Это "или" было совершенно не понятно. Как не понятно было любое существование без Лины. Собственно, она являлась еще одним свидетельством присутствия Провидения в его судьбе, и никакого пути без нее просто не могло быть.
Тут Луций невольно оторвался от своих мыслей и посмотрел на Лину. Девочка поймала его взгляд и, покраснев, сделала движение навстречу, но отец Климент ласково и вместе с тем настойчиво удержал ее, а Луций, отчего-то вздохнув, вернулся к своим мыслям. Впрочем, оказалось, что ни о каком "или" он всерьез размышлять не собирался, а все это время думал о вопросе Предвечному. Юноша никогда не говорил с отцом Климентом о том, что тот пытался узнать, используя его как проводника. Луцию казалось, что их интересы полностью совпадают, и он полагал выяснить все интересующее его через вопросы священника. Однако на всякий случай следовало быть готовым и без посторонней помощи узнать мнение Предвечного о самом себе и отношении Его к людям. Ибо никакой веры, не согласуемой с его выстраданными убеждениями, Луций в мир никогда бы не понес.
Размышления юноши прервал подошедший к нему отец Климент.
—Готов ли ты, сын мой?
—Готов. Священник взял юношу за руку и опустился вместе с ним на колени. Испуганная бледностью любимого, Лина встала на колени по другую от него сторону и взяла за свободную правую руку. Луций тревожно сжал руку девочки.
Отец Климент обратился к Предвечному:
Вещь
в неведомых мирах
возникшая
вечная
всегда
везде пребывающая
всюду действующая
вне всяких
пределов
преград
вновь возвращаясь
яви себя
по слову своему.
Поддерживая просьбу священника, Орфей заиграл за их спинами на звуковизоре. Нежная, слегка тягучая мелодия успокоила присутствующих, их окутал желтоватый туман, в котором высветились едва заметные до того силуэты. К сияющим на небе звездам прибавились новые звездочки, повисшие над садом. Часть людей что-то замурлыкала себе под нос, другие закружились в легком танце.
Постепенно музыка стала строже и возвышенней, туман поголубел, затем посинел, круговерть звездочек угомонилась, и на ночном небе ровно засветило тяжелое спокойное солнце. Пробовавшие голоса христиане двинулись друг к другу и, собравшись вместе, запели псалом.
Воспойте Господу песнь новую; воспойте Господу, вся земля!
Ибо все боги народов — идолы, а Господь небеса сотворил.
Слава и величие пред Лицем Его, сила и великолепие во святилище Его.
Поклонитесь Господу во благолепии святыни. Трепещи пред лицем Его, вся земля!
Скажите народам: Господь существует! потому тверда вселенная, не поколеблется.
Да веселятся небеса, и да торжествует земля; да шумит море и что наполняет его.
Да радуется поле и все, что на нем, и да ликуют все дерева дубравные
Пред лицем Господа; ибо идет судить землю.
Он будет судить вселенную по правде, и народы — по истине Своей.
Несмотря на всю подготовку и самоподготовку, не в силах противостоять Высшей воле, Луций высвободил руки и, шатаясь, как лунатик, побрел к фонтану. Взобравшись на постамент, он сел на него, свесив вниз ноги и болтая ими в воздухе. Не отходящая от юноши ни на шаг Лина прижалась спиной к постаменту и так застыла, откинув голову юноше на колени.
Луций зарылся руками в волосы Лины и заговорил:
Я
тот
кто (что)
всегда
везде есть
дал жизнь человекам
желая наслаждаться
произведениями
фантазиями
порождениями ума.
Вернулся взглянуть
на представление
высшего разума
и встретил
вместо веселия
занимательнейших игр
занудство богов
вампирующих вселенским логосом
рвущих энергетические потоки
разбухающих сладострастием
страданий
унижений
покаяний
запугивающих
заманивающих в сети
заблудшиеся стада
себе подобных
замышляющих
захваты власти
передел священных миров.
Забудьте своих богов
заприте
заполоните обратно во мне
отриньте
и вновь обретите
возрождая
верой знания
выношенного в себе.
Ибо от сотворения века
нет Бога
без человека!
С последними словами пальцы юноши впились в голову Лины. Она вскрикнула, на глаза у нее навернулись слезы, но юноша, не замечая причиняемой боли, давил все сильнее. Девочка безуспешно пыталась сбросить с головы сжимающие ее руки, потом превозмогла боль и, успокоив свои пальцы, стала ласкать ими сведенные кисти юноши. Его заледеневшие пальцы оттаяли и порозовели, постепенно Луций очнулся и приподнял безвольно опущенную голову. Сняв с себя руки юноши, Лина стала целовать их, а от слез, капающих на его пальцы, Луций окончательно пришел в себя. Все отчетливее стала вырисовываться стоящая перед ним Лина, и вот он уже признал ее широко расставленные синие, как небо, глаза, даже в минуту его слабости с обожанием смотрящие на него. Соскочив с постамента, юноша встал на колени перед Линой, уткнувшись головой в упругую ткань живота, а девочка гладила и гладила его непокорные волосы и радостно улыбалась.
Тусклое светило послало тепло, и оцепеневшие участники мистерии зашевелились и обступили обнимающихся влюбленных. Пораженные мужеством молодых, они стремились засвидетельствовать им свое восхищение.
—Стойте! — удержал их юноша горько. — Я был лишь инструментом в чужих руках, ничего не видящий и не слышащий слепой, глухой идиот. Я жду толкования больше вас, — и он обратился к священнику: — Отец Климент, просвети нас.
—Не скоро ты вступишь в обоюдный контакт, но ты совершил главный шаг и узнал ответ.
—Я скажу тебе, — шепнула Лина и крепко прижалась к Луцию. — Я слышала все!
—Садитесь, — пригласил их Нарцисс и подвинулся на бордюрном камне.
Орфей вновь заиграл на звуковизоре, и полевые цветы словно бы закивали молодым.
—Ты не боишься, что и мы станем такими же, как они? — показала Лина в сторону сумасшедших.
—С чего это вдруг? — поразился Луций.
—Ведь мы же влюбленные, разве не так? А все влюбленные немножечко сумасшедшие.
Они вновь поцеловались и, смеясь, сели на землю.
—Ха-ха-ха! — поддержал удачную, на его взгляд, шутку Лины рыжий ассириец, решивший прогулять в саду свою прекрасную спутницу. — Это они про нас! — Он крепко поцеловал в губы танцовщицу Машеньку, и только после этого опустил с рук на землю. Распаленный возлюбленный не замечал вокруг себя ни участников мистерии, ни маленького человечка, скользнувшего в психушку следом за парочкой.
—На этот раз придется потерпеть, — мгновенно вскочила на ноги женщина, смущенная толпой, и покрутила пальчиком перед самым носом распаленного мужчины.