Увидев хлыст, Самор с громкими воплями припустил так, что затряслись стены.

— Сегодня вы свирепы, Жанна, — заметила Шон.

— У меня есть на это основания.

— Прекрасно. В таком случае я вас оставляю, моя дорогая.

— Почему это?

— Боюсь, как бы вы меня не растерзали.

Кто-то трижды постучал в дверь будуара.

— Кто там еще? — раздраженно вскричала графиня.

— Хорошенький прием его ожидает, — пробормотала Шон.

— Уж лучше бы меня ожидал скверный прием, — по-королевски широко распахнув дверь, сказал Жан.

— А что будет, если прием окажется скверным — это ведь вполне возможно?

— Будет то, что я больше не приду, — ответил Жан.

— И что же?

— И из-за скверного приема вы проиграете больше, чем я.

— Наглец!

— Хорошенькое дело: раз не льстец, значит, наглец. Что с нею происходит, умница Шон?

— Не говори мне о ней, Жан, она сегодня утром совершенно невыносима. А вот и шоколад!

— Ладно, не будем к ней приставать. Привет тебе, мой шоколад, — взяв поднос, проговорил Жан. — Как ты поживаешь, мой шоколад? — Он поставил поднос на столик в углу, уселся рядом и продолжал: — Иди сюда, Шон. Сердитые ничего не получат.

— Ах, до чего они милы, — подала голос графиня, увидев, что Шон сделала Жану знак, чтобы он завтракал один. — Они обижаются и не замечают, что я страдаю.

— Да что с тобой? — подойдя, спросила Шон.

— Ничего! Никто и понятия не имеет о том, что меня тревожит, — вскричала графиня.

— Что же вас тревожит, расскажите!

Жан невозмутимо продолжал делать бутерброды.

— Не хватает денег? — осведомилась Шон.

— Ну, что до денег, то у короля они закончатся раньше, чем у меня, — отозвалась графиня.

— Тогда ссуди меня тысчонкой луидоров, мне очень нужно, — попросил Жан.

— Тысчонкой щелчков по вашему толстому красному носу.

— Значит, король решил отставить этого ужасного Шуазеля? — поинтересовалась Шон.

— Тоже мне новость! Вы же прекрасно знаете, что он — бессменный.

— Тогда, может, король влюбился в дофину?

— Вот это уже ближе, слава Богу. Но взгляните-ка на этого тупицу, который пожирает шоколад и не хочет даже мизинцем шевельнуть, чтобы помочь мне. Ох, эти двое заставят меня умереть от горя.

Не обращая внимания на бурю у него за спиной, Жан отрезал еще кусок хлеба, намазал его маслом и налил себе вторую чашку.

— Так, значит, король влюблен? — воскликнула Шон.

Г-жа Дюбарри кивнула головой, как бы подтверждая: «Вот именно».

— Да еще в дофину! — всплеснув руками, продолжала Шон. — Впрочем, тем лучше. Кровосмешением, он, пожалуй, заниматься не станет, и вы будете спокойны. Лучше в нее, чем в другую.

— А если он как раз и влюблен в другую?

— Вот как? Но о ком ты говоришь? — побледнев, воскликнула Шон.

— Вот так. Только не падай в обморок, нам только этого не хватало.

— Но если это правда, мы пропали. Вот что тебя мучает, Жанна! — прошептала Шон. — Но в кого же он влюбился?

— Спроси у моего братца, который уже посинел от шоколада и вот-вот задохнется. Он тебе все расскажет, потому что знает или по крайней мере подозревает, в чем дело.

— Это ты обо мне? — поднял голову Жан.

— О вас, о вас, услужливый и предупредительный братец! Вас просят назвать имя особы, которая занимает короля.

Набивший до отказа рот Жан с огромным трудом выдавил из себя три слова:

— Мадемуазель де Таверне.

— Мадемуазель де Таверне? Помилуйте! — воскликнула Шон.

— А этот палач знает и преспокойно ест! — откинувшись на спинку кресла и воздев руки к небу, взвыла графиня.

— Ну и ну! — подхватила Шон, явно переметнувшись со стороны брата на сторону сестры.

— Никак не могу понять, почему я до сих пор не выцарапала этому лентяю его опухшие ото сна глазищи! — продолжала возмущаться графиня. — Смотри, моя дорогая, он встает!

— Вы ошибаетесь, я не спал, — возразил Жан.

— Что ж тогда вы делали, потаскун этакий?

— Да я, черт побери, бегал всю ночь и утро! — возмутился Жан.

— Так я и знала. Ах, кто бы сослужил мне службу и сказал, что делает эта девчонка, где она?

