В полночь в своем поместье.
«Любимая, был мне диковинный сон.
Какое таит он предвестье?
Мне снилось, будто мой добрый корабль
В челнок превратился малый,
Высохли весла, исчезли гребцы
И кормщик пропал удалый.
Мне снилось, будто я на мосту
Сброшен был скакуном
И конь одичалый умчался вдаль
За диким лесным табуном».
«Забудь свой сон, в душе не таи,
Супруг мой, напрасной тревоги!
Это к добру: землепашцы твои
Тебе привезут налоги».
Входит к Марстигу маленький паж,
Приносит ему известье:
«Посланец Эрика, короля,
Примчался к тебе в поместье».
Юный Марстиг покинул постель,
Оделся и вышел во двор,
Где ждал его королевский гонец,
Прискакавший во весь опор.
«Марстиг, тебя призывает король.
Скажу тебе, не обинуясь,
Ты должен отправиться сразу со мной,
Приказу его повинуясь».
Марстиг ответил: «Коль скоро ночным
Приездом твоим я разбужен,
Признайся по совести, маленький паж,
Зачем королю я нужен?»
«Какая стать мне Марстигу лгать?
Король послал меня с вестью.
Он тебя отправляет в поход,
Нести его знамя с честью».
Марстиг закутался в плащ меховой.
«Сон мой, как видно, в руку!
Пойти сказать фру Ингеборг
Про близкую разлуку!»
«Если конь, меня сбросив, бежал
За диким лесным табуном,
Сон предвещает мне гибель в бою
Вместе с моим скакуном».
«Умолкни, мой благородный супруг!
Внимая молитве усердной,
Святым крестом осенит, как щитом,
Тебя Христос милосердный».
Марстиг покинул поместье свое,
Надев боевой доспех.
В замке ждал его датский король,
Кутаясь в куний мех.
«Всегда, мой Марстиг, — молвил король,
Ты был у меня в чести.
Нынче в походе знамя свое
Тебе доверяю нести!»
«В походе, рискуя своей головой,
Я буду знамя нести.
Но честь прекрасной супруги моей
Ты должен беречь и блюсти!»
На эти слова, усмехнувшись в мех,
Король ответствовал датский:
«Я буду ее, как родную сестру,
Беречь и лелеять братски!
Не дам в обиду ее никому.
Ущерб ей грозит не боле,
Чем если бы ты находился в дому,
А не на бранном поле!»
Когда отправился Марстиг в поход,
Воинский долг соблюдая,
Печалилась горько фру Ингеборг,
Его жена молодая.
Велит немедля седлать коней
Эрик, король вероломный:
«В гости мы съездим к одной госпоже,
Прекрасной с виду и скромной».
Въезжает в поместье датский король,
Накинув плащ меховой,
Он входит в покой фру Ингеборг
По лестнице винтовой.
«Если желаешь ты стать моей,
Сшей мне из шелка сорочку!
Червонным золотом, Ингеборг,
Укрась ее оторочку».
«С узорчатой оторочкой, король,
Сорочки не жди расшивной,—
Сказала фру Ингеборг, — я не хочу
Стать мужу неверной женой!»
«Послушай, прекрасная Ингеборг,
Если полюбишь меня,
Я буду тебя любить и чтить
До последнего дня!»
«Датский король, с оторочкой златой
Тебе не сошью я сорочку!
Марстиг на палец надел мне кольцо,
На шею — златую цепочку.
Марстиг на палец надел мне кольцо,
На шею — златую цепочку.
Долгие ночи здесь коротать
Буду я в одиночку.
Когда снаряжался Марстиг в поход,
Ты лгал ему, Эрик Датский,
Что будешь меня, как родную сестру,
Беречь и лелеять братски!»
На ярый блеск восковых свечей
Глядела она с тоской
И горько рыдала, когда с королем
Вели ее в спальный покой.
На раннем закате, на поздней заре
Король зачастил к ней в поместье.
Ложе насильственно с ним делить
Ей мука была и бесчестье.
Юный Марстиг вернулся домой,
Закончив трудную сечу.
Из замка прекрасная Ингеборг
Не вышла мужу навстречу.
Марстиг поднялся в женский покой.
Смотрит он — что за диво?
С места фру Ингеборг не встает
Встретить мужа учтиво.
«Зачем прекрасная Ингеборг
Не поднялась мне навстречу? —
Задумался Марстиг. — На этот вопрос
Едва ли себе я отвечу!»
«Была я рыцарской честной женой,
Но мукой терзаюсь адской,
Затем, что стала, себе на позор,
Второй королевой датской.
Видеть сны в объятьях твоих
Не буду я, Марстиг, покуда
Своей рукой не убьешь короля,
Мне причинившего худо!
Не буду я спать и видеть сны
В кольце твоих белых рук,
Покуда не будет убит король,
Причинивший мне столько мук!»
