Вскоре после возвращения Салливанов Грэмы вернулись в город, и, как уже было сказано, почти неделю Герти жила у них.

– Ты все еще у окна, Герти? Что ты там делаешь?

– Я жду, пока зажгут огни, мисс Эмилия.

– Но сегодня не будут зажигать фонари, сейчас ведь лунные ночи.

– Я не о фонарях.

– А о чем же, дитя мое?

– Я говорю про звезды, мисс Эмилия. Если бы вы могли их видеть!

– Да, теперь осень, они должны ярко сиять.

– И сколько их! Все небо усеяно!..

– Помнится и я когда-то стояла у этого самого окна и любовалась звездами. Я их и теперь, кажется, вижу!..

– Я так люблю звезды! Особенно мою!..

– А которая же твоя?

– Вон та, что блестит над самой церковью. Мне кажется, что эта звезда горит для меня одной. Мне думается, что это дядя Тру зажигает ее каждый вечер. Он улыбается мне оттуда и говорит: «Смотри, Герти, это я зажег для тебя!» Дорогой мой дядя!.. Как вы думаете, мисс Эмилия, он меня и сейчас любит?

– Несомненно, душа моя. Я думаю, что если ты будешь брать с него пример и постараешься быть доброй и терпеливой, то память о нем, как эта звезда, осветит твой жизненный путь.

– Мисс Эмилия, я с ним была добра и терпелива, и я так же добра и терпелива с вами, но… Простите меня, но я не люблю миссис Эллис. Она всегда старается мучить меня, и тогда я становлюсь угрюмой, потом сержусь и сама не знаю, что говорю и делаю. Сегодня, например, я вовсе не хотела быть грубой с ней и не думала так сильно хлопать дверью; но как я могла сдержаться, мисс Эмилия! Ну как же, подумайте, вдруг она при мистере Грэме говорит, что я разорвала вчерашнюю газету, а это неправда!.. Я завернула ваши туфли в старую газету, а она, наверное, сама сожгла вчерашнюю, растапливая камин в кабинете. А мистер Грэм теперь будет думать, что это я.

– Я верю, Герти, что ты в этом не виновата. Но помни, дитя мое, что нет большой заслуги в том, чтобы пребывать в хорошем настроении, когда ничто нас не раздражает. Надо приучаться даже несправедливость переносить спокойно, не выходя из себя. Ты знаешь, что миссис Эллис давно в доме и привыкла все делать по-своему; она думает, что теперь у нее будут лишние заботы и неприятности. Что ж тут удивительного, если она сваливает на тебя, когда случится что-нибудь не так. Это женщина очень честная, добрая и внимательная, особенно ко мне. Отец тоже дорожит ей. Было бы очень грустно, если вы не уживетесь с ней.

– Я никому не хочу делать неприятности, а тем более вам, – горячо возразила девочка. – Я уйду куда-нибудь, где вы больше меня не увидите!

– Герти! – серьезным и грустным голосом остановила ее Эмилия. Она положила руки на плечи девочки и повернула ее лицом к себе. – Как, Гертруда, ты хочешь покинуть своего друга? Ты, значит, не любишь меня?

Выражение лица Эмилии было так трогательно, что гнев Гертруды моментально прошел. Она обхватила руками шею Эмилии и воскликнула:

– Нет, дорогая мисс Эмилия! Я не покину вас ни за что на свете! Из любви к вам я сделаю все, что вы захотите! Я больше никогда не буду сердиться на миссис Эллис.

– Нет, не из любви ко мне, Гертруда, – возразила Эмилия, – но из любви к себе самой. Еще несколько лет тому назад я не просила бы тебя быть любезной и снисходительной к особе, которую ты считаешь несправедливой по отношению к тебе. Но теперь, когда ты прекрасно знаешь, что хорошо, а что плохо, я думала, что ты научилась быть терпеливой даже в самых тяжелых случаях. Но не думай, Гертруда, что я, выговаривая тебе, не питаю надежды, что ты когда-нибудь станешь такой, какой я хотела бы тебя видеть. Я верю в тебя и надеюсь, что ты постараешься всегда вести себя хорошо, даже если тебе кто-то не нравится.

– Да, мисс Эмилия, я не буду ей возражать, когда она будет злиться на меня, даже если мне придется кусать губы, чтобы молчать.

