— Просто замечательно, — вздохнул Терехов, а затем встряхнулся. — Хорошо, я готов. Не думаю, что это может быть намного хуже, чем Битва у Моники!
Первоначальное описание вечера, как «небольшой неформальный ужин с генерал–губернатором и премьер–министром», казалось, было несколько ошибочным, подумала Хелен, когда она последовала за своими коммодором и вице–адмиралом Хумало вниз по широкому коридору в то, что, очевидно, было основным банкетным залом особняка. Он был колоссален, а столы, которые были расположены в нем, заполняли его до отказа. За этими столами находилось, по крайней мере, триста стульев и, вероятно, даже больше, и большинство из них были уже заняты.
Только тот, кто знал Айварса Терехова заметил бы, как его шея чуть–чуть напряглась, как еще чуть-чуть больше расправились его плечи. Он продолжал болтать с вице–адмиралом Хумало, пока они вдвоем направлялись к главе стола, останавливаясь иногда коротко поприветствовать кого–то, с кем Терехов уже встречался при его первоначальном развертывании в Талботте. Судя по выражению лица вице–адмирала, он не был удивлен, как заметила Хелен, и начала задаваться вопросом, что именно происходит.
Когда они, наконец, подошли к главе стола, она признала трех других коммодоров, ждущих их. Одного из них — коммодора Лазло — она ожидала, так как он был старшим офицером Космического Флота Шпинделя. Второй не слишком сильно ее удивил, поскольку она полагала, что коммодор Лемюэль Сакетт, командующий Космического Флота Монтаны, тот самый «гость из Монтаны». Как он оказался здесь вызывало, конечно, некое недоумение, но не такую большую загадку, как присутствие коммодора Эмиля Карлберга, старшего офицера Космических Сил Нунцио.
Терехов также не мог скрыть своего удивления. Шпиндель был едва ли удобно расположен для любого из них — транзитное время между Шпинделем и их домашними системами скорее измерялось неделями нежели днями; Монтана, самая ближняя из этих двух, лежала в восьмидесяти трех световых годах от столичной системы Сектора — но едва ли было хорошим тоном спросить, что они здесь делают. Тем более не тогда, когда оба они были так явно рады его видеть.
«И это чертовски верно должно быть, — сказала сама себе Хелен. — Коммодор и «Киса» очистили Нунцио от этих хевовских «пиратов», когда Карлберг не смог бы даже найти их, не то что бороться с ними! И, очевидно, что Сакетт не забыл, как коммодор и мистер Ван Дорт убедили Вестмана сложить оружие на Монтане. Тем не менее, интересно, почему никто не упомянул, что будут здесь?»
Она все еще удивлялась, когда вежливый церемониймейстер отделил ее от астрономических начальников и показал ей гораздо более скромный стол в стороне. Хелен была рада пойти с ним и убрать ее младший ранг (и абсурдную молодость) из внимания, фокусировавшегося на Терехове и других. Стол, к которому он привел ее, был достаточно близко, чтобы она могла следить за ним, в случае, если он будет в ней нуждаться, а ненавязчивый ушной жучок в левом ухе означал, что он может вызвать ее в любое время, когда захочет.
Она была рада видеть Хельгу Болтиц, сидящую за этим же столом, хотя Хельга, похоже, была не совсем в восторге от их местонахождения, как была Хелен. С другой стороны, это было вполне возможно из–за ее соседа по столу. Что ж, Хелен тоже, подумала она, так как он сидел между ними двумя. Она не знала, кем может быть этот темноволосый, кареглазый мужчина с карандашными усами и рембрандтским акцентом, но она узнала его скучающее, самодовольное выражение, наблюдая такое же на слишком многих политических обедах, в которых она участвовала в качестве приемной дочери Кэтрин Монтень. Некоторым людям, подумала она сухо, не нужно и части одобрительных аплодисментов; они возьмут свои с собой, куда бы они ни пошли.
