— Я не могу это сделать, — сказал наотрез Хонгбо. — Не без большего времени, чтобы медленно подвести к этому Лоркана.

— Ну, тогда вам просто придется очень постараться, чтобы это сделать, — сказал Оттвейлер не менее решительно. Их глаза встретились на мгновение, и мезанец продолжил. — Новые инструкции были также направлены нашим людям в Новой Тоскане, Цзюньянь. Они ускорят график со своей стороны, что бы вы ни решили.

— Почему бы тогда не поинтересоваться у меня в начале, насколько я могу ускориться! — огрызнулся Хонгбо.

— Не теперь, это очевидно, — сказал Оттвейлер, как будто что–то объяснял маленькому ребенку. — Я не знаю всего, что происходит на родине. Черт, я не знаю и половины того, что происходит дома! Но я знаю, что они относятся к этому очень серьезно, и они, очевидно, подразумевают что–то, чего я сам не знаю. И тому, кто помешает их планам, очень не поздоровится.

— Что это значит? — глаза Хонгбо вновь сузились, и Оттвейлер пожал плечами.

— Значит то, что я собираюсь выполнить их указания, какие они есть, и что если они и будут кем-то в конце концов недовольны, то уж точно не мной.

Хонгбо посмотрел на него, но в то же время, вице–комиссар знал, что в словах Оттвейлера был смысл. Было не похоже, что вся эта тема была поднята им самим, чтобы только выкрутить лишнюю недельку у Хонгбо Что, к сожалению, также означало, что Валерий Оттвейлер был не тот человек, чьей потенциально гневной реакцией он должен был быть обеспокоен, если он не поведет себя как послушная маленькая пешка. Он вспомнил некоторые отчеты о Изабель Бардасано и ее отношении к тем, кто не выполняет ее указания. Потом он подумал о не очень завуалированном упоминании Оттвейлера об Одюбон Баллрум, когда начался весь этот новый раунд безумия, и отчетливый озноб пробежал по магме его гнева.

— Есть пределы того, что я могу сделать, — сказал он наконец. — Не то, что я готов сделать, но что я могу сделать. Я говорю вам прямо сейчас, что не имеет значения, какие рычаги у вас есть на меня – если я скажу Лоркану, что он должен изменить свой график, он начнет волноваться. А если это случится, то вся ваша операция пойдет прямиком в сортир, Валерий. И не имеет значения, что другие части у вас на месте, не будет иметь значения, что случится со мной или Лорканом после этого. Вся ваша операция будет выкинута в открытый космос.

— Понимаю.

Оттвейлер откинулся на спинку стула, разглядывая Хонгбо с большим уважением, чем обычно. Вице–комиссар был явно недоволен и в равной степени, очевидно, испуган, но это только добавляло веса его точке зрения. И он был, вероятно, прав, уступил Оттвейлер. По собственному мнению Оттвейлера, Лоркан Веррочио всегда был наиболее вероятной причиной провала во всем плане. К сожалению, он также был единственным человеком, которого они не могли обойти. Или могли?

— Предположим, — сказал он медленно, — что что–то случится с комиссаром Веррочио. Что будет потом?

Значительно глубокий и темный холод пробежал по Хонгбо Цзюньяню. Он посмотрел на мезанца мгновение, затем покачал головой.

— Официально, если… что–то случится с Лорканом, я бы занял его место, пока министерство не прислало сюда замену, — он посмотрел на Оттвейлера, пытаясь скрыть свое ледяное покалывание страха от того, что другой человек, очевидно, предлагал. — Проблема в том, что все будут знать, что я всего лишь временная замена, и никто не хотел бы налажать перед новым комиссаром. При чем даже не упоминая людей, которые были бы против того, что вы хотите, по своим собственным причинам. Тургуд, например, будет тормозить каблуками так же тяжело, как только сможет, а у меня нет личных контактов Лоркана — неофициальных, во всяком случае — с Жандармерией и разведкой. Я мог бы быть провернуть это, но, я бы сказал, что шансы были бы на самом деле лучше, если бы крутились все колеса.

Оттвейлер посмотрел на него задумчиво, а Хонгбо смотрел так неуклонно, как мог. То, что он только что сказал, было правдой, и он надеялся, что Оттвейлер был достаточно умен, чтобы принять это.

