Maria Susanna Cummins

The Lamplighter

© А. Лившиц. Литобработка, 2012

© А. Власова. Обложка, иллюстрации, 2012

© ЗАО «ЭНАС-КНИГА», 2012

Американская писательница Мария Сюзанна Камминз (1827–1866) родилась в городе Салем, штат Массачусетс. Родители дали девочке классическое образование, старательно развивали ее рано проявившиеся литературные способности и всячески поощряли попытки попробовать свои силы в качестве писателя.

Первые свои рассказы Мария начала публиковать в периодических изданиях анонимно. Так же анонимно впервые был напечатан и первый роман писательницы под названием «Фонарщик» (1854). Однако скоро имя автора стало широко известно, и роман принес Марии неслыханную популярность: в течение первого года после выхода книги в свет было продано 70 000 экземпляров. «Фонарщик» стал бестселлером 1850-х годов, роман был переведен на шесть иностранных языков и стал известен не только в Америке, но и в Европе.

Когда книга впервые вышла в свет, начинающей писательнице было всего двадцать шесть лет…

Несмотря на феноменальный успех, жизнь и привычки Камминз не изменились: она продолжала много работать и посвящала все свободное время своим родным. Позднее были напечатаны еще три романа, также более или менее успешные. Они были приняты публикой с разной степенью теплоты, однако уже не стали столь же популярны, как «Фонарщик».

Камминз предприняла несколько длительных путешествий и с удовольствием публиковала заметки о них. Последнее турне пошатнуло здоровье писательницы, вскоре после возвращения домой 39-летняя Мария Сюзанна Камминз скончалась.

Роман «Фонарщик» – это сентиментальная история о жизни юной сироты Герти, душевная стойкость которой помогает ей подняться с глубин социального дна и разыскать своих родных.

Вечерние тени постепенно окутывали Бостон. Было еще не поздно, но в узких улицах города, по которым ведет меня этот рассказ, уже совсем стемнело.

На пороге одного низенького, невзрачного на вид дома сидела маленькая девочка. Она пристально смотрела в конец улицы и, казалось, чего-то с нетерпением ждала. Она не чувствовала даже, что ее босые ножки стыли на мерзлом камне тротуара.

Был холодный ноябрьский вечер. Шел снег, и под его белым покровом сады и дома казались еще красивее – такие светлые, сияющие. А узкие улицы и переулки выглядели еще грязнее и печальнее. Много народу проходило взад и вперед: одни шли по делам, другие в театры, на вечера. Но никто не замечал маленькой девочки, никому не было до нее дела. Бедняжка была одета в лохмотья, плохо защищавшие ее от холода. Длинные волосы висели космами и казались слишком густыми для ее бледного и болезненного личика с большими темными глазами. Будь у нее мать, она, вероятно, нашла бы ее хорошенькой. Но девочка не знала матери. А теперь она раз двадцать на дню слышала, что она самая некрасивая, самая скверная девчонка в мире. Никто ее не ласкал, не заботился о ней. Ей было только восемь лет, а она была уже одна-одинешенька на белом свете. Девочка не знала радостей, как другие дети, и ее единственным удовольствием было поджидать старика фонарщика. Она любила смотреть, как его толстый фитиль раздувало ветром, когда он влезал на свою лесенку и зажигал фонарь. И вдруг так весело становилось кругом! Будто луч света пробивался в ее бедное маленькое сердечко!

– Герти! – раздался из-за двери грубый голос. – Ты сходила за молоком?

Девочка молча вскочила и спряталась за углом дома.

На пороге показалась старуха.

– И куда девалась эта глупая девчонка? – ворчала она, глядя по сторонам и недоумевая, куда могла исчезнуть девочка.

Долго пришлось бы ей ждать, если бы не соседский мальчишка. Он видел, как Герти спряталась, и указал женщине на угол, за которым притаилась девочка.

