– Напомни мне, чтобы я пригласила Капитана Коннера и Коммодора Онасиса поужинать со мной сегодня вечером, Гвен, – сказала она.

– Да, мэм, – ответил Арчер. – Должны ли мы пригласить коммандера Хаусмана и коммандера МакИвера?

– Превосходная мысль, Гвен, – одобрила с улыбкой Мишель. – Тогда давай пригласим еще Капитана Армстронг, Синди, Доминику и коммандера Далласа с коммандером Диего. И Вы можете им намекнуть — неофициально, конечно же — что мы будем говорить о графике тренировок.

– Да, мэм. – Арчер сделал заметку у себя, и Мишель улыбнулась ему. У юноши получалось даже лучше, чем она надеялась, и это выглядело так, как если бы, по крайней мере, некоторые из призраков Солона померкли в глубине его глаз. В любом случае, она надеялась, что это так. Было очевидно, что природа предназначила ему быть веселым экстравертом, и она была рада видеть, что он теряет… мрачность, которая была частью его на их первой встрече.

Он быстро схватывал. Его предположение, что Коннер и Онасис возьмут своих начальников штабов было превосходным, и именно этого ожидал в будущем адмирал от хорошего флаг-лейтенанта. И он, вероятно, перенес свой собственный опыт службы на борту «Некроманта». Очевидно, Жерве знал о шероховатостях в работе эскадры и признавал необходимость начать сглаживать их.

Ее ноздри затрепетали при этой мысли. В этих шероховатостях ее капитаны были виноваты не больше чем она. В самом деле, не виноват никто. Несмотря ни на что, Мишель сознавала, насколько действительно была не готова к бою ее команда, и именно поэтому она с нетерпением ждала десяти дней учений впереди. Серьезных учений, подумала она, насыщенных всем, что только возможно. Учитывая сложившуюся ситуацию, она вполне может столкнуться в самом ближайшем будущем с кучей проблем, но у нее и ее людей оставалось много времени, чтобы выявить проблемы и выяснить, как с ними поступить.

И чем скорее, тем лучше, подумала она мрачно. Чем скорее, тем лучше.

* * *

Дальность до цели на боковой панели тактического дисплея была нелепа.

Ракетный залп был в шестидесяти восьми миллионах километров от Артемиды, ускоряясь вперед на 150 029 километров в секунду. Ракеты летели по баллистической траектории четыре с половиной минуты, с тех пор, как второй двигатель ракет отработал, они находились в девяносто-трех секундах – почти четырнадцати миллионнах километров – от их цели, даже на скорости в половину скорости света.

И ударным ракетам все еще не назначили цели.

Мишель Хенке спокойно сидела, играя роль судьи, и смотрела на Доминику Аденауэр, Уилтона Диего и Викторию Армстронг, работающих с симуляцией. Она чувствовала неправильность, глядя на атакующие ракеты, которые все еще летели без загруженных при запуске в свои кибернетические мозги целей. И все же, то, что происходило, было лишь логическим следствием новой технологии.

Адмирал Хемпхил, она решила, была абсолютно права насчет Билла Эдвардса. Глубокие знания «офицера связи» о проекте «Аполлон» оказались неоценимы, когда она и ее персонал начали разбираться с возможностями новой системы. В самом деле, Аденауэр и он провели несколько часов, беседуя, делая заметки на салфетках (или каких-либо других подвернувшихся поверхностях, которые были в наличии) и настраивая программное обеспечение для моделирования. Мишель была рада этому. Некоторые тактики несомненно отвергли бы предложения «какого-то связиста». Аденауэр, с другой стороны, была достаточно уверен в себе, чтобы приветствовать новые предложения, независимо от их источника, и за последние шесть дней корабельного времени у них с Эдвардсом создались не просто рабочие отношения, но и дружба. И плоды их усилий были очевидными. В самом деле, подумала Мишель, пара идей, пришедших им в голову, похоже, даже не рассматривалась в Бюро Вооружений.

– Подходим к Точке «Альфа», – тихо сказал Диего.

– Принято, – ответил Аденауэр.