— Ладно, — наконец сказал мезанец. — Я понимаю это, полагаю. Но в таком случае, у нас есть проблема… его правильной мотивации. Что бы произошло, если бы я применил немного более прямого давления, скажем так?

— Честно говоря, я не знаю, — ответил Хонгбо. Был не так много сомнений в мыслях вице–комиссара о том, что Оттвейлер имел в виду. Особенно не в свете того давления, которое было пущено в ход против него.

— Пока, — продолжил он, — он делал более или менее то, что вы хотели, потому что я был в состоянии убедить его, что это было в его собственных наилучших интересах и что в конечном счете он согласился, что более выгодно если «Рабсила» будет благосклонна к нему, чем наоборот. Если мы начнем угрожать ему в данный момент, никто не знает, как он будет реагировать, но есть по крайней мере значительная вероятность того, что он запаникует и сделает что–то, что никто из нас не хотел бы видеть.

— Ладно, — сказал Оттвейлер, на этот раз со вздохом. — Вы говорите, что есть пределы. Скажи мне только то, что вы можете сделать в этом случае.

— Единственное, что я не могу сделать, это пойти к нему и сказать, что мы меняем правила, которые он думает, что знает. Другими словами, я должен буду найти способ, чтобы заставить его делать то, что мы должны сделать без его понимания, почему я это делаю.

— И вы думаете, что сможете осуществить это? — Оттвейлер посмотрел скептически, и Хонгбо не винил его. Хотя несмотря на это и несмотря на свои серьезные опасения, вице–комиссар в самом деле улыбнулся.

— Я управляю им таким образом при необходимости в течение длительного времени, — сказал он. — Я не могу пообещать, что я абсолютно точно смогу направить его делать именно то, что вы хотите, но я думаю, что, вероятно, смогу подтолкнуть его сделать в основном то, что вы хотите.

— Самое главное из всего – то, что мы должны быть готовы выдвинуться настолько быстро, насколько возможно, — сказал Оттвейлер. — Я знаю, что первоначальный план был в том, чтобы подождать, по крайней мере, еще пары «спонтанных жалоб» из Новой Тосканы. К сожалению, по моему графику из последнего набора инструкций, ключевой инцидент произойдет менее чем за один месяц.

— Менее чем за один месяц?! — Хонгбо уставился на него. — Что, черт возьми случилось с нашим шестимесячным графиком?

— Я не знаю. Я сказал вам, что мне поручено ускорить дело, и это все, что я знаю. Итак, что же нам делать?

— И мы до сих пор не собираемся говорить Бингу то, что происходит на самом деле? — спросил Хонгбо, очень внимательно глядя в глаза Оттвейлеру.

— Нет, не будем. Мои инструкции очень ясны по этому вопросу, — ответил мезанец, и Хонгбо внутренне кивнул. Глаза Оттвейлера сказали, что он был честен с ним, по крайней мере, в данный момент и в меру своих знаний. Это означало…

— В таком случае, я думаю, что все, что мы можем сделать, это отправить Бинга в Новую Тоскану с опережением графика, и надеяться, что его отношение к монти будет… неумолимым, как вы, кажется, надеетесь. Я, вероятно, смогу убедить Лоркана пораньше отправить Бинга, пока он убежден, что мы все еще в этом отличном шестимесячном графике, который вы мне дали изначально, — Хонгбо оскалился в тонкой улыбке. — Я протолкну это как возможность для Бинга попробовать пальцами воду в Новой Тоскане, как то — установление Бингом контактов с местными жителями, и всякого такого рода вещи. Лоркан будет видеть его более вливающимся в процесс.

— Это действительно может сработать, — медленно произнес Оттвейлер, его мысли дико метались, пока он просчитывал возможности.

Бешеное антимантикорское отношение Бинга было причиной, по которой именно он направлен на его настоящее назначение в первую очередь. Если он будет на станции, когда произойдет критический инцидент, он, вероятно, среагирует, как хочет начальство Оттвейлера. В любом случае, это наиболее оптимальный вариант, так как не было никакой возможности, чтобы сообщить Веррочио, что происходит на самом деле или попытаться отделаться «не-принимай-близко-к-сердцу» инструкцией, которые предусматривал оригинальный план. Но если комиссар думает, что у него есть все еще месяцы, прежде чем на самом деле нажать на кнопку.