– Ах, так! Значит, Грэм воображал, что без его помощи вы будете нищенствовать? Это на него похоже!

– Нет, – возразила Гертруда, – он просто смотрел на меня как на ребенка и упустил из вида, что, получив хорошее образование, я тем самым защищена от нужды.

– Понимаю, понимаю. Он думал, что вы не выдержите и сочтете за счастье вернуться к нему! Так-так!..

– Может быть, он так и не думал, – сказала миссис Джереми, – а просто был сердит и сам не знал, что говорит. Я думаю, он давно уже забыл об этом. А Гертруда из гордости стоит на своем.

– Дорогая, – заметил доктор, – за такую гордость надо уважать, и я вполне понимаю Гертруду. Не будем больше приставать к ней. Пусть наймет где-нибудь комнату, а нас лишь почаще навещает. Излишне говорить, что в случае болезни или какого-нибудь несчастья двери нашего дома для нее всегда открыты.

– А я не совсем согласна, милая Гертруда, – прибавила миссис Джереми. – Делайте, как знаете, как вам лучше, я вмешиваться не буду. Но на одном я настаиваю: вы должны сегодня же оставить этот дом, который напоминает вам столько грустного, и пожить у нас, пока полностью не поправитесь.

На это Гертруда охотно согласилась. Благодаря попечениям миссис Джереми и искусству доктора силы быстро вернулись к ней.

Все знакомые наперебой предлагали ей свои услуги. У миссис Арнольд была сестра, вдова, которая сдавала комнаты молодым девушкам. Хотя Гертруда не знала ее, но много о ней слышала и надеялась через жену пастора устроиться у этой дамы уютно и недорого. И действительно, у миссис Уоррен оказалась свободной чудесная просторная комната. Миссис Арнольд горячо порекомендовала Гертруду и договорилась о цене.

Миссис Салливан завещала Герти всю обстановку, часть которой была куплена по настоянию Вилли. Пока девушка гостила у доктора, миссис Арнольд с двумя старшими дочерьми организовала перевозку мебели и обустройство Гертруды на новом месте. А для нее было большим облегчением, что ей не пришлось участвовать в этом. И все же сердце девушки сжалось, когда, войдя в первый раз в свою новую комнату, она увидела вещи умершей. Но скоро Герти почувствовала благодарность к окружающим, которые так заботились о ней, и поняла, что ей было бы грешно жаловаться на свое одиночество.

В первый же день своего пребывания у миссис Уоррен, войдя вечером в столовую, Гертруда, не ожидавшая встретить знакомых, очень удивилась, увидев Фанни Брюс.

Мать и брат девочки отправились путешествовать, а ее оставили на зиму в Бостоне, пансионеркой у миссис Уоррен. Фанни, девочка лет двенадцати-тринадцати, видела Гертруду у Грэмов, брала у нее книги и иногда забегала посоветоваться насчет какого-нибудь рукоделья.

Фанни была очень доброй девочкой, но мать мало обращала на нее внимания, поскольку больше была привязана к сыну. Часто она отправлялась с ним путешествовать, а Фанни оставляла в каком-нибудь пансионе. Чувство покинутого ребенка, о котором родная мать не слишком беспокоится, девочку очень угнетало. Она привыкла, что никто не интересуется ее успехами и не заботится о том, чтобы она была счастлива.

Гертруде стало жалко девочку. Часто, хотя ей и хотелось побыть одной и отдохнуть, она приглашала Фанни к себе в комнату. Нередко она забывала собственное горе, стараясь развлечь свою юную приятельницу.

Весь март был ненастным, и девочка почти каждый вечер проводила в комнате Гертруды; живой, часто забавный разговор с Фанни отвлекал девушку от собственных грустных мыслей и заставлял забывать одиночество. Постепенно Герти поняла истину пророческих слов дяди Тру: «В том, что она будет делать для счастья других, она найдет свое собственное».

Наступил апрель, а известий от Эмилии все не было. Гертруда страдала от того, что не могла излить ей свое горе, найти у нее утешение, ободрение и поддержку. Ей хотелось рассказать, как часто зимой ей недоставало теплого прикосновения руки Эмилии, которая так ласково ложилась на ее голову, как ей хотелось слышать милый голос подруги и наставницы. Вначале Гертруда писала регулярно, но теперь она даже не знала, куда писать, так что со смертью миссис Салливан переписка между ней и путешественниками прервалась.

Однажды вечером, сидя у окна, она думала о тех, кого так любила и кого отделяли от нее далекое расстояние или смерть. Неожиданно ее позвали вниз: пришли мистер Арнольд и его дочь Анна.

После обычных приветствий мисс Арнольд обратилась к Гертруде:

– Вы, конечно, знаете новость, Гертруда?

– Нет.

– Как? – удивился мистер Арнольд. – Вы не знаете, что мистер Грэм женился?

Гертруда изменилась в лице.

– Мистер Грэм женился? Вы серьезно, мистер Арнольд? Когда? На ком?

– На вдове Ольбрук, сестре мистера Клинтона; она была в Гаване с компанией, которая приехала с севера, и Грэмы там с ней встретились.

– Но почему же вы, Гертруда, ничего об этом не знаете? – спросила мисс Арнольд. – Это было во всех газетах!

– Последние дни я не читала газет.

– А мисс Грэм, наверное, из-за своей слепоты не может вам писать, – сказала Анна. – Но я думала, что мистер Грэм сам вас известит.

Гертруда промолчала, а затем спросила:

– Вы знаете миссис Ольбрук?

– Немного, – ответил мистер Арнольд. – Я видел ее иногда у мистера Клинтона. Это красивая женщина, которая любит роскошь и удовольствия.

– А я видела ее довольно часто, – добавила Анна. – Она груба, шумлива и заносчива. В ней есть все, чтобы сделать Эмилию несчастной…

Мистер Арнольд с упреком взглянул на дочь.

– Анна, – сказал он, – ты уверена в том, что говоришь?

– Белла Клинтон для меня авторитет, отец. Так она в школе говорила о своей тетке.

– И что, Изабелла так обрисовала свою тетку?

– Наоборот, она всегда восхваляла ее, но мне никогда не нравилось то, что она о ней говорила.

– Не будем осуждать ее, пока не узнаем ближе, – кротко сказал мистер Арнольд.

– А об Эмилии вы ничего не знаете? Скоро они вернутся?

– Не знаю. В газетах помещено только объявление о свадьбе. А вам они давно не писали?

– Да, давно. Жена мистера Грэма, вероятно, и есть та самая дама, о которой мне писала миссис Эллис.

Разговор перешел на другие темы, но Гертруда больше ни о чем не могла думать. От необходимости ответить на какой-то вопрос, которого она даже не слышала, ее, к счастью, избавил неожиданный приход мистера и миссис Джереми. Доктор держал в руке письмо на имя Гертруды, надписанное почерком мистера Грэма. Передавая его, он воскликнул, потирая руки:

– Наконец-то мы узнаем правду об этой загадочной истории!

Все с нетерпением ждали, когда Гертруда прочтет письмо.

Девушка сорвала печать.