка. В ней одной есть ключи от продовольственного склада и библиотеки древних рукописей, как и у меня.
Ну, думаю, до вас они добрались в первую очередь. Только как вы им могли про подвал рассказать, если сами о нем ничего не знали. Короче говоря, я ключик дважды в стальной двери повернул, и голубчики мои остались, как птички в клетке. Да они об этом еще не знают. Они, видимо, еще по подвалу лазают. Ищут место. Оружие-то мы довольно ловко спрятали. Его не так просто и найти. Как я эту банду запер, сразу побежал к вам. Бегу и думаю, все-таки, несмотря на все наши разногласия, чертовски обидно будет, если вас уже того...
—Спасибо, тронут... — сухо поклонился ему директор, — проявили сочувствие.
—Только я к кабинету вашему подбежал, а из него голова вылезла. Бандитская голова, завитая, как каракулевая овца. Ну двинул я по ней, дальше вы сами знаете. Что будем делать? Вы ведь с этими негодяями больше общались. Кто они и какие у них намерения?
—Так вы еще в полицию не сообщали, — воскликнул директор, — а я то думал...
—Да когда же я мог успеть, — удивился в свою очередь батюшка. — Мы же только что с вашим телохранителем разобрались.
—Точно, с хранителем моего тела, — невесело усмехнулся директор. — По-моему, он собирался лишить меня головы и охранять одно туловище. Однако у меня сомнения по поводу приглашения полиции. Абсолютно ясно, что эта банда представляет интересы целой организации. Если мы выдадим оружие и их самих властям, то не начали бы они мстить нашим воспитанникам. Из беседы с их атаманом я понял, что человеческую жизнь они не ставят ни во что.
—Вы меня кофейком не угостите? — вдруг попросил батюшка. — Время все-таки к трем ползет, меня потянуло в сон.
Лада рассмеялся и уже совсем дружелюбно посмотрел на нахального пастыря. Скоро сварился кофе, и два бывших врага уселись за письменным столом с маленькими чашечками из чистейшего Ломоносовского фарфора, которого осталось в Москве совсем немного.
Директор погасил яркий верхний свет, оставив только голубой торшер. Стало совсем уютно и тепло в кабинете. И если бы не тяжелое дыхание и хрипы лежащего ничком на полу человека, можно было бы подумать, что просто встретились поздним вечером скоротать время два закадычных друга.
—Я согласился бы с вами, — в раздумье батюшка отпил глоток и поставил чашку на стол. — Согласился бы, если бы речь шла о московской или хотя бы о российской банде или группировке. Но сдается мне, глядя на морду этого негодяя, что мы столкнулись с самой настоящей пятой колонной из Чечни или Осетии. Кавказ не забыл, что многие десятилетия был под пятой России и теперь, когда страна сжалась до размеров носового платка, пытается использовать ее в качестве утирки. Они не понимают, что России не впервой восставать из пепла, что те же самые причины, которые ее раздробили, точнее, расчленили на десятки независимых частей, они же заставят страну слиться вновь, как сливаются капельки ртути, разлитые на полу. Но чисто в практическом плане, если интернат, а мы с вами и есть интернат, передаст оружие кровным своим врагам — это для нас и для нашего детища — политическая смерть. Одно дело, если бы мы и не знали о тайном складе. Даже если бы кавказцы завалились с оружием, то наша роль была бы быстро выявлена безо всяких последствий для интерната. Другое дело, когда выясняется, что директор и главный религиозный голова без сопротивления выдали врагам империи склад с подпольно хранящимся оружием. Это нанесет нам такой урон, который можно сравнить только с пожаром или землетрясением.
—Что же делать? — возопил Лада, в свою очередь отставляя чашку и поднимаясь от стола. — Тут впору не кофе пить, а что-нибудь покрепче, — пробурчал он и вынул из секретного ящичка в шкафу пол-литровую бутылку с зеленой этикеткой.
—Батюшки-светы, — закудахтал отец Авакум, — еще польска не сгинела. Неужто в самом деле "Зборовая"?
—Варшавского розлива, — подтвердил Лада. — Приз за лучший доклад на всемирном симпозиуме богословов, второй год храню. Считаю, самое время ее употребить для расслабления мозгов и выработки наилучшего плана действия.
—Наилучший план мы придумаем без бутылки, — закачал головой батюшка. — Впрочем, принять по одной рюмочке не помешает. А то как-то стоит в горле комок и не уходит. План у меня простой. Надобно, чтобы все они вместе со складом исчезли бесследно. Как это говорится у нас в судопроизводстве: нет человека — нет дела. Они к нам с ножами пришли, от ножей и погибнут. Отпустить их с оружием, вы сами говорите, нельзя. Не отдать оружие — значит подставить под огонь наших воспитанников. Так просто они от своего не откажутся. И мысль о том, оставить ли нас в живых ради оружия или убить, у них даже не возникнет. Так что "на войне как на войне!".
Забрав с собой связанного Шамиля, оба священнослужителя отправились в подвал. Там, спустив потерявшего сознание Шамиля на землю, они долго прислушивались к шорохам, доносившимся из-за закрытой двери. Директор вооружился найденным у тела вахтера ножом, а у батюшки был в руках револьвер Шамиля.