— Где она? — переспросил Жан.

— Да, где?

— В Париже, конечно!

— В Париже? Но где именно?

— На улице Цапли.

— Кто вам это сказал?

— Кучер их кареты, которого я дождался в конюшне и расспросил.

— И что он вам сказал?

— Что отвез всех де Таверне в небольшой особняк на улице Цапли, расположенный в саду рядом с гостиницей «Арменонвиль».

— Ах, Жан, за это я готова с вами помириться! — воскликнула графиня. — Однако нам нужны подробности: как она живет, с кем видится, что делает? Получает ли письма? Все это очень важно.

— Ну что ж, узнаем.

— Каким образом?

— Ага, теперь «каким образом»? Я искал, поищите и вы.

— Улица Цапли? — вдруг переспросила Шон.

— Улица Цапли, — флегматично повторил Жан.

— Но ведь должны же на этой улице сдаваться квартиры внаем?

— Прекрасная мысль! — вскричала графиня. — Надо бежать как можно скорее на улицу Цапли, Жан, и снять там дом. В нем мы кого-нибудь спрячем, чтобы следить за тем, кто приходит, кто выходит и что там вообще делается. Скорее карету — и туда.

— Бесполезно: там квартиры не сдаются.

— Откуда вы знаете?

— Спросил, черт возьми! Правда, есть…

— Где есть, ну, говорите же!

— На улице Платриер.

— Что это еще за улица?

— Улица Платриер, говоришь?

— Ну да.

— Это улица, которая задами выходит на сады, расположенные на улице Кок-Эрон.

— Так давайте же скорее снимем квартиру на улице Платриер! — заторопилась графиня.

— Уже снята, — сообщил Жан.

— Ну что за умница! Идите сюда, Жан, поцелуйте меня, — обрадовалась графиня.

Жан утер рот, расцеловал г-жу Дюбарри в обе щеки и церемонно поклонился в знак благодарности за оказанную честь.

— Все вышло удачно, — проговорил он.

— Вас никто не узнал?

— Да какой дьявол мог узнать меня на улице Платриер?

— И что вы сняли?

— Маленькую квартирку в каком-то покосившемся доме.

— Вас спросили, для кого это?

— Конечно.

— И что вы ответили?

— Сказал, что для молодой вдовы. Ты вдова, Шон?

— Да ну тебя! — отозвалась та.

— Вот и чудесно: в квартире обоснуется Шон и будет за всеми следить и наблюдать. Но нельзя терять времени.

— Я еду немедленно! — воскликнула Шон.

— Лошадей! Лошадей! Лошадей! — завопила г-жа Дюбарри так, что легко разбудила бы весь дворец Спящей красавицы.

Жан и графиня прекрасно понимали, как им держаться по отношению к Андреа. Та хоть и не блистала, но привлекла внимание короля: значит, она опасна.

— Эта девчонка, — рассуждала графиня, ожидая, пока заложат лошадей, — не была бы настоящей провинциалкой, если бы не притащила с собой со своей голубятни какого-нибудь вздыхателя. Найдем его — и мигом под венец! Ничто не способно остудить пыл короля так, как брак между влюбленными из провинции.

— Напротив, черт возьми! — возразил Жан. — Этого делать не надо. По мнению его величества, это весьма по-христиански, а вам, графиня, известно лучше, чем кому бы то ни было, какой лакомый кусочек для него представляет молодая замужняя женщина. А вот девушка, имеющая любовника, вызовет у него гораздо больше неудовольствия. Карета готова, — добавил он.

Пожав руку Жану и поцеловав сестру, Шон бросилась к дверям.

— А вы не проводите ее, Жан? — удивилась графиня.

— Нет, я пойду своим путем, — ответил Жан. — Жди меня на улице Платриер, Шон. Я первый нанесу тебе визит в твоем новом жилище.

Когда Шон ушла, Жан опять сел за стол и проглотил третью чашку шоколада.

Прежде всего Шон поехала домой, где переоделась и приняла вид женщины из мещанского сословия. Оставшись довольна собой, она накинула на свои аристократические плечи жалкую накидку из черного шелка, послала за портшезом и через полчаса уже поднималась с м-ль Сильвией по крутой лестнице, ведшей на пятый этаж. Именно там и помещалась так счастливо снятая виконтом квартира. Оказавшись на площадке третьего этажа, Шон обернулась: за ней кто-то шел. Это была старуха хозяйка, которая жила во втором этаже; заслышав шум, она вышла и была очень удивлена, увидев у себя в доме двух молодых хорошеньких женщин. Она подняла кверху нахмуренное лицо и узрела две улыбающиеся физиономии.