Как раз в эту минуту в передней раздался сердитый голос:

– Что такое? Видеть мисс Флинт? Ну, так мисс Флинт в комнате мисс Эмилии! Не хватало еще, чтобы она стала принимать гостей!..

Гертруда покраснела до ушей, услышав сварливое замечание экономки.

Эмилия подошла к двери и открыла ее.

– Миссис Эллис!

– Что вам угодно, мисс Эмилия?

– Пришел кто-нибудь?

– Да, какой-то молодой человек спрашивает Гертруду. Кажется, молодой Салливан.

– Вилли! – радостно воскликнула девочка.

– Прими его внизу, Герти, – сказала Эмилия, – а потом вернешься сюда. Миссис Эллис, я хотела бы, чтобы вы немного убрались в моей комнате. Вы подберете у меня на ковре множество лоскутков: когда мисс Рэндольф подгоняет платье, она всегда оставляет массу обрезков.

Миссис Эллис собрала лоскутки, потом села на диван у камина и заговорила о Герти.

– Так как же, мисс Эмилия, что вы будете делать с этой девочкой? Отдадите в школу?

– Да, она будет ходить этой зимой к мистеру Уилсону.

– Как? Ведь это слишком дорогой пансион для такого ребенка!

– Да, дорогой, но я хочу, чтобы она получила хорошее образование, и отец не пожалеет на это денег. Он так же, как и я, думает, что если мы хотим сделать из нее учительницу, она сама должна быть хорошо образована. Я говорила с ним об этом в первый же вечер по нашем возвращении. Он разрешил мне устроить по-своему, и я хочу отдать ее в пансион мистера Уилсона. Она будет жить у нас. Я хочу, чтобы она жила при мне как можно дольше, потому что я ее люблю, а также потому, что она очень хрупкая и чувствительная. Смерть старика Флинта так тяжело отразилась на ней, что мы просто обязаны сделать ее счастливой. Не так ли, миссис Эллис?

– Да что же мне-то? Я знаю свои обязанности, – сухо ответила миссис Эллис. – Где же она будет спать?

– В комнатке в конце коридора.

– А куда же мне деть шкаф с бельем?

– Его можно поместить в прихожей между окнами; я думаю, он поместится.

– Да уж, больше негде, – проворчала миссис Эллис, с шумом выходя из комнаты. – Все вверх дном перевернули из-за этой нищенки…

Миссис Эллис была недовольна по многим причинам. Она давно уже была полновластной хозяйкой в доме Грэмов. Она была аккуратна и чистоплотна, привыкла к маленькой семье, и уже много лет на ее попечении не было детей. Поэтому Герти была в ее глазах непрошеной и неприятной гостьей, которая все делала плохо и нарушала ее любимые привычки. К тому же миссис Эллис, на самом деле вовсе не злая, имела предубеждение против низкого происхождения и кичилась своей родовитостью; она считала ниже своего достоинства прислуживать особе, стоящей не на ее уровне. Наконец, она видела в пришелице опасную соперницу, которая будет первенствовать в душе мисс Грэм, которая была для нее предметом постоянных забот из-за своей слепоты и слабого здоровья. И она любила ее настолько нежно, насколько позволял ее характер. Короче говоря, миссис Эллис была далека от расположения к Герти. Впрочем, и та не чувствовала к ней особой симпатии.

Эмилия одна в своей комнате. Мистер Грэм отправился на совет директоров банка. Миссис Эллис перебирает в столовой изюм. Гертруда сидит с Вилли в маленькой библиотеке на нижнем этаже. Эмилия, в залитой лунным светом, но для нее погруженной во мрак комнате, поглощена своими думами. Голова ее лежит на руке; всегда спокойное лицо грустно, вся ее поза выражает состояние тяжелой меланхолии. Чем дальше сменяются мысли и чем живее встают в памяти прошлые страдания, тем ниже склоняется ее голова, пока не падает на подушки; слезы медленно текут по пальцам девушки.

Вдруг чья-то рука тихо легла на ее плечо. Эмилия вздрогнула от неожиданности; она даже не слышала, как вошла Гертруда.

– Что с вами, мисс Эмилия? – спросила девочка. – Можно остаться? Или, может быть, вы хотите побыть одна?

В голосе Герти слышалась такая заботливость, что слепая привлекла ее к себе со словами:

– Да, конечно, останься со мной!

Но, обняв девочку, она почувствовала ее дрожь и прибавила:

– Да ты сама дрожишь! Что случилось?