В брони и кольчуги своих молодцов —
Народ могучий и бравый —
Марстиг одел и поехал на тинг,
Грозя королю расправой.
Старейших на тинге приветствовал он
И стал, опершись на меч:
«Король насильно мою жену
Заставил в постель с ним лечь!
Когда рисковал я жизнью в бою,
Вдали от супруги милой,
Дома сидел ты, датский король,
И взял жену мою силой!»
Датский король, закутавшись в мех,
На тинге сказал многолюдном:
«Добиться согласья супруги твоей
Было делом нетрудным».
Король с усмешкой, кутаясь в мех,
На тинге стоял многолюдном:
«Она в одночасье дала мне согласье,
И было оно обоюдным!»
Марстиг, лживому слову не рад,
Сказал: «В народе давно
Известно, что глум — бесчестью брат.
Они всегда заодно!
Силой взял ты мою жену,
Эрик, датский король!
Теперь заплатишь кровью своей
За нашу муку и боль».
Марстиг, шляпы коснувшись рукой,
Молвил мужам совета:
«Бросил вызов я королю.
Да будет вам памятно это!»
«Марстиг, если откажешься ты
От своих неразумных слов,
Замок с башней, лесами и пашней
Тебе подарить я готов».
«На что мне башни, леса и пашни,—
Марстиг сказал королю.—
Лучше бы ты не содеял зла
Той, кого я люблю!»
«Марстиг, не столь велика твоя прыть!
Гляжу на тебя без боязни.
Коли не хочешь мне другом быть,
Обойдусь без твоей приязни».
«Король, не столь велика моя прыть,
Однако и я не трус.
Что кровью обиду решил я смыть —
Себе намотай на ус!
Между оленем и ланью порой
Втесаться случается псу.
Может свалить большого коня
Малый пенек в лесу».
Фру Ингеборг велела прийти
Ранильду — сестрину сыну,—
Который не слишком усердно служил
Королю, своему господину.
С племянником — сестриным сыном —
вдвоем
Стали они совещаться,
Как заставить им короля
С жизнью своей распрощаться.
Назавтра, служа за столом королю,
Ранильд, паж немудрящий,
Стал дивиться, сколько сейчас
Оленей и ланей в чаще.
«Я место приметил! Поедем, король,
И сам убедишься ты, право,
Каких благородных животных полна
Зеленая эта дубрава!»
Датский король собирался на тинг —
Заняться делами державы.
В город Виборг лежал его путь,
Мимо зеленой дубравы.
«В городе Виборге мне, молодцы,
Ночлег приготовьте на славу!
Если Ранильд, мой паж, не соврал,
Я с ним поскачу в дубраву».
Эрик вперед послал молодцов,
А сам повернул на опушку.
Ему и не снилось, что паж норовит
Его заманить в ловушку.
В погоне за дичью замешкались так,
Что день померк уходящий.
Стал постепенно сгущаться мрак,
И ночь их застала в чаще.
Датский король побороть не мог
Возросшей тоски и тревоги.
Воскликнул он: «Помоги мне бог!
Во тьме я сбился с дороги».
Король огляделся — в густых кустах
Домик стоит недалече.
Хворост пылает в его очаге,
Горят восковые свечи.
Он обнял деву, открывшую дверь,
Охвачен душевной смутой,
И стала она казаться ему
Желанней с каждой минутой.
Он обнял деву, открывшую дверь.
Глаза ее дивно блестели.
Король сказал ей: «Сегодня со мной
Уснешь ты в одной постели!»
В ответ услышал он сладостный смех,
Глаза излучали сиянье.
«Эрик Датский, сперва расскажи
О своем последнем деянье!»
«Коль скоро дано тебе это знать,
Ты можешь провидеть и дальше!
Долго ли жить мне осталось, ответь,
Прекрасная дева, без фальши!»
Пленителен был ее сладостный смех,
Темна и загадочна речь:
«Спроси про это железный крючок,
На котором подвешен твой меч».
Исчезла, растаяла женская стать,
И свечи, и хворост горящий.
В объятьях пытаясь ее удержать,
Очнулся он в сумрачной чаще.
Сказал ему Ранильд: «Мой господин,
Замешкались мы допоздна.
Нам из лесу выбраться нужно скорей,
Доколе светит луна.
За рощей зеленой лежит городок,
В лунном сиянье спящий.
Король мой, туда утомленный ездок
Легко доскачет из чащи.
Мы поедем с тобой не спеша,
Покуда луна еще светит,
И ни одна живая душа
Нас в пути не приметит».
Эрик Датский поверил пажу.
Хлестнув коня по крупу,
За Ранильдом юным, в сиянье лунном,
Король поскакал к Финдерупу.
Свечи и плошки погасли в домах.
Не знал человек ни один,
Что Ранильд привел короля впотьмах
В чей-то пустой овин.
Нашедшему здесь приют королю
В ум не могло и впасть,
Какая до наступленья дня
Ему уготована часть.