И в самом деле, Герти вскоре была извлечена из своей засады. Она получила одну пощечину за лень, другую за непочтительность (потому что сделала гримасу старой Нэнси Грант) и была послана за молоком на ближайшую улицу.

Герти бросилась бежать: она боялась, что фонарщик придет без нее. Как обрадовалась она, когда, возвращаясь, увидела, что он влезает на лесенку и зажигает фонарь. Девочка остановилась у самой лесенки и так залюбовалась вспыхнувшим огоньком, что не заметила, как фонарщик начал спускаться. Она стояла так близко, что фонарщик, спрыгнув с лесенки, сшиб ее с ног.

– Вот тебе раз! – воскликнул он. – Что это тут такое? – и нагнулся, чтобы поднять девочку.

Но Герти привыкла к пинкам и побоям; она была уже на ногах.

Вот только все молоко пролилось…

– Ну, вот это плохо! Что же мама-то скажет? – говорил старик, глядя на девочку. «Какой странный ребенок!» – подумал он про себя. – Ну, не бойся! Она не будет очень строга к такой малютке, как ты, не правда ли? Бодрее, моя крошка! Не беспокойся, если она и поворчит немного. Я принесу тебе завтра одну вещь, которая доставит тебе большое удовольствие. Но я не ушиб тебя? Что ты делала возле моей лестницы?

– Я смотрела, как вы зажигали фонарь, – сказала Герти. – Мне не больно, лучше бы молоко уцелело!..

В эту минуту на улицу вышла Нэнси Грант. Увидев пролитое молоко, она накинулась на Герти и, ругая ее на чем свет стоит, втолкнула в дом. Фонарщик пытался заступиться за ребенка, но старуха захлопнула дверь у него перед носом. Долго еще она ругала и била несчастную девочку, пока наконец не заперла ее на ночь на чердаке. Бедная маленькая Герти! Нэнси отняла у нее и ту черствую корку, которую обычно давала ей на ужин.

Мать Герти умерла в доме Нэнси Грант пять лет тому назад. Муж Нэнси жалел Герти и, отправляясь в плавание, уговорил жену оставить ребенка у себя до его возвращения. С тех пор о нем не было никаких известий, а Нэнси, хотя и не любила девочку, все же не решалась отдать ее куда-нибудь, боясь пересудов.

Когда Герти очутилась на чердаке, где было совсем темно, – а темноты она боялась больше всего на свете, – девочка сначала стояла молча, потом вдруг заметалась и начала кричать, изо всех сил пытаясь выломать дверь:

– Я ненавижу вас, Нэнси Грант! Старая Нэнси, я вас ненавижу!

Несмотря на шум, никто не пришел. Мало-помалу она утихла, бросилась на свое жалкое ложе, закрыла ручками лицо и зарыдала так, будто ее сердечко было готово разорваться. Она плакала, пока совсем не обессилела; постепенно всхлипывания стали реже, и, наконец, она успокоилась. Тогда она отняла руки от лица, судорожно сжала их и стала глядеть в маленькое оконце над кроватью.

В этом оконце было три плохо державшихся стекла, и это было единственное отверстие, через которое в мансарду мог проникать свет. В этот вечер луны не было, но, подняв глаза, Герти увидела звездочку, посылавшую ей свои дрожащие лучи.

Ей казалось, что она никогда еще не видела ничего подобного. Она часто выходила, когда мириады звезд горели на небе, но не обращала на них внимания. А эта звезда, одна-единственная, большая и яркая, как будто говорила: «Герти, Герти! Бедная, маленькая Герти!..» Девочка подумала, что звезда похожа на чье-то доброе и ласковое лицо, которое она когда-то видела. И вдруг ей в голову пришла мысль: «Кто же зажег ее? Кто-нибудь очень добрый, наверное! Но как же он достал ее? Ведь она так высоко!» И Герти уснула с вопросом: кто же зажег звездочку?

Обыкновенно дети просыпаются при нежных звуках веселых голосов или от поцелуя матери, любящие руки которой помогают им одеться, в то время как они думают о предстоящем завтраке.