Фактически, запуск и управление ракетами были ответственностью Диего как тактического офицера «Артемиды», но управление и распределение массированной огневой мощи эскадры было функцией ее операционного офицера. В идеале, Аденауэр передал бы Диего критерии нападения и профиль общей атаки прежде, чем первая ракета была бы запущена. Диего назначил бы ракетам конкретные цели и с Лейтенантом Исайей Масловым, офицером-электронщиком «Артемиды» отправил бы их в атаку с параметрами, установленными Аденауэр.

Но сегодня, они исследовали абсолютно другую возможность. Возможность, какой никогда прежде ни один коммандующий эскадры не обладал. Для сегодняшней симуляции КЕВ «Артемида» была «повышена» от линейного крейсера до подвесочного супердредноута класса «Инвиктус». Все корабли эскадры подверглись похожему изменению, что означало, что вместо шестидесяти «Марк-16» любое судно могло дать полный двойной бортовой залп, и каждое из них могло развернуть шесть полных подвесок с «Марк-23». Обычно, это означало бы, что каждое судно сбрасывало одну единицу «Марк-17» – плоскую ракетную подвеску, каждая из которых содержала десять «Марк-23» – каждые двенадцать секунд. Но в этом случае, они несли только «Марк-17Д», каждая из которых содержала всего лишь восемь «Марк-23»… и одну-единственную «Марк-23E».

Таким образом, вместо шестидесяти «Марк-16» каждые восемнадцать секунд, при максимальной дальности атаки (без учета баллистики, по крайней мере) только на двадцать семь миллионов километров, они стреляли сорок восемь раз ракетами «Марк-23» каждые двенадцать секунд.

Это было достаточно серьезное увеличение огневой мощи, подумала Мишель, но способ, который она, Аденауэр и Эдвардс придумали сегодня сделал его еще больше.

Одним из самых больших преимуществ Мантикорского Альянса был «Призрачный Всадник», чрезвычайно развитая и постоянно развивающаяся система сверхсветовой связи и РЭБ платформы. Развернутые вокруг единственного судна, эскадры, или целевой группы, они давали Альянсу такую степень понимания обстановки, какую никто больше не мог получить. Корабли Альянса просто могли видеть дальше, быстрее, и лучше чем кто-либо еще, и их разведывательные платформы могли предоставлять информацию в реальном времени или почти в реальном времени, и никто не мог повторить подобное, даже республика Хевен.

Но были и недостатки. Все еще вполне возможно было обнаружить импеллерные сигнатуры потенциально враждебной силы и не иметь платформы в готовом для запуска состоянии, чтобы выяснить, кто прибыл. Даже если у тактического офицера было очень серьезное основание думать, что у вновь прибывших плохие намерения, то он все еще должен был подвести одну из своих платформ на относительно близкое расстояние прежде, чем он мог быть уверенным в этом. Или, если на то пошло, прежде чем он может быть уверенным, что то что он видел, действительно были космические корабли, а не следы помех или РЭБ. И, как правило, это считается хорошей идеей – получить такую информацию прежде, чем оотправлять целый залп атакующих ракет на то, что, возможно, в конце концов, окажется нейтральным торговым конвоем.

В одном из мозговых штурмов Аденауэр, Эдвардса и Мишель, Эдвардс указал на новые возможности, которые «Аполлон» сделал доступными. Быстрые, как платформы «Призрачного Всадника», они были бесконечно медленнее, чем МДР. Поскольку они должны быть скрытными и долго сохранять автономность, они были полностью несовместимы с ускорением, выдаваемым импеллерным клином ракеты в своей невероятно краткой жизни. Но «Аполлон» был разработан, чтобы объединять и анализировать данные от атакующих ракет и передавать свой анализ обратно на сверхсветовой скорости. Мишель и Аденауэр поняли это сразу, и эта симуляция была разработана, чтобы проверить, что они придумали. То, что сделала Аденауэр, должно было выпустить подвеску, заряженную «Аполлоном» за тридцать секунд до того, как дать полный залп всей эскадрой. И эта подвеска была теперь в одной минуте полета от «неизвестных импеллерных следов», в восьмидесяти двух миллионах километров от «Артемиды».