«Ранильд, покрепче дверь затвори,
Если служишь мне честно.
Слово Марстига до зари
Помнить было б уместно!»
«Марстиг, мой родич, несдержан в речах.
Он хоть кого озадачит!
Угроза, что выкрикнул он вгорячах,
Поверь, ничего не значит!
Чибис, малый свой дом сторожа,
Кружит не над кочкой единой.
Он машет крылами, гнездом дорожа,
Над всей большой луговиной».
За дверью никто, затаивши дух,
Не прятался ночью темной:
Там попросту выложил знак из двух
Соломинок паж вероломный.
Как только приезжие спать улеглись.
Тотчас на крестьянский двор
Посланцы прекрасной фру Ингеборг
Примчались во весь опор.
В дверь овина ударили вдруг
Тяжелые копья и пики.
«Эрик, датский король, отвори!» —
Послышались грозные крики.
Ранильд откликнулся: «Кто вам налгал,
Будто король — в овине?»
Он сеном забрасывать стал короля.
«Здесь Эрика нет и в помине!»
Соломой и сеном его закидал,
А когда ворвались в гуменник,
В сторону, где был спрятан король,
Кивнул головой изменник!
Ранильд мечом ударял спрохвала
По бревнам и доскам овина.
Так защищал отъявленный плут
Жизнь своего господина.
«Кто в город Виборг поскачет —
Проводить королевский труп?
Кто в Скандерборг — поведать
Королеве про Финдеруп?»
В город Виборг не едет
Никто — проводить мертвеца.
Худую весть королеве
Поведать — шлют молодца.
Незачем было за словом в карман
Пажу разбитному лезть.
Он, не вводя королеву в обман,
Ей передал скорбную весть:
«Пурпур надев, ты сидишь за столом,
Королева, с придворными вкупе,
А Эрик, наш молодой король,
Ночью убит в Финдерупе».
«Покуда, гонец, не придет мне конец,
За скорбное это известье
Будешь пиво, мед и харчи круглый год
Получать у меня в поместье!»
«Под правую руку покойному меч
Воткнули, и вышел он слева.
Теперь как зеницу ока беречь
Ты сына должна, королева!
Под левым плечом пронзили мечом,
Из тела торчал он справа.
Печали и гнева теперь полна
Датская наша держава».
Храбрый Марстиг мешкать не стал
У королевского трупа:
Убил короля и в Скандерборг
Помчался из Финдерупа.
Вдаль королева с башни глядит:
«Чему мы обязаны честью?
Гость нежданный, король самозваный
К нашему скачет поместью».
«Меня самозванцем, глумясь, не зови:
Есть король настоящий —
Ове, наместник, твой прелестник,
В твоих объятьях спящий!
Слезы не прольешь ты на гроб короля.
Не быть горемычной вдовой
Тебе, покуда на свете для блуда
Остался Ове живой!»
Воскликнул герцог Кристоффер,
Одетый в пурпур юнец:
«Худой привез ты мне выкуп
За то, что убит мой отец!
Коль скоро надену корону,—
Силясь гнев превозмочь,
Сказал он, — тебя, по закону,
Заставлю убраться прочь!»
«Когда я взойду на свою ладью
И велю швартовы отдать,
Многие вдовы в датском краю
Будут горько рыдать.
Если в изгнании буду я жить,
То Дании — вот тебе слово! —
Придется в будни меня кормить
И в день рождества Христова».
Марстиг, покинув Скандерборг,
Хлестнул коня по крупу
И, поспешая к фру Ингеборг,
Погнал его к Меллерупу.
Когда на высоком своем коне
Он подъезжал к поместью,
Прекрасная Ингеборг у ворот
Мужа встретила с честью.
Крепко обнял Марстиг жену.
От сердца у ней отлегло,
Когда он сказал; «Я убил короля,
Тебе причинившего зло!
Желаешь ты быть горемычной женой,
За мужем идущей в изгнанье,
Или желаешь наложницей стать,
Носящей постыдное званье?»
«Я не желаю наложницей стать,
Носящей постыдное званье.
Быть предпочту я честной женой,
За мужем идущей в изгнанье».
Облюбовал себе остров Хьельм
Марстиг, чтоб там поселиться.
У многих — по совести нужно сказать! —
Бледнели от этого лица.
На острове Хьельме он крепость воздвиг.
Никто ему не был страшен.
Замок сиял над стеной крепостной
И зубцами дозорных башен.
Марстиг не ставил ни в грош стреломет,
Из камня была твердыни стена,
И башни — до самых верхушек.
Крестьянин сеял в поле зерно,
Говоря: «Спаси нас бог!» —
И в сторону острова Хьельма глядел,
У которого вырос рог.
Всю мощь обрушил на остров Хьельм
Король в своей гордыне.
Себе в досаду повел он осаду,
Так и не взяв твердыни.