Она по–прежнему размышляла над этим вопросом — и пыталась решить, будет ли малодушием отказаться от разговора с Хельгой из–за рембрандтца вместо того, чтобы вывести другую женщину из-под огня — когда звонкий музыкальный тон пропел над фоновым гулом сторонних разговоров. Все головы повернулись в сторону его источника, и она увидела, что баронесса Медуза стояла на своем месте во главе основного стола, все еще держа столовый нож, которым она только что ударила по хрустальному кувшину.
Гул голосов умер почти мгновенно, и Медуза улыбнулась.
— Во–первых, — сказала она, — позвольте мне поблагодарить всех вас за внимание. Некоторые из вас, — она глянула в направлении Терехова, — вполне возможно были под впечатлением, что этот ужин должен был быть несколько меньшим и более скромным. Я приношу свои извинения всем, кто получил это ошибочное впечатление. На самом деле, сегодняшний вечер представляет редкую возможность для всех нас. В качестве личного представителя Ее Величества здесь, в Секторе, это моя привилегия — а также мое удовольствие — приветствовать всех вас от имени Ее Величества. Нам повезло, на сегодняшнем вечере присутствуют нескольких старших флотских офицеров Сектора, и в равно повезло, что они смогли оторваться от официальных конференций, которые привели их сюда, чтобы присоединиться к нам на ужине. И, кроме того, нам особенно повезло, что с нами сегодня вечером человек, перед которым весь Сектор находится в неоплатном долгу. Леди и джентльмены, прошу, присоединитесь ко мне в моей сердечной благодарности коммодору Айварсу Терехову!
Тишина в зале исчезла в реве аплодисментов. Вице–адмирал Хумало был, вероятно, первым человеком, который встал на ноги, громко аплодируя. Хелен также обнаружила себя стоящей и дико хлопающей, и это было все, что она могла сделать, чтобы сдержать ликующий свист, когда разразился ад кромешный.
Она не понимала до этого момента, как ее возмущала — от имени Терехова, а не ее собственного — спешка, которая лишила его общественного признания дома, того, что он так убедительно заработал. Но теперь, когда наступил ТОТ САМЫЙ момент, она поняла, насколько более подходящим он был именно для него, чтобы получить признание здесь, в Скоплении, и от людей, которым его мужество так хорошо служило.
Аплодисменты длились довольно долго, и Хелен могла видеть усилившуюся краску на лице коммодора, когда звуки все этих рукоплесканий коснулись его ушей. Она не сомневалась, что это смущало его, но она действительно не очень волновалась. Он это заслужил — заслужил каждый их децибел — и чувствовала свою улыбку, озарившую все ее лицо, поскольку теперь она поняла хитрость, с которой Хумало и Медуза устроили все так, чтобы он не мог избежать этого.
Но аплодисменты затихли в конце концов, люди снова сели, а генерал–губернатор ждала, пока тишина упадет еще раз. Затем она откашлялась.
— На сегодняшний день, — сказала она, — я уверена, большинство из вас тронет новость, что мы заполучили коммодора Терехова сюда, под, можно сказать, ложным предлогом. Честно говоря, мы были немного обеспокоены тем, что он, возможно, сбежит, если поймет, что мы хотим.
Смех пробежал через всю комнату, и она улыбнулась.
— Боюсь, однако, — продолжала она, — что мы не закончили с коммодором сегодня.
Она взглянула на Терехова, который смотрел на нее с выражением, которое можно было бы назвать только осторожными.
— Существует фраза, с которой офицеры Королевы стали слишком уж знакомы, леди и джентльмены, — продолжила она, ее тон стал гораздо серьезнее. — Эта фраза «необходимость Службы», и это означает, что те мужчины и женщины, которые выбрали ношение королевского мундира и охрану и защиту всех нас — вас и меня — полностью вверяют свою жизнь службе, которую они выбрали. Они не просто рискуют жизнью и здоровьем для нас, леди и джентльмены. Кроме этого, они жертвуют всю оставшуюся жизнь — жертвуют временем отцов и матерей, жен и мужей. Коммодор Терехов провел менее одной стандартной недели на Мантикоре, прежде чем был отправлен обратно к нам. Менее одной стандартной недели, леди и джентльмены, после всех огромных рисков и опасностей, которые он и мужчины и женщины КЕВ «Гексапума» и другие корабли его эскадры в Монике пережили за всех нас.
