Дюсерр смотрел на него несколько секунд, затем фыркнул.
— Я допускаю, что эта женщина чертовски умна, Макс. И я также согласен, что она регулярно получает сообщения с частных курьеров из Мезы, и Бог знает откуда еще, в то время как мы в основном зависим от служб новостей — для которых мы также не являемся важным приоритетом — чтобы выяснить, что происходит где–то еще в галактике. Так что, да, она, наверное, знает гораздо больше нас. Но давай не будем думать, что она какая–то колдунья, ладно? Достаточно плохо, что у нас не такой богатый выбор, кроме как танцевать с ней и позволять ей самой выбирать музыку!
Вежьен поморщился, но не мог не признать это. В конце концов, его первоначальный вопрос был по крайней мере частично эксцентричен. Однако, тем не менее… Как он ни старался, он не мог поколебать это чувство — эту… интуицию, возможно — что Алдона Анисимова всегда была, по крайней мере, на несколько шагов впереди кого–либо в системе Новая Тоскана, а он не очень любил сенсации.
— Ну, в любом случае, — сказал он, отмахнув в сторону свой собственный вопрос, — думаю то, что действительно имеет значение, есть или нет у нас активы на месте, чтобы фактически сделать то, что она хочет, так быстро, как она хочет это сделать.
— Это и еще вопрос о том, пойдет ли нам на пользу предложенный ею пересмотренный график, — ответил Дюсерр. — И хотя я абсолютно согласен, что ты правы и у нас нет особого выбора, кроме как продолжать эту стратегию, сроки действительно беспокоят меня, Макс.
Тон министра безопасности был холодным, трезвым, и — что самое тревожное из всего — искренним, подумал Вежьен. И, как обычно, он чертовски хорошо попал в точку.
— Мы не должны были этого делать еще несколько месяцев, – продолжил Дюсерр, — и мне чертовски жаль, что я не сказал Анисимовой, что мы не можем завершить наши договоренности так рано.
— В конце концов, разница не столь велика, — сказал Вежьен, предлагая слабое утешение. — Время оборачиваемости сообщения с Пекуода слишком коротко. Даже если бы что-то было не готово, потребовалось бы не более недели или двух, чтобы начать все с нуля. И, честно говоря, неделя или две, в любом случае, не такая большая разница.
— Я знаю, — пробормотал Дюсерр, а затем надул щеки и вздохнул. — Я знаю, — повторил он более отчетливо. — Я полагаю, что просто еще ищу предлог, чтобы дать себе пинка, потому что боюсь обмочить собственные ботинки.
Презирая себя, Вежьен почувствовал в себе короткую вспышку раздражения на министра безопасности, когда Дюсерр признался в том же трепете, что чувствовал Вежьен.
— Я знаю, что линейные крейсера солли должны были уже быть здесь, прежде чем мы начали бы эту фазу операции, — сказал он почти ласково. — Но у нас есть подтверждение из других источников, что Бинг находится в Секторе Мадрас. Она не лжет нам в этом. И как я упорно ни пытался, я не смог придумать какой–то сценарий, в котором это поможет «Рабсиле» выйти сухой из воды, если мы огребем по полной – да их просто закидают тухлыми яйцами во всех СМИ солли. Но там может быть еще что–то, но я пока так и не понял, что именно! И если предположить, что она, для ее же блага, необходимо, что бы все мы преуспели, я не могу понять, зачем ей лгать нам о «Рабсиле» и способности Мезы с легкостью заручиться согласием Веррочио и отправить сюда Бинга точно по графику. Таким образом, нам просто придется поверить ей на слово, что они действительно могут сделать это.
— Замечательно, — Дюсерр глубоко вздохнул. — Ну, в таком случае мы действительно должны поговорить с Николасом и Гуедон. Я знаю, что мои люди сделали большую часть по организации и оперативному планированию, а выбор торгового судна был не так сложен, как я боялся, что будет. У нас все готово, но пока не было ресурсов за пределами домашней системы, чтобы переправить что-то вроде этого в точку назначения. Для этого нам пришлось полагаться на Флот и мы оказались вне прямой цепочки командования. Нам пришлось позволить им доставить его на место, и мы нуждаемся в их ресурсах, чтобы нажать на спусковой крючок, когда придет время.
Вежьен кивнул. Он был прав, конечно, и было не так уж сложно заполучить адмирала Жозетт Гуедон, начальника флотских операций Флота Новой Тосканы. Получить согласие военного министра должно было быть немного сложнее, поскольку Николас Пелисард выбрал этот особенно неподходящий момент для отпускной поездки, чтобы навестить семью в системе Селкирк. Он не вернется, по крайней мере, еще неделю, а заместитель военного министра не был проинструктирован об операции. Тогда казалось, не было особой необходимости делать это — или, скорее, казалось, что у них было достаточно времени, чтобы сделать это, как и у Пелисарда было предостаточно времени, чтобы завершить свою отпускную поездку. Кроме того, его заместитель не был… блестящим выбором для координации любой тайной операции.
— Во-первых, я не хочу доводить это до Чаллона, по крайней мере, с Николасом, — заявил премьер–министр после паузы. — Я недостаточно уверен в его способности хранить тайну, чтобы довериться ему. Но Гуедон уже знает, что должно произойти, верно?
— Я сам обсуждал это с ней, — согласился Дюсерр. — Я оставил на Николаса непосредственную организацию и оснащение корабля. В конце концов, лишь у него одного есть связи в этой области. Но я знаю, что он лично говорил с ней напрямую об этом, так что она должна быть в деле. На самом деле, зная ее, она, вероятно, не доверяет никому за пределами своего офиса, чтобы устроить это.
— Ладно, тогда я позабочусь, чтобы донести до нее изменившийся график, — решил Вежьен. — Одна из маленьких привилегий премьер–министра в том, что я могу говорить с кем мне нужно почти в любое время, когда я хочу, а поскольку Николас вне системы, не думаю, что кто–то будет особо удивлен, если мне нужно будет поговорить с НФО напрямую.
— Что все еще возвращает вас к принятию решения о том, что делать с Чаллоном, не так ли? — спросил Дюсерр. Вежьен взглянул на него, и министр безопасности кисло скривился. — Я недолюбливаю Чаллона, Макс. Я признаю это. Но у меня есть на то свои причины. Если он узнает, что вы говорили с Гуедон без его ведома, когда он, по крайней мере, временно сидит на вершине своей навозной кучи на время отсутствия Николаса, его самолюбие будет требовать добраться до секрета, который вы, очевидно, старались скрыть от него. И, к сожалению, он не полный идиот. Есть чертовски хороший шанс, что он сможет накопать достаточно, чтобы доставить реальные проблемы, если начнет болтать об этом. А он будет болтать об этом, если посчитает нужным. Возможно, он захочет предстать в глазах окружающих этаким рыцарем без страха и упрека, хотя, Бог знает, немногие захотели взять на себя подобное бремя!
Это, к сожалению, был слишком вероятный сценарий, подумал Вежьен. Арман Чаллон был на самом деле довольно ярким человеком, во многих отношениях. На самом деле, он был очень хорош в своей работе, что было одной из причин (если не самой важной), почему он был заместителем военного министра. Но у него был сварливый, злобно–мстительный характер с глубоко вкоренившейся необходимостью греться в восхищении других. Это было очень важно для него, чтобы другие тоже осознавали его важность, и он имел склонность к копанию в мелочах — о чем он наивно думал, как о «загадочных» намеках — всех важных вещей, в которые он пытался сунуть свой нос. Они служили хорошим материалом для сплетен на всякого рода званых вечерах, которые он украшал своим присутствием… а газетчики уже давно стали парить вокруг него с соответствующими восхищенными выражениями. Что было истинной причиной того, что его обычно держали настолько далеко, насколько только возможно, от любых секретов, что были по–настоящему важны.
К сожалению, он был также сыном Виктора Чаллона, а Виктор контролировал около двадцати процентов делегатов в верхней палате Системного Парламента. Что было самой важной причиной, почему Арман в первую очередь был назначен заместителем военного